…Нимант, Нован, Персонн

Они смотрят. Я – нет. Ем-жую-пью-глотаю -и рот утираю. Что-то в этом есть напоминающее о давно прошедших временах. О давно прошедших временах? Возможно, воображение опять забавляется, подсовывая мне фальшивые отпечатки памяти, в которых отсутствуют некоторые атрибуты: детский стульчик, слюнявчик на шее, сопли из носа или размазанная вокруг рта пища. Отчего и тому и другому не присутствовать на лице одновременно? Может быть, всё так и было, только вот ложку тогда мне, скорее всего, не доверяли. Выходит, теперь доверия стало больше или это очередная уловка? Наверное, стоит обдумать… Не теперь, не теперь. Теперь пора работать. Работе время, обеду – час. Многовато! Полчаса? На всё, про всё двадцать две минуты (с передыхом). Отличный результат: тридцать восемь минут прибавим к рабочему времени – неплохо, неплохо. Они смотрят. Я – нет. Нельзя дать им понять, что я догадываюсь об их присутствии. Ухожу, никуда не торопясь, в движениях не суетясь. Они ничего не говорят, молча провожают меня взглядом. Иногда я слышу, как они начинают шушукаться. Или мне это только кажется? Разве они не могут шушукаться? Отчего, могут, но только всегда дожидаются момента, пока плотно не закрываю за собой дверь. Дверь в мою комнату.

Здесь – тишина. Слишком громко сказано. Что я несу? Никогда не слышал тишину в её классическом виде. Всегда, всегда что-то скребется, урчит, постукивает, капает, катается, льется, клаксонит, хлюпает, звенит, цокает, хлопает, тикает, пиликает, гремит, кричит, ревет… Был один – всё хотел выяснить: как ТАМ обстоят дела с тишиной. Понимаете? Оказалось, едва ли не хуже, чем здесь. Вот так-то! Тамошние жители такие бесцеремонные, а эти, можно сказать, ещё прилично ведут себя. Почти не мешают. Уходят беззвучно, приходят тоже. Приходят вдвоем. Бывают ли они здесь порознь? Возможно, возможно, но я в этом сильно сомневаюсь. Всегда вдвоем, точно два небезызвестных близнеца-грека… Наверное, лучше будет сравнить их с сиамскими близнецами: эти уж точно никогда не разлучаются друг с другом. Даже когда не спеша входят в моё жилище. Разве у них есть ключ от входной двери? Ещё бы не было… Но зачем, зачем он им? Как там, в старинных готических романах: вплывают с дуновением ветра, через замочную скважину, выдавливаются из глади стен, спускаются вниз с потолков? Какая жуткая, дремучая чушь! Только, тогда вопрос: откуда они взялись? Ведь я знаю, что они здесь, пускай не подаю вида, но – знаю, знаю… Кто им вручил ключ, неужели я? Не помню, не помню, но если не я, тогда кто? Странный, глупый, никчемный вопрос. Я не могу долго задумываться над вопросами, которые, в общем-то, не особо волнуют меня, ибо время их миновало (я о вопросах разумеется). Итак, они здесь, они приходят, когда захотят. Возможно, никаких ключей у них нет. Как они попадают сюда – я не знаю. Мне это не важно. Многие, слишком многие появляются непонятно откуда, исчезая неясно куда. Некоторые остаются. Зачем – пойму позже. Вот и эти двое… Кто они – не знаю. Для чего приходят – тоже, по крайней мере, пока. Задача их невероятно проста: снабдить меня пищей, не дать – так сказать – «скопытиться». Кем поставлена столь благородная задача? Не знаю, может быть, мною… Зачем мне есть? Чтобы быть как все, как все. (Наверное мне многое чудится…) Или это их врожденный инстинкт? Откуда они? Не знаю. Мы с ними знакомы? Не припоминаю, только, кажется: они неплохо знают меня. Думаю, здесь таится какой-то подвох. В чем подвох? Не знаю, могу только предположить. Кто они – для меня остается загадкой, неразрешимым ребусом, таинственной головоломкой. Да не очень-то я ломаю над этим голову. Вспомню после, после…

Память моя чудесным образом устроена. Помню все, когда-либо виденное (пускай даже в воображении): предметы, людей, какие-то вещи, но никак не могу нащупать нить, чтобы связать их с собой; определить, наконец: отчего они мне знакомы; понять: что значат они для меня. Думаете, я немного не в своем уме? Но разве я сумасшедший? О, нет, нет, ни сколько. Мне известно назначение всех виденных вещей, предметов, людей (людей конечно в гораздо гораздо меньшей степени), но от меня загадочным образом ускользает понимание их связи со мной, их зависимость от меня. Так же не могу я понять и свою зависимость от них. Напрашивается вопрос: есть ли она, эта зависимость? О, вот тут я не могу утверждать однозначно. Иногда кажется: да-да, конечно, разумеется, непременно есть; однако, вскоре, уже начинает мниться, что нет её… да и не было никогда. Или, всё же, была?

Вот ручка, которой сейчас пишу – отличный пример. Я, разумеется, понимаю: ручка нужна, чтобы писать. А ведь ещё можно её заострённым, наподобие иглы, кончиком нажимать на “утопленные” в поверхность – все равно какую – кнопочки, до которых не добраться ни пальцем, ни отросшим ногтем, ни даже углом линейки. Только надо не замарать эти кнопочки чернилами! Можно ещё корябать кончиком этим в неглубоких выемках, выколупывая оттуда что угодно: от комочка грязи, до… да мало ли чего «до». Но ещё более функционален обратный, удлиненный, удобно закругленный, достаточно узкий конец этой самой ручки. Им можно постукивать по столу, ладони, лбу, ковырять в ухе, почесывать затылок, шею и верхушку головы, обдумывая мысль; им можно нажимать клавиши на компьютере, но я уже так не делаю (потому как давно не пользуюсь компьютером); этим упомянутым обратным концом ручки, можно делать глубокие узкие ямки в горшке с цветком; им можно зондировать всевозможные отверстия, в которые сможет войти этот узкий, удлиненный, удобный конец. Думаете, я начал валять дурака, придумывать разную чепуху? Тогда признаюсь: бывало, я подобным образом и поступал (само собой в качестве эксперимента). Но не более одного раза! Может быть двух…

Всё это, разумеется, понятно, используемо и хорошо, но вот откуда взялась эта ручка, почему она оказалась у меня, и как долго она здесь пробудет – неразрешимая, неразрешимая загадка. Так ли она неразрешима? Не знаю, не знаю. Пока эти вопросы заводят меня в тупик. Может кому-то они покажутся смехотворными, пустыми, но только не для меня. Не скажу, будто вопросы эти тревожат постоянно. Это было бы неправда. Но, когда они приходят, тотчас овладевают моим разумом на какое-то время, мучат, ослепляют мой мозг своим сиянием, а потом – как ни в чем не бывало – уходят, пропадают, оставляя меня в недоумении, без ответа, без всякого намека на ответ, ожидать их нового, и нового, и нового, и нового, и ново… возвращения. Ни дать, ни взять – приливы и отливы. Только где их луна?

А ещё, иногда, мне приходит в голову мысль: если эти – мучающие меня, время от времени – вопросы наваливаются прямо вот здесь, то через некоторое время, за счет округлости земли, сила инерции должна отнести их куда-то туда, где сейчас плещутся ответы на них. Соответственно, волна, состоящая из всех этих вопросов, выдавит волну, состоящую из ответов на них, и она помчится сюда, ко мне, плавно огибая округлости земли (сколько их там существует), торопясь донестись до этого вот сознания, заключенного в этот вот мозг. Может, всё так и происходит: ответы добираются до меня, но я к тому времени отвлекаюсь на какие-то безделицы, и они напрасно плещут, стучат о мою голову, занятую в этот момент какой-нибудь ерундой. А потом (к поздней ночи или рассветному утру, или к восхитительному восходу) их относит та, обратная волна вопросов, которая поспевает к тому времени, и этот вот мозг вновь и вновь подвергается мощному давлению накатывающих, напирающих вопросительных волн…

Ладно, пока упомянутые измышления, вновь нахлынувшие под явным влиянием невидимых, мощных полей непознанной планеты, не завели меня в тупик, совершу маневр отступления на исходные позиции. Туда, где я пишу и отправляю записи в ящик стола, в котором они исчезают.

Важно знать два момента:

а) записи никто не забирает.

Куда же они деваются?

– Злоумышленник (или их несколько?) действуют весьма и весьма осмотрительно и осторожно. Очевидный факт!

б) они исчезают безвозвратно.

Вопрос тот же.

– Злоумышленники (или он один?) не найдены, но улики – косвенные, ненадежные, пустые – присутствуют. По крайней мере, мне так кажется, но я не сыщик, и мнение моё может быть ошибочно, и (что ещё хуже) предвзято.

Итак, будем стараться действовать по порядку. Порядок, безусловно, важен: без него нет метода, а без метода трудно рассчитывать на успех, ибо неминуемо попадем в хаос всевозможных случайностей, которыми кишит поток времени. Этим случайностям, мельчайностям и пустяшностям ничего не стоит запутать несведущего, увести в сторону, даже пустить по ложной дорожке, ведущей, так сказать, в никуда. Да и упомянутое выше время, несомненно, может сбить с толку, отвлечь от пути, ведущего к разгадке, но об этом позже, позже, в свой час, если хватит времени. Именно такие – как покажется многим – безобиднейшие каламбуры, и есть настоящие ловушки. Стоит только призадуматься, погрузиться в их бессмысленный, якобы, смысл, и – пропал, совсем пропал. Думаете: шучу-потешаюсь, от безделья маюсь? Как бы не так! Вот некто утверждал: всё, что скажет следующий, будет ложным. Следующий ответил: сказанное прежним – истинно. Каково? Или ещё: всякое море мокро, стало быть, всё, что ни мокро не может быть морем. А вот так: один врун сказал: все вруны врут. Не видно подвоха? Кажется, вполне справедливо и ничего не выдумано об этих злых и ленивых утробах? Стоп! Не станем забираться в инвенционные дебри философии и риторики, дабы не увязнуть в их зыбкой трясине. Прочь, прочь. Дальше, дальше, дальше…

Исходя из п.1 описания действий предполагаемых злоумышленника(ов), следует: пропавшее никто не забирал! Возникает недоумение, но, продолжая дотошно разбирать этот пункт, зададимся вопросом: а возможно чему-либо пропасть, если никто это не забирал? Ответ “да” приемлем, к сожалению, в 50% случаев, в остальных 50% ответ будет “нет”. Непременно нужно добавить: такие приблизительные данные уместны в разборе отвлеченного примера; в каждом конкретном происшествии процентные соотношения могут изменяться, укрупняя (или уменьшая) цифры с правой, и, соответственно, уменьшая (или укрупняя) цифры с левой стороны от разделяющей их наклонной черты, либо обычного предлога «против». Единственным ограничением во взвешивании вероятностей, является то, что ни правая, ни левая стороны допустимостей не могут принять значение ни «100», ни «0». Стремиться, конечно же, могут, но достигнуть – нет.

В моем случае, я бы так выставил эту шкалу: 0,1% («да») против 99,9% («нет»). И я вправе настаивать на подобном соотношении вероятности, потому как неоднократно подвергал тщательному осмотру три из четырех ящиков стола (три сбоку: один над другим, и один широкий, под столешницей, который я не могу открыть уже долгие годы), мало того – всю комнату, где стоит мой непростой стол.

Эта комната вполне обычна: длина её составляет десять локтей, ширина её составляет шесть локтей, высота её составляет пять локтей; пол её из лакированного дерева, стены её и потолок её выкрашены в белый цвет. В комнате, кроме стола, находятся: 2 стула, 1 табурет, 1 диван, с продавленной средней частью, 1 стеллаж, на полках которого, помимо книг, компьютерного монитора и объемного телевизора (которые я не включаю) – разное домашнее барахло. Только записей моих там нет! Я возобновлял поиски неоднократно, всякий раз, когда отправлял в ящик стола (верхний или средний – не помню) очередную стопку исписанных листков, но обнаруживал (вновь и вновь) пропажу предыдущей партии записей. Никаких удовлетворительных результатов поиски мои никогда не приносили. Все усилия мои в этом направлении были тщетны.

Скажу по секрету: записи не просто пропадают – их тибрят, умыкают наглым образом, прямо у меня из-под носа. Надо признать: злодейство творится филигранно, нагло и дерзко. Я не догадываюсь, как совершается гнусное воровство. Оба ящика пусты! Ну, надо признать, не совсем пусты – какая-то дребедень все же в них есть, но только нет записей, которые я доверчиво вложил прежде. Записей моих нет, но я, с упрямством осла, продолжаю опускать в один из них – средний или верхний (нижний забит всякой мелочью, всякой ерундой, которая никуда не исчезает) – очередную стопку исписанных листков. Там они неизменно и безвозвратно пропадают. Я замечаю их исчезновение лишь когда, через определенное время, выдвигаю один за другим оба ящика, чтобы вложить туда новые записи, но старых там не нахожу.