Нимфа

— Я уж скорее соглашусь проиграть спор, чем стану любоваться вами без одежды. Более того, я готова уступить вам победу только за то, чтобы больше никогда вас не видеть. А сейчас я спущусь в контору Ричарда Тоттла и осмотрюсь там, пока вы закончите здесь.

— Мне бы не хотелось, чтобы потом говорили, будто я выгнал женщину из такой спальни, как эта, — сказал Криспин до отвращения галантно. — Лучше я пойду вниз, а вы оставайтесь и беспрепятственно рассматривайте картины. Кстати, при некоторой тренировке вы, без сомнения, сможете освоить эту позу с лебедем.

Дверь за ним закрылась, прежде чем Софи успела сказать, что он самый ужасный, мерзкий и отвратительный червь во всем Лондоне, во всей Англии, в целом свете. С десяток еще более нелицеприятных эпитетов теснились у нее в мозгу и были готовы сорваться с уст, но Софи заставила себя сосредоточиться на том деле, из-за которого пришла сюда. Она сразу же наткнулась на связку любовных писем, которые не успел забрать Криспин, развязала ее и принялась читать. Они больше напоминали подборку кратких записок, которыми обменивались двое, живущие под одной крышей, когда кто-то из них отсутствовал. Половина писем, обмотанных серебристым шнурком, была подписана: «Твой навеки любящий Дики». Наверное, это уменьшительное имя Ричарда Тоттла. Вторая половина, с золотистым шнурком, заканчивалась словами: «Тысяча поцелуев от твоей дорогой куколки». Прочитав это приветствие в четырнадцатый раз, Софи застонала: никакой информации из писем любовницы убитого почерпнуть было невозможно. И потом, как узнать, от какой именно «куколки», каковых в Лондоне сотни, Ричарду Тоттлу полагалась тысяча поцелуев? И почему только она не подписывалась нормальным именем! Софи в задумчивости мерила шагами комнату, размахивая открытым письмом, когда дверь распахнулась и на пороге появился человек.

— Констебль, мисс, — мрачно представился он и взял ее под локоть. — Пройдемте со мной, мисс. Вы арестованы.

Глава 6

Констеблю пришлось тащить Софи вниз по лестнице. Она была так ошеломлена, что не могла ни сопротивляться, ни даже вымолвить хоть слово. Впрочем, это его вполне устраивало. Добравшись вместе с ней до площадки, где находилась контора, констебль просунул голову в дверь и сказал:

— Я отвезу горничную в Ньюгейт для допроса.

Тучный человек отделился от группы полицейских, которые перебирали кипы бумаг в конторе, и подошел к нему поближе.

— А она лакомый кусочек, — близоруко прищурился он на Софи. — Почему бы нам не допросить ее прямо здесь?

При этих словах Софи сделала попытку дернуться в сторону, но констебль лишь сильнее сжал ее руку.

— У меня приказ, — сказал он напарнику. — Мне велено доставить всех возможных свидетелей в тюрьму для допроса. Я не хочу неприятностей.

Толстяк не удостоил его даже взгляда. Он пожирал глазами Софи, то и дело сладострастно облизывая губы.

— Ладно, — кивнул он наконец и стукнул себя кулаком в живот. — Но не забудь оставить что-нибудь и для нас. Если захочешь сам полакомиться таким великолепным блюдом и обожрешься, потом будет худо.

Констебль усмехнулся и потащил свою пленницу вниз по лестнице. Не успела дверь с надписью «Ричард Тоттл, эсквайр, королевский печатник» захлопнуться, как Софи яростно процедила сквозь зубы:

— Какого черта вы себе позволяете?

— Я позволяю себе спасти вашу жизнь. — Из-под высокой черной шляпы констебля раздался знакомый голос Криспина, однако руки ее он не выпустил. — Дело в том, что последняя запись в приходно-расходной книге Ричарда Тоттла свидетельствует о получении тысячи двухсот фунтов от Софи Чампьон «за сведения». И еще, если верить тому, что говорили констебли при обыске конторы, кто-то нашел обрывок долговой расписки на эту сумму, подписанной вами, в кошельке Ричарда Тотгла. Я узнал, что к вам домой уже отправлены люди, чтобы произвести арест. И если вы не хотите, чтобы вас схватил этот очаровательный, истосковавшийся по женской ласке джентльмен, в ваших интересах уйти отсюда тихо и быстро.

— Вы хотите сказать, что в книге Тоттла есть запись о получении от меня денег? — переспросила Софи, внимание которой осталось прикованным к первой части его сообщения.

— Учитывая вашу ограниченную способность делать умозаключения самостоятельно, готов повторить, что так и есть, — ответил Криспин, сажая ее впереди себя на лошадь.

— Учитывая ваше обыкновение игнорировать законы, существующие в цивилизованном обществе, могу заметить, что вам бы следовало уяснить: силой вынуждать женщину следовать за собой, сажать ее против воли на лошадь и поминутно оскорблять недопустимо. Я требую, чтобы вы немедленно помогли мне слезть. У меня есть своя лошадь.

— Прекрасно, — сказал Криспин и крепче обхватил ее рукой за талию. — Оставив вашу лошадь здесь, мы подадим констеблям идею поискать вас поблизости, и у вас будет время уехать подальше от Лондона. — С этими словами Криспин снял дурацкую черную шляпу, которой воспользовался в кабинете Тоттла, когда услышал шаги полицейских, спрятал ее под седло и, цокнув языком, тронул лошадь.

— Что вы имеете в виду, говоря «уехать подальше от Лондона»? — повернулась к нему Софи. — Как я могу быть уверена в том, что действительно существует ордер на мой арест? Или в том, что это не вы внесли запись в книгу Тоттла, когда осматривали его кабинет? Или в том, что это не вы подложили ему в кошелек обрывок расписки, когда подошли к трупу в клубе? Может быть, все это лишь ваши ухищрения, чтобы бросить на меня тень подозрения и выиграть спор?

— Я джентльмен, — отозвался он со снисходительной усмешкой, которая косвенно ставила под сомнение ее собственное благородное происхождение. — И если я позволил себе разлить чернила на последнюю страницу бухгалтерской книги Тоттла, то лишь для того, чтобы несколько усложнить работу констеблей.

— Зачем вы это сделали? — простодушно поинтересовалась Софи, и Криспин смутился, поскольку никогда прежде не видел подобного выражения на ее лице.

— Мне бы не хотелось, чтобы обо мне говорили, что я выиграл спор нечестным путем, — ускользнул он от прямого ответа. — Однако вам все же придется покинуть Лондон.

— Я этого не сделаю, — возразила Софи.

— Но домой по крайней мере вы согласны не возвращаться? устало вздохнул он. — Вы можете пожить где-нибудь в другом месте?

Софи прищурилась, и едва забрезжившая в ее сознании мысль, что, возможно, ее недруг не так уж отвратителен, мгновенно и бесследно улетучилась.

— Надеюсь, вы не предполагаете, что я поселюсь в вашем доме?

— Не думайте, что я соглашусь на это, — в тон ей ответил Криспин. — Нет, я подумал о доме своего друга. Он владеет множеством домов в Лондоне и, без сомнения, согласится приютить вас.

— У меня самой достаточно друзей, — высокомерно отозвалась она.

— Друзей, которых вы готовы сослать на галеры за укрывательство беглого преступника?

— Нет, — вынуждена была признаться Софи. — А как же ваш друг?

— Когда-то я спас Лоуренсу жизнь, и он у меня в долгу. К тому же у него богатый опыт держаться в стороне от властей и избегать с ними конфликтов.

— У него есть свой повар? Хороший повар? — задумчиво поинтересовалась она.

Криспин готов был уже сказать: «Разумеется, не такой роскошный, как ваш», но передумал. Ему не хотелось, чтобы она догадалась, что он наводил о ней справки.

— Да, лучший в городе.

— Хорошо, я согласна, — просветлела Софи. — Но на положении пленницы я жить не собираюсь.

Криспин должен был бы вздохнуть с облегчением, но вдруг почувствовал странную тяжесть на сердце при мысли о том, что оставит Софи наедине с Лоуренсом. Криспин пытался убедить себя, что это вовсе не ревность, и старался избавиться от этого ощущения, потому что уже много лет назад на собственном опыте убедился в том, что ревность ослабляет человека. И дело не в том, что Софи Чампьон нельзя было назвать самой неотразимой женщиной, которую ему когда-либо приходилось видеть. И не в том, что они с Лоуренсом раньше часто забавлялись, соблазняя подружек друг друга. И не в том, что лорд Пикеринг считался одним из самых соблазнительных и куртуазных мужчин Англии. Криспин тщательно проанализировал сомнения, будоражившие его сознание, и, найдя решение проблемы, испытал огромное облегчение. Суть дела заключалась вовсе не в Софи и не в Лоуренсе. У него пересохло во рту и сдавило грудь попросту от жажды. А то, что его жажда усилилась многократно, когда он случайно взглянул на затылок Софи и в глаза ему ударил сноп красных искр — отблеск ее волос в лунном свете, — ничего не значило. Криспин где-то читал, что рубиновый блеск вызывает у мужчин жажду.