Нина – девочка Шестой Луны

Она положила шар и, взяв в руки тетрадь, вновь полистала ее, но из написанного ничего не поняла. Она встала, спрятала оба предмета в шкаф и пошла принимать душ.

В 8 часов был накрыт завтрак в Апельсиновом Зале, где господствовал огромный портрет бабушки Эспасии. Красивой женщины с нежной улыбкой, бирюзовыми глазами и волосами черными как смоль, одетой в платье цвета моря.

На раме внизу была позолоченная пластинка, на которой значилось ее полное имя: «Княгиня Мария Луиса Эспасия Де Ригейра».

Нина стояла и зачарованно смотрела на картину, пока вдруг не обнаружила, что бабушка держит в руках шар. Точно такой же шар из прозрачного стекла, как найденный ею вчера вечером в ящике деда Миши! Нина застыла с раскрытым ртом.

Сколько раз она видела портрет и ни разу не замечала этой детали! «Шар… бабушка… картина. Ведь это должно иметь какой-то смысл?» – думала она, склонясь над чашкой чая.

Внезапно словно молния блеснула в ясном небе, и она услышала удар: одно из оконных стекол разлетелось вдребезги. На пол упал камень, обернутый двумя листочками бумаги.

На одном она прочитала послание, написанное крупными буквами: «ТЫ КОНЧИШЬ ТАК ЖЕ, КАК ТВОЙ ДЕД». Подписано – К. Второй лист был страницей, вырванной из какой-то книжки Бирова.

У Нины перехватило дыхание: «Он здесь, этот К. Но кто он? И эта страничка из Бирова. Она из моей книжки, я узнала свои пометки. Ну конечно, это страница из «Затерянных миров», которую я читала в Мадриде. Значит, мои книжки действительно украдены. Проклятые воры! Но зачем?!»

Мысли в голове путались. Она перечитала два листка бумаги, стараясь сконцентрироваться, чтобы понять суть происходящего. Кто-то завладел ее книгами в аэропорту и, возможно, хочет причинить ей зло. Значит, она в опасности. Может быть… нет, это невероятно… может, дедушка умер не своей смертью? Может, его убили? Но кто? И почему? Сотни вопросов заполонили голову, сводя ее с ума. Может, надо рассказать все Любе? Она взрослая и поможет разобраться. Нет, Люба не поймет. Это касается только ее, внучки Миши, и ей самой предстоит с этим справиться.

Нина выглянула в окно и на другой стороне канала опять увидела мерзких близнецов: они смеялись, строили рожи, девчонка с длинными черными косами вырывала из книжки страницы и бросала вверх, а мальчишка в фиолетовом берете держал под мышкой другие книжки, которые ожидала та же участь. Оба были одеты в прежние курточки с буквой К на груди.

– Воры! Воры! Воры! Отдайте мои книжки! – закричала Нина во все горло в разбитое окно.

Карло, возившийся у высокой магнолии, увидел эту картину и побежал к близнецам с палкой в руке. Куда там, плутов как ветром сдуло. Красавчик, поднявшись на задние лапы, толкал калитку, нервно рыча.

– Не беспокойтесь, синьорина Нина, это всего лишь маленькие хулиганы. В следующий раз я задам им хорошую трепку. Сейчас я заменю стекло в окне, а вас прошу ничего не трогать, а то порежетесь! – крикнул ей с улицы садовник.

– А кто они?

– Алвиз и Барбесса, брат и сестра, близняшки. Здесь, на острове Джудекка, их все знают, они плохие ребята и всегда безобразничают. Травят собак и кошек, бросаются камнями в людей. Иногда одни, иногда в компании с другими детьми, очень странными. Все они круглые сироты, – рассказал Карло.

– Сироты? – воскликнула Нина. – Выходит, здесь есть дети, у которых нет родителей?

– Есть, их около десятка, и живут они в сиротском приюте в старинном дворце рядом с площадью Сан-Марко, где один синьор, мне кажется, князь, заботится об их воспитании. Не знаю, как его зовут. Во всяком случае, вы не должны их бояться. Они вас обижают, потому что вы для них новенькая. Забудьте о них.

Двое сирот, воспитываемых таинственным князем, угрожали ей. Но почему? Этому она не могла найти объяснения. Нина поднялась в комнату, спрятала в шкаф смятые странички, в которые был завернут камень, брошенный Алвизом и Барбессой, надела строгий костюм для похорон и спустилась на нижний этаж, где ее уже ждала Люба.

– Пойдем в Каминный Зал, я расскажу тебе, как умер твой дедушка, – серьезно сказала няня. – Было десять вечера. Я была уже в постели, когда услышала крик, доносившийся из этой комнаты. Я бросилась сюда и, когда вбежала, увидела профессора Мишу, лежащего на полу, без сознания, с закрытыми глазами. В руках он сжимал вот этот предмет.

Люба протянула ей маленький золотой жезл, верхнюю часть которого венчала голова какой-то странной птицы с двумя красными камнями вместо глаз.

На рукоятке были нанесены надписи на непонятном языке.

– Сначала я попыталась привести его в чувство, но мне это не удалось, – продолжала Люба. – Тогда я вызвала врача. Когда он пришел, ему оставалось лишь констатировать смерть от инфаркта. Я была потрясена, я ничего не понимала. Ты же хорошо знаешь, что у твоего дедушки было здоровое сердце. Он превосходно себя чувствовал и не жаловался на здоровье. Но врач объяснил мне, что в таком возрасте инфаркт случается часто. Я считаю, Нина, будет правильно, если ты возьмешь эту вещь себе. Я не знаю, что это такое, но профессор все время носил ее в кармане. Ах да, чуть не забыла. Рядом с этим жезлом лежало письмо для тебя. Думаю, он написал его незадолго до смерти.

Она протянула Нине конверт, который та поспешила открыть.

Текст был краток:

Моей обожаемой внучке Ниночке:

«В словах, в мыслях, в цветах, в звуках, в числах – начало мироздания.

Не позволяй Тьме поглотить Свет.

Забудь о Времени и лети».

21.30, 2 июня, Каминный Зал.

1004104

Дед Миша

Нина пребывала в растерянности, написанное поразило ее. И эти значки… эти странные символы рядом с подписью очень походили на виденные в черной тетради деда… Она сложила письмо и не говоря ни слова спрятала в карман.

– Может, он написал тебе что-то, чего ты не понимаешь? – спросила Люба с участием.

– Нет, Безе, все в порядке, извини, я не могу прочитать его тебе, оно очень личное.

– Хорошо, держи свои секреты при себе. – Люба опустила глаза и тихим голосом напомнила ей, что в шесть вечера должен прийти нотариус, чтобы зачитать завещание.

В 15.30 состоялась похоронная церемония на кладбище венецианского острова Сан-Микеле в присутствии немногих самых близких друзей деда Миши.

Нине очень хотелось поплакать в плечо папе или маме, но они так и не смогли прибыть на похороны.

Как оказалось, в завещании профессор пожелал, чтобы никто из членов семьи не видел его мертвым, поэтому по распоряжению нотариуса врач закрыл гроб еще до начала церемонии. Нине оставалось только положить на гроб белую лилию, дав самой себе клятву не забывать о любимом дедушке до конца своих дней.