Нина. Книга 1. Проклятый дар

Однажды они вдвоем прогуливались по улочкам своего района, едва заполненными людьми в рабочие часы. Внимание Нины привлек телевизионный экран на витрине магазина электроники, по которому транслировали танцевальную передачу. Изящная гибкая балерина, обтянутая в лосины, с легкостью выделывала па и кружила по сцене, точно в невесомости. Лили тотчас же заметила неподдельный интерес дочурки, которая буквально прилипла к стеклу.

За поздним ужином, когда Нина уже крепко спала, Лили начала обсуждение с мужем.

– Лили, я понимаю твое желание, но как бы мы не сделали хуже, – говорил Франк.

– Но она так хочет танцевать! Ты бы видел! Сегодня в парке она даже пыталась кружить, как балерина! – умоляла Лили.

– Иногда в порыве сделать, как лучше, мы забываемся и не принимаем во внимание все факты. Милая, она болеет. И болеет серьезно. Это не пройдет в один день лишь потому, что мы так сильно этого хотим. Нам следует быть аккуратными.

– Я понимаю, – Лили почти плакала. – Просто она была так счастлива в тот момент, и эти моменты так редки!

– Тем не менее, отдать ее в танцевальный кружок может повлечь непоправимые последствия, – голос Франка был как всегда мягок, – такие заболевания делают из людей социальных изгоев. Ей комфортно одной. Ей комфортно с нами, потому что мы с ней всегда. Но там совершенно чужие люди, это будет стрессом для нее.

– Я не хочу, чтобы она всю жизнь провела в изоляции от людей!

– Я тоже не хочу. Мы подготовим ее. Сейчас просто не время.

Врачи полностью поддерживали Франка. Социальная адаптация Нины проходила медленно. Она не общалась с детьми на площадке, с трудом выдерживала наблюдения педиатра в детской комнате больницы, а если Лили просили оставить ее с врачом наедине, Нина просто замыкалась и не реагировала ни на какие попытки врачей завязать с ней контакт. Когда Лили предложила определить Нину в школу развития для детей-аутистов, которые как нельзя лучше подошли бы для первых шагов социализации, и где Лили мола бы присутствовать сама, врачи убедили ее в том, что эта идея изначально обречена на провал, поскольку Нина – далеко не аутист. Ее проблемы – иного характера. Она испытывала галлюцинации неопределенного рода, возникающие в неустановленных условиях. Они просто не могли понять, отчего и где появляются галлюцинации. Казалось, что они возникали спонтанно, поскольку никакие смоделированные ситуации не позволяли определить зависимость между какими-либо факторами внешней среды и их возникновением. Попытка социализировать ее в раннем возрасте грозило опасными нервными срывами. В первую очередь, нужно было полностью изучить ее видения.

Лили понимала, что в словах окружающих есть смысл. Да она и сама была с ними согласна. Просто материнский инстинкт заставляет родителей пребывать в постоянном поиске всего самого лучшего для ребенка. Главное – это не потерять бдительность в погоне за детским счастьем.

Лили безумно хотелось умножить количество моментов, подобных тому, который она наблюдала в парке, когда Нина напевала себе под нос мелодию и кружилась в такт. И она не сдалась.

Неугомонная женщина, как всегда, нашла выход из ситуации. Уже на следующий день после вердикта врачей она сшила из накрахмаленной сетки и шифона подобие детской балетной пачки. Безумный восторг читался в глазах Нины, когда мать вручила той пышную розовую юбку. Но это было не все. В тот же день Лили повела дочь в магазин, где они купили в тон юбке атласные балетки с завязками, прямо как у настоящей балерины. Лили пришлось потрудиться, чтобы вспомнить классы хореографии, которые она брала в юношестве, но, как обычно это бывает, мышцы сами вспоминали позиции, упражнения, прыжки, повороты, разнообразные па. Лили даже сама удивилась, с какой легкостью ей в ее тридцать пять лет удается прыгать и сгибаться. Ухватившись за спинку дивана, Нина с энтузиазмом повторяла все движения матери и просила ту не останавливаться, когда бедная женщина уже не в первом поту устраивала передышки. Но восторженные возгласы Нины стоили каждой потянутой мышцы и утренних болей в пояснице.

Спустя два года после постановки диагноза скепсис врачей, наконец, сдался и предположил наличие правильных подходов в методике Лили в борьбе с шизофренией дочери. Еженедельные визиты к врачам сначала превратились в двухнедельные, а когда Нине исполнилось пять лет, даже ежемесячными. Доктора пытались объяснить успехи Нины (хотя было бы правильным говорить об успехах Лили) многочисленными научными терминами, описывающими благоприятную обстановку и отсутствие стрессов, но у Лили вместо тысячи заумных слов было два – любовь и внимание.

Розовощекая в нормальном весе смеющаяся Нина все больше становилась желанным гостем в поликлинике. Она даже проявляла инициативу в разговорах с медсестрами, рассказывая тем забавные истории. Кто-то из начинающих педиатров даже выразил желание написать научную работу по подходам, которые Лили использовала в лечении. Анализы опровергали подозрения докторов в использовании Лили медикаментов. Все, что им оставалось делать, это снова пожимать плечами и удивляться.

– Думаю, вы обрадуетесь, если скажу, что хочу снять вас с ежемесячного наблюдения, – сказал врач.

Лили улыбнулась, глаза сияли бесконечной радостью и гордостью за саму себя.

– Показатели Нины улучшаются, мы все поражены Вашей настойчивостью, – доктор улыбнулся. – Как насчет следующего визита через три месяца?

– Это – отличная новость, доктор! – ответила Лили, едва сдерживая эмоции от похвалы, словно только что получила медаль за хорошую учебу.

– Но, разумеется, при первых же признаках ухудшений Вы немедленно к нам обратитесь.

– Надеюсь, их не будет!

– Я тоже на это надеюсь, – доктор снова улыбнулся, искренне радуясь за маленькую Нину, которая сидела рядом с матерью и заплетала кукле волосы.

Пять лет бескорыстной чистой родительской любви служили самым действенным лекарством против страшных галлюцинаций, природу которых не могла постигнуть даже Нина. Это были пять счастливейших лет в ее жизни – вывод, который она сделает много позже. Любой бы позавидовал тому вниманию, что оказывалось девочке со стороны отца и, в особенности, матери. В современном мире, где люди постоянно куда-то спешат, дети остаются без внимания взрослых, вырастая в окружении других брошенных детей, где им редко помогут отличить правильное от неправильного, хорошее от плохого. Зачастую они делают такие открытия сами, а если нет, то иногда бывает уже слишком поздно расставить для них акценты. В конечном счете, дети вырастают в тех же взрослых, что окружали их в самый важный момент жизни, откуда в глубинах подсознания они выносят вечное одиночество, которое уже никуда не денется.

Но все это было верным не для Нины. Ее недуг подобно врагу, объединяющему союзников в войне, скреплял семейные узы все туже и сам ложился под топор войны. И пусть даже монстры никуда не исчезли, потому что их природа выходила за рамки привычных галлюцинаций. Они являлись чем-то более мощным, нежели бред шизофреника. Монстры были некоей силой от которой не избавишься танцами да травами. Они были силой, которую Нина познает гораздо позже.

Но чем бы ни обладала Нина, важным было одно – Нина изначально тянулась к любви и жизни, нежели к боли и смертям, что ей демонстрировали монстры. В этом и был успех Лили. Мы все рождаемся с милосердием и безграничной любовью в сердце, о которых забываем, лишь повзрослев. Лили просто вытаскивала эти чувства из груди ребенка и учила Нину гордиться ими.

Лили выполнила самую сложную задачу, которая впоследствии спасала жизнь Нины еще много раз. Мать показала ребенку, что монстров не стоит бояться. Да, пускай они здесь, но они вовсе не всесильны. Их сила пропорциональна твоему страху перед ними.

– Стоит только страху закрасться в душу, как эти страшные зубастые морды непременно возжелают воспользоваться твоей слабостью. Не позволяй им это, Нина, – говорила Лили, успокаивая Нину перед сном.

– Они сказали, что мое тело принадлежит им, – прошептала Нина в ответ.

– Они лгут! Твое тело принадлежит только тебе! Они просто хотят отобрать его у тебя, потому что своего не имеют.

Нина задумалась.

– Но ведь я могла бы с ними поделиться. Может, тогда они станут добрее?

Лили грустно улыбнулась. В попытках раскрыть в дочери сострадание к окружающим, лишь бы заглушить тот садистский потенциал, что она скрывала в себе, Лили рисковала вырастить хрупкого человечка, которым те же окружающие будут пользоваться.

– Милая, это не поможет.