Нирвана
Шрифт:
– Нет, конечно! Никто из них ещё окончательно не готов для этого. Разве что уже на Оилтоне появится возможность в стационарных условиях слегка подогнать их физические параметры к нужной норме. Некоторые нейростимуляторы у меня там уже откалиброваны. А уже потом… Ну, и для контроля всего процесса не помешал бы уже готовый человек, прошедший инициацию. Было бы на что равняться…
– А что самое страшное при неудаче?
Профессор тяжело вздохнул, но ответил честно:
– Частичный, а то и полный паралич конечностей.
Уж на что себя Парадорский считал
– М-да! Тут и в самом деле быстрей согласишься на пожизненный…, хм, чем на… Погибнуть вроде как всегда можем, на то и воины. А вот чем такие опыты над собой ставить, поневоле сбежать хочется.
– Вот и я говорю, - грустно закивал головой Сартре.
– Никто не соглашается…
Видя, как учёный закручинился, Танти попытался его хоть как-то утешить:
– Может вначале следует на животных попробовать?
– Разум! Нужен в первую очередь сознательный и последовательный разум. Кстати, большинство животных и так имеет этот принцип ИПФС. Не у всех и не всегда, но физическая саморегуляция хорошо просматривается, например у собак. Я как раз от них и начинал отталкиваться при первых своих разработках. Да и люди порой испытывают сильные волны по всем мышцам во время засыпания.
– Именно засыпания?
– Вот именно!
И уже в который раз, но уже с иного угла зрения, профессор начинал давать пояснения о своём открытии.
В конце концов, дошло до того, что уже и сам Парадорский мог закатить обширную лекцию по теме ИПФС, нигде не сбиваясь и не путаясь. А когда проблема изучена, разложена по полочкам и получила полное освещение малейших деталей или недоговорённостей, она органически начинает восприниматься на подсознательном уровне. Причём восприниматься как вполне безопасная и необычайно полезная. Ведь по большому счёту, тратя ежедневно по пять, а то и больше часов на физическое усовершенствование, Парадорскому жутко хотелось сэкономить хотя бы половину этого времени для общеобразовательных дисциплин. Слишком уж он опасался стать совершенным в теле, но с ограниченными умственными способностями.
Поэтому на очередном осмотре-беседе, он признался профессору:
– Вообще-то я почти созрел для согласия.
– И что надо для того, чтобы ликвидировать твоё "почти"?
– оживился учёный.
Тантоитан выдержал паузу, перед тем как ответить:
– Ответить мне на несколько вопросов, а потом…, а потом предоставить мне хотя одно, пусть даже мизерное доказательство всех ваших теорий.
– А на слово не поверишь?
– Какой смысл? Тем более что я уверен: наверняка вы уже на ком-то, но свои эксперименты провели.
Громко хмыкая, и ворча себе что-то под нос, Сартре несколько раз прошёлся по лаборатории. Видимо очень сомневался в чём-то. Но потом-таки решился:
– Есть некоторые детали, о которых во всей вселенной кроме меня знают только три человека. Причём они, так сказать, являются и самыми
заинтересованными в успехе.Тантоитан сразу примерно сообразил, кто эти трое, а уж то, что в этот короткий список входит сам император, не подлежало сомнению. Поэтому лишь кивнул:
– Догадываюсь…
– Но дело в том, что все эти трое вполне конкретно мне намекнули, что я могу и тебе в некотором роде довериться и уже на месте решить до какого предела стоит тебе раскрывать все секреты.
– О-о! Даже так?
– поразился майор.
– Польщён.
– Поэтому выкладывай свои вопросы. Не стесняйся.
– Вроде стеснительностью не страдаю… Поэтому сразу первый вопрос: почему вы ни один из этапов не испытали на себе?
Профессор почти без раздумий отринул этот вопрос:
– Отвечу потом. Дальше!
– Хм…, - Парадорский в сомнении пожал плечами.
– А дальше вроде, как и спрашивать нечего. Последующие вопросы вытекают из первого. Осталось только увидеть доказательство.
И опять учёный прошёлся несколько раз по лаборатории, прежде чем остановиться перед неким подобием операционного стола, на котором возлежал подопытный воин. И начал с предупреждения:
– Не стоит тебе объяснять, насколько сохранение этой тайны важно для Оилтонской империи…
– Где надо расписаться кровью?
– Шутишь? Это хорошо! Твоё чувство юмора меня радует. Но то, что ты сейчас услышишь должно остаться известно только тебе. Учти: только тебе! Ни твои ближайшие друзья, ни твоя любимая жена, а возможно и твои будущие дети не должны об этом услышать и полслова. Причём, в любом случае! Даже если ты, по каким-либо, не зависящим от нас причинам, и не станешь участником эксперимента. Понял?
– Понял. И согласен со всеми требованиями.
Некоторое время Сартре смотрел прямо в глаза молодого майора, выискивая там какое-то сомнение или страх. Потом всё-таки поинтересовался:
– Ведь Клеопатра имеет возможности невероятного на тебя влияния. Выдержишь прессинг с её стороны?
– Несомненно! Тем более что в её преданности нашему общему делу я уверен как в самом себе.
– Хорошо. Тогда будем считать, что ты дал клятву, - как-то чисто механически профессор стал расстегивать пуговицы на своём халате.
– Подписывать нигде ничего не надо. В том числе кровью.
А затем демонстративно распахнул халат и воскликнул:
– Смотри!
Парадорский уставился на довольно модную рубашку из дорогой ткани, затем недоумённо опустил взгляд на брюки, осмотрел туфли:
– А на что, собственно смотреть?
– Хм! А перед тобой продукт, отвечающий и на твой вопрос и на твоё требование.
– А-а-а-а…!
– с озарением протянул Танти, непроизвольно пытаясь своей рукой потрогать плечо Сартре. Но в какой-то момент спохватился: - Ой! Извините! А потрогать можно?
– Да сколько угодно! Тем более что я и так предвидел твою реакцию.
Ощупывания плеч, а потом и груди учёного сопровождались стоическим выражением лица последнего. А вот молодой майор хмурился всё больше и больше. Потом не выдержал: