Нищеброд
Шрифт:
– Никифоров? – изумилась Лидия Петровна. – Вот от кого не ожидала. Ну, давай, расскажи нам, что это за «полет шмеля»?
Под громкий хохот одноклассников, пять минут назад со всей серьезностью репетировавших свои роли и не менее громкий топот убегающих ног, Фрол кое-как выдавил:
– Д… д… дверь. Н… н… не открывалась.
– Кто же, ваше величество, надоумил вас так в светлую залу являться? – поинтересовалась учительница.
– Никто. Сам я, – под очередные смешки прошептал Фрол.
– Сами значит, ваше величество. Соблаговолите подойти ко мне немедленно.
Фрол выбрался
– Вот, ваше величество, извольте ознакомиться с ролью. – Лидия Петровна вручила ему сценарий. – По вторникам после уроков – репетиция, и по субботам в 12 часов.
Мальчишка попятился назад:
– Я не, я не…
Лидия Петровна нахмурила брови:
– Что «я не»? Сверг царя – садись на трон!
Ребята вновь залились хохотом. Только теперь Фрол увидел, почему его называли вашим величеством.
– Присоединяйся к репетиции, в образ ты лихо вошел, – велела Рябова.
– Можно я не буду? – робко спросил мальчик.
– Нельзя, Фрошка. Судьба у царей такая: либо они ведут народ к благополучию, либо народ ведет их на эшафот. Выбирай.
– Фрошка Первый к восхождению на престол готов, – придя в себя, с улыбкой отрапортавал Никифоров.
Еще около часа после репетиции Фролу пришлось ждать мать в школе. Он потратил это время на изучение роли. Наконец зазвонил телефон, Фрол ответил:
– Да, мам. Да, уже иду.
Никифорова работала до восьми часов вечера, иногда дольше. Когда было светло, она разрешала сыну погулять во дворе с местными мальчишками, а если все сидели по домам, Фролу приходилось ошиваться в магазине. На этот далеко не редкий случай у него всегда была с собой книга или журнал. Он брал их в библиотеке. В основном его интересовало все, что связано с техникой. Так и проходило время в ожидании окончания рабочего дня матери. Позже они сядут в автобус и поедут домой, где мать приготовит нехитрый ужин, а Фрол пойдет сбрасывать с крыши снег. После еды он поможет ей прибраться, помыть посуду.
– Мам, мы спектакль репетируем к празднику. Надо будет по субботам приезжать в школу, – сообщил Фрол.
Новость не обрадовала уставшую женщину, но поделать она ничего не могла.
– Надо так надо. Что у тебя за роль?
– Царя. А еще, мам, в следующее воскресенье мы с классом идем в театр, надо деньги сдать.
– Вы же ходили недавно.
– В прошлой четверти. Знаешь, как здорово! Театр – пища для ума и для души.
– Верно! Душа трепещет от восторга, желудок подло хочет жрать. Извини, Фрош, нет у меня сейчас на театр денег.
– Как нет? Сама говорила: в выходные в магазины поедем.
– Поедем. Посмотри на себя. Ботинки на ладан дышат, одежда уже коротка, штаны протерты. Сначала одеться надо.
– Может, позже?
– Позже, Фрошка, у тебя, да и у меня, сзади крутой принт нарисуется в виде голой задницы. Пока есть возможность, надо приодеться.
За окном давно стемнело. Идти гулять нельзя, уже поздно. Только в выходные дни и во время каникул Фрол успевал поиграть с местными ребятами. Пока успевал. Мать и сын легли спать, чтобы завтра с утра, когда первая электричка промчится на другом берегу реки, начать
очередное погружение в рутину серых будней. Так и жили Никифоровы, вдвоем. Не богато, но не жаловались. Сыты, одеты, тем и довольны.Антон
Аромат свежей выпечки поднялся из кухни и ворвался в спальню Садовских и комнату их единственного сына Антона. Тот втянул воздух, нехотя открыл глаза и присел на кровати. Вставать рано утром он не любил. Мать давно оставила попытки будить его. (Александр Артемьевич – кормилец семейства – не тратил на это время, оставляя заботу о сыне жене. Со своей задачей обеспечивать семью он справлялся великолепно, являясь одним из богатейших людей в городе.) Единственной силой, способной поднять Антона с кровати, был голод. Мальчишка неторопливо встал, оделся и поплелся в столовую. «Опять в эту школу, зачем она нужна?» – молча возмущался Антон, дожевывая горячий румяный пирожок.
– Где Бориска?! – крикнул он домработнице.
– Машина уже ждет, – ответила та.
Антон подхватил портфель, вышел. Уселся на заднее сиденье новенького «Мерседеса».
– Бориска, в школу давай! – велел он.
Шофер Садовских, мужчина лет за пятьдесят, чью голову уже атаковала седина, молча повернул руль. Они выехали за территорию элитного поселка и направились в сторону дорогой частной школы. Борис смотрел на дорогу, Антон тыкал пальцами в экран смартфона.
– Прибыли, – сообщил водитель, когда пассажирская дверь автомобиля поравнялась с центральным входом.
Антон, не удостоив Бориса даже взглядом, молча покинул салон.
В этой школе не было скрипящих полов и обшарпанных парт. На ремонте и оборудовании не экономили. Учиться здесь могли только дети обеспеченных родителей. Уроков побольше, зато никаких заданий на дом. Кто хотел, тот получал образование и нужные знания, чтобы потом двигаться дальше. Антон же считал, что ему это без надобности: у него все есть и незачем напрягаться. Только английский язык парень учил с энтузиазмом. «Я в этой стране оставаться не собираюсь», – говорил он и откровенно считал ворон, а порой и просто засыпал на занятиях.
Как-то раз Анна Ильинична, одна из учителей Антона, вызвала родителей в школу. Отцу как всегда оказалось некогда, приехала мать. Надо заметить, что жену Александр Артемьевич выбрал из девушек модельной внешности, взял одну из первых красавиц города: стройную, веселую, но не обремененную особым умом. Годы шли, а ума не прибавлялось. Эмилия Садовская рассеянно слушала речь учительницы о том, что Антон совсем не учится, педагогам постоянно грубит, но уловила лишь одно: «Аттестат мы ему, конечно, дадим».
– Вот и отлично. Зачем меня по пустякам беспокоить? – резюмировала она и спешно удалилась.
Анна Ильинична обращалась к директору школы по поводу Антона. Но в ответ услышала целую тираду о том, за чей счет существует их школа и кто платит учителям заработную плату. «И очень неплохую зарплату, заметьте», – закончил директор.
– Но Антон же ничего не знает, выпустим мы его из школы, а заний нет, – робко возразила тогда Анна Ильинична.
– Выпустился из школы – не наш клиент, не наши проблемы, – парировал директор.