Нищета. Часть вторая

Жан-Этьен заметил угрюмый вид Лезорна.

— Эй, Бродар, дружище! — спросил он. — Жалеешь ты, что ли, о тулонской похлебке?

— Нет, — ответил мнимый Бродар. — Я тоскую по детям! — добавил он патетическим тоном.

— Глупец, ты сделался таким же рохлей, как покойный Лезорн! Когда-то большой ловкач, он вздумал, вернувшись, таскать лоток разносчика, вместо того чтобы приняться за те мокрые дела, которые попадались ему под руку.

Лезорн решил вступиться за честь Бродара.

— Но я-то не преступник! — воскликнул он.

— Гм!

— Чего ты гмыкаешь?

— Конечно, ты не преступник, как и я, хотя люди, арестованные по твоим доносам, твердо убеждены в обратном. Впрочем, слежка за ними не приносит дохода. Служба в полиции хороша, по-моему, лишь тем, что позволяет выжидать, пока не подвернется подходящая оказия.

Лезорн был того же мнения.

— Если хочешь, Бродар, — продолжал Жан-Этьен, — я буду руководить тобой!

Он не подозревал, что по этой части лже-Бродар куда сильнее его… Сначала поломавшись и даже разыграв довольно правдоподобно негодование, а затем нерешительность, Лезорн сказал наконец:

— Ладно, я подумаю.

— Заметь хорошенько, — продолжал Жан-Этьен, — что мы рискуем жизнью; стало быть, эта затея — не для робких людей. Хотя может случиться, что мы дешево отделаемся, если нас и застукают. Вспомни-ка про того хитреца, что в банке Ротшильда золотые слитки подменял бронзовыми. Он выкрал таким манером целый миллион, а бордоский суд дал ему всего шесть лет тюрьмы — сущие пустяки!

— Так-то оно так, — заметил Лезорн, отлично знавший не только эту историю, но и много других, — но ведь он был начальником монетного двора, а мы кто?

— Быть может, и мы станем важными птицами!

Лезорн отрывисто засмеялся.

— К тому уже, — продолжал Жан-Этьен, — посмотри, скольких не застукали совсем. Дураки — те обязательно попадутся, если не в первый раз, так во второй. Но разве нашли тех, кто пришил Леклерка в Сен-Манде? А героев Аржантея и Медона? А убийцу Мари Феллерат в переулке Сонье?

Лезорн не подозревал, что его собеседник так сведущ. «Неужели я нашел подходящего сообщника?» — пришло ему в голову. Но он чуть не вцепился в горло Жан-Этьену, когда тот добавил:

— К сожалению, Бродар, ты всегда был олухом!

И люди и звери объединяются между собою в соответствии со своими природными свойствами. Таков союз, скорее наступательный, чем оборонительный, заключили Лезорн и Жан-Этьен. Вместе они чувствовали себя увереннее, чем в одиночку. Это было одно из тех бесчисленных сообществ, в какие вступают двуногие звери, чтобы подстерегать добычу. От чувства сплоченности силы растут; кажется, будто вы стали умнее, будто в вашей груди и в груди союзника бьется одно и то же сердце… Так бывает независимо от того, что является целью — зло или добро.

Жан-Этьен и Лезорн, эти два стервятника, уже мечтали, как в их когти попадут миллионы. Им хотелось, чтобы деньги, которые могли бы обогатить целый народ, достались им одним. Безграничная эгоистическая жадность Жана-Этьена сочеталась у Лезорна с хитростью. Чтобы окончательно отделаться от Огюста и обеспечить себе безопасность, он затеял гнуснейшую интригу.

Лезорн заметил, что в одном трактире собирается ватага парней от шестнадцати до двадцати лет, сирот, которые выросли в исправительных домах, жили как и чем придется и были не особенно чисты на руку. На эту шайку, чуждую политике, власти смотрели сквозь пальцы. И так слишком много говорят и пишут о безработице, о нужде; зачем же увеличивать число уличных горланов? Пусть эти мальчишки занимаются темными делами, но не болтают лишнего. Их можно было упрятать в тюрьму или еще куда-нибудь, но полиция предпочитала оставлять их на воле. Парни эти, сами того не зная, находились в ловушке, которую всегда можно было захлопнуть.

Усевшись в трактире по соседству с этими молодыми людьми, Лезорн стал рассказывать Жан-Этьену о подвигах сына. Его собеседник, хотя и не был посвящен в дело, своими репликами как нельзя лучше поддерживал разговор. Парни навострили уши, продолжая беседовать друг в другом.

— Эй, Шифар, передай-ка мне узел с платьем!

— Зачем?

— Пойду на свидание; надо же красоту навести.

Шифару, высокому и тонкому, словно спаржа, в протертой чуть не насквозь одежде, было лет шестнадцать.

— С кем же у тебя свидание?

— С моей марухой. Эх, будь у меня хоть несколько кругляшей на букет!..

— Вишь чего выдумал! Цветы подносить!

— Черт! Не могу же я дарить брильянты!

— Ты что — Дон-Карлос, чтобы платить за любовь [42] ?

— На, вот тебе кругляшей…

Товарищи Шифара порылись в карманах и, достав кто одно су, кто два, высыпали их на стол.

— Познакомь нас со своей марухой, пусть полюбуется на нас!

42

Ты что — Дон-Карлос, чтобы платить за любовь? — Речь, по-видимому, идет о претенденте на испанскую корону, принце Дон-Карлосе (1848–1909), прожигавшем жизнь в Париже.

— Нет, я ревнив.

— Пентюх! Раз она панельная — чего тут ревновать.

— То не считается. Кореши — дело другое.

— Подумать только, ведь мой Огюст — такого же возраста! — заметил Лезорн Жан-Этьену.

— Поэтому ты и разнежился, старый осел?

— Да, мне хотелось бы, чтобы он был здесь, вместе с ними… Огюст из тех, кого не смущает вид красной водички (крови); в шестнадцать лет мой паренек уже чуть не ухайдакал хозяина ударом ножа. Но на сей раз заводчик остался жив; докончить его удалось уже после выхода Огюста из тюрьмы.

— Зачем ты мелешь все это? Назюзюкался ты, что ли?

Лезорн продолжал, делая вид, что не понимает:

— Прямо за сердце хватает, когда я вижу этих ребят!

Старший из шайки подошел к Лезорну. Впервые они слышали, что чей-то отец находит их компанию подходящей для своего сына. Если бы не прочувствованный тон бандита, его слова приняли бы за шутку. С другой стороны, их интересовало, почему этот Огюст так настойчиво пытался убить хозяина? Может быть, из мести?

— Сударь, — сказал Шифар, — мне и моим товарищам очень приятно, что вы приравняли нас к своему сыну; он, видно, славный парень.

Лезорн сделал вид, что польщен. Остальные подошли поближе.

— Чем же хозяин так его обидел?

— Обольстил его сестру, — ответил бандит с достоинством.

— Браво! — хором воскликнули юноши. — Этот парень свойский! Да здравствует Огюст Бродар! Передайте ему, что мы избираем его нашим почетным председателем!

— Спасибо, друзья! — воскликнул Лезорн.

Они с энтузиазмом чокнулись.

— Пойдем, пойдем, ты и так уже нализался! — вмешался Жан-Этьен, пытаясь увести Лезорна, который не сопротивлялся: он уже добился того, что ему было нужно.