Нищий лорд

Но не было ничего удивительного в том, что оба, Анна и Периквин, беспокоились о ней. На следующее утро у Фенеллы поднялась температура, но она настояла, чтобы Анна не посылала за доктором.

— Ты должна сказать маме, что я поранилась, когда во время прогулки упала с лошади, — сказала она, — и я не хочу видеть никаких докторов. Ты не хуже меня знаешь, что лучше, чем кто-либо другой, сможешь сама ухаживать за мной.

Лесть сделала свое дело. Анна приготовила собственные снадобья, которые немедленно сбили температуру, через два дня рана стала затягиваться, и Фенеллу больше не лихорадило. Однако она была очень слаба, и теперь, после огромных усилий, понадобившихся на то, чтобы встать с постели и одеться, ей доставляло удовольствие спокойно сидеть под деревом и сознавать, что ей обеспечен полный уход. Даже постоянное брюзжание Анны, которым та выражала свою любовь, не мешало Фенелле.

— Через полчаса я принесу вам стакан молока, — сообщила Анна, — и вы выпьете все до последней капли, в противном случае мне придется помочь вам.

— Анна, я не люблю молоко, — раздраженно сказала Фенелла.

— Вам оно пойдет на пользу, — заявила Анна, и Фенелла поняла, что ей действительно придется его выпить.

Она с любовью наблюдала, как старая горничная идет по лужайке к дому. Интересно, подумала она, скольких наказаний им с Периквином удалось избежать с помощью Анны, сколько раз она защитила их от родительского гнева. Фенелла была благодарна Периквину за то, что, когда она потеряла сознание, он додумался пробраться в ее комнату по черной лестнице и, уложив ее на кровать, позвать именно Анну.

При воспоминании о том, как они прятались в склепе и что она почувствовала, когда губы Периквина завладели ее губами, по телу Фенеллы проходила дрожь. Стоило ей только подумать об этом, и ее охватывало удивительное, ни на что не похожее ощущение, о существовании которого она даже не подозревала.

Она всегда считала, что поцелуй Периквина доставит ей огромное наслаждение, но ей и в голову не приходило, что при этом все ее существо будет трепетать, что внезапно в ней разгорится пламя, способное разбудить некую силу, столь неистовую, столь страстную, что Фенелла испугается ее.

— Как это было прекрасно! — шептала она, одновременно спрашивая себя, имел ли их поцелуй какое-то значение и для Периквина.

Ощутил ли он ту же волшебную силу, которая соединила их губы и околдовала их так, что они не могли шевельнуться? Знал ли он о существовании той магии, которая заставила ее подчиниться ему до такой степени, что она почувствовала, как отдает ему во власть не только губы, но сердце и душу?

Но тут ее охватила горечь, так как она вспомнила, что Периквин любит Хетти. Она, наверное, сейчас испытывает те же чувства, что и Периквин, когда к нему было обращено красивое утонченное личико Хетти, когда он целовал ее изящные, похожие на розовые бутоны, губки.

» Как же я глупа, если могу хоть на минуту представить, будто что-то значу для него! — подумала Фенелла. — Разве можно сравнить меня с Хетти?«

Она слишком хорошо представляла, как выглядит в своих выношенных и блеклых платьях, с веснушками, обсыпавшими нос, с темно-рыжими волосами, беспорядочной гривой рассыпавшимися по ее голове вместо того, чтобы быть уложенными у модного парикмахера.

» Не будь дурой! — жестко приказала она себе. — Ты всего-навсего кузина Периквина, ты — девушка, к которой он очень привязан, но которую он считает ничем иным, как обыкновенным сорванцом, ребенком, которого он знал всю свою жизнь и которого он любит той же любовью, как любил бы свою сестру «.

Сильная слабость и мысли о том, как далеки они духовно, несмотря на постоянное тесное общение, привели к тому, что на глаза навернулись слезы.

— Завтра я поеду в Прайори, — сказала себе Фенелла. — К тому времени спальня Периквина будет в полном беспорядке, а старый Барнс наверняка забудет погладить ему галстук. Миссис Бакл будет готовить ему одно и то же блюдо, потому что она всегда забывает о том, что делала накануне.

Она стала планировать, как встанет рано утром и отправится в путь прежде, чем Периквин выйдет из дому. Он имел обыкновение начинать день с того, что объезжал ремонтируемые фермы. Фенелла подозревала, что либо сегодня, либо завтра он вернется в Хеллингли, чтобы выяснить, в каком состоянии груз.

Было бы глупо на следующий день после их возвращения показаться в бухте. Наверняка, солдаты продолжают поиски, исследуя ту часть побережья и, возможно, расспрашивая господина Реншоу или тех, кого они смогли найти в деревне. Фенелла была уверена, что таможенники ничего не узнают, так как в течение войны нелегальной торговлей занимались все жители деревни, и они очень опасались превратиться в доносчиков. Ходили слухи об ужасающей жестокости контрабандистов по отношению к тем, кто выдавал их властям, и даже к тем, кто, испугавшись, сообщал, где спрятан груз.

Фенелла не сомневалась, что все, живущие в деревне и поблизости, гораздо сильнее боялись господина Реншоу и контрабандистов, чем солдат.

И в то же время Периквину было опасно появляться на берегу. Фенелла надеялась, что у него хватит осторожности держаться подальше.

Анна сообщила ей, что вчера и позавчера заезжал Периквин, чтобы справиться о ее состоянии. Но мама не разрешила ему заходить в спальню дочери.

Это было своего рода запоздалой попыткой госпожи Ламберт соблюсти правила приличия. Однако это дало Фенелле возможность понять, что ее родители наконец осознали: у них взрослая дочь.

— Анна, я хочу видеть лорда Корбери, — сказала она старой горничной.

— Я не собираюсь приводить его сюда по черной лестнице без ведома вашей матушки, — заявила Анна. — Он уже достаточно навредил вам, и я не допущу, чтобы он опять навлек на вас какие-то неприятности.

— Мне нужно обсудить с ним очень важный вопрос, — продолжала уговаривать ее Фенелла.

— Все вопросы могут обождать! — В голосе Анны слышалась решимость, и Фенелла поняла, что приговор окончательный.

» Сегодня я смогу увидеться с ним «, — подумала Фенелла, уверенная, что он обязательно придет к ней.

Но мысль о том, что он, возможно, не очень нуждается в ее обществе и что его интересуют совсем другие вещи, а отнюдь не ее состояние, привела Фенеллу в уныние.

» Он очень расстроен тем, — печально размышляла она, — что его дела пошли вкривь и вкось «.

Но, с другой стороны, когда солдаты уберутся, можно будет поднять лодку, а господин Реншоу поможет найти лошадей и повозку, чтобы увезти табак и бренди. Эти мысли вселили в Фенеллу надежду, но ей тут же пришло в голову, что на этом контрабандная деятельность Периквина не закончится, и ее сердце сжал холод страха. Даже если за груз он выручит более пяти тысяч фунтов, все равно этого будет недостаточно. Ему придется еще не раз плавать во Францию — эта мысль привела Фенеллу в полуобморочное состояние. Она не сомневалась, что рано или поздно их схватят.

Все преимущества были на стороне властей. Ведь не смогут же они каждый раз проскальзывать сквозь сети, расставленные таможенными катерами и солдатами, непрерывно патрулирующими побережье всей бухты!

— Я не вынесу этого, не вынесу, — шептала Фенелла.

Она зажмурилась при мысли, что ей придется участвовать в контрабандных ходках через Ла-Манш, когда в любой момент из тумана может появиться сторожевой катер и раздастся резкий окрик, приказывающий остановиться; когда начнут свистеть пули, которые будут преследовать их, как только они предпримут попытку ускользнуть! Возможно, в следующий раз пуля достанется не ей, а Периквину!