Ниточка жизни

–Ты, действительно, так сильно его любишь? Может, тебе просто жаль потерять завидного кавалера?

– Люблю я его, люблю, не знаю, как жить без него буду, – всхлипывая призналась Зина.

– Ну жить-то сможешь, не ты первая, не ты последняя. А у вас отношения далеко зашли?

Зина вскинула удивлённый взгляд на Анастасию Матвеевну.

– В каком смысле?

– Ты поняла.

Зина немного помялась:

– Ну целовались.

– И всё?

– Ну нет, но того не было, того, что Вы имеете в виду.

– Понятно. Вот что я тебе скажу, Зиночка. Твой любимый уходит на войну. Война эта будет долгая, Германия – не Финляндия. Всё может случиться, и с ним, и с тобой. Дай ему то, что ещё не дала. Кто знает… – тут Анастасия Матвеевна запнулась, помолчала и продолжила. – У меня в четырнадцатом году любимый тоже ушёл на фронт. Ушёл и не вернулся. Пал под Перемышлем. А я больше никого не полюбила потом. Знаешь, мужчины были, но всё не то. Любви не было. И до сих пор я корю себя, что другим дозволяла то, что не разрешила ему. Исполни все его желания. И у него ниточка останется, она будет ему помогать за жизнь цепляться. За тебя.

Изумлённая внезапным поворотом разговора, Зина не знала, что ответить. А Анастасия Матвеевна продолжила:

– Пойдём ко мне, я у подруги могу переночевать две ночи, только вещички кое-какие заберу. А ты не стесняйся, будь там как дома. У тебя любимый на войну уходит. А если он затушуется, так ты помоги ему. Мужчин долго уговаривать не надо. Пошли, – властно произнесла Анастасия Матвеевна и направилась в сторону, противоположную от Зининого общежития. – Пошли, пошли, – повторила она.

Ошеломлённая Зина повиновалась зовущему движению руки своей преподавательницы и последовала за ней.

Когда запыхавшийся Валя прибежал в общежитие, Зина ждала его внизу. Она не стала ему ничего объяснять. «Там» он сразу всё понял сам и все отведённые им судьбой сорок часов они провели вместе, в маленькой комнатке большой коммунальной квартиры в самом центре города.

***.

Зина подошла к двери, постояла, не решаясь нажать на большую чёрную кнопку звонка. Ещё раз прочитала табличку «Водовозов Александр Николаевич» и позвонила. Коротко, робко и быстро, чтоб никто не увидел. Так ребёнком она хватала со стола недозволенное лакомство. С той стороны никто не подходил. Она вдавила кнопку сильнее и протяжнее. За дверью послышались шаги. Те же твёрдые, уверенные шаги сильного, энергичного человека.

– А это вы, – лицо Водовозова расплылось в улыбочке, чуть ли не доставая до волнистой чёлки, – заходите, милочка, заходите. Я как раз чаёвничаю, не желаете чайку?

– Нет, спасибо, – едва переступив порог, Зина замялась, не знала, что делать дальше.

– Позвольте я приму Ваше пальто, – Водовозов протянул руку. Несмотря на вежливую форму, тон больше напоминал приказ.

Зина повиновалась, сняла пальто и подала его вместе с беретом Водовозову.

– Ну проходите, что ж вы стесняетесь?

Но Зина как будто застыла на месте рядом с подвешенным к стене небольшой прихожей телефоном.

– Что-то не так? – осведомился хозяин мастерской. – Выкладывайте, что у вас.

– Мы не оговорили расценки. Я хотела бы знать какая будет оплата.

– А, вы об этом. Ну что ж, это логично. Вы кем работаете?

– Медсестрой в больнице.

– Так, значит зарабатываете рублей четыреста?

– Да, чуть больше, – соврала Зина.

– Вы же посменно работаете, пару раз в неделю позировать сможете?

– Смогу.

– Ну у меня будете зарабатывать больше. Если, конечно, мы сработаемся.

Тут Зину аж передёрнуло: «Сработаемся? Что он имеет в виду?».

Водовозов заметил Зинину реакцию и поспешил успокоить:

– Это то, о чём я говорил по телефону. Нужно уметь оставаться практически без движения часами. Двигаться, шевелить конечностями только по моему разрешению. И при этом сохранять естественность и расслабленность поз. В общем, на первый взгляд ничего сложного, но это только на первый взгляд. Ой, Боже, что же мы стоим в предбаннике, проходите в мастерскую, – он подвинулся в сторону, пропуская Зину вперёд к широкой двустворчатой двери с гофрированным стеклом, через которое проникал только солнечный свет.

Зина вошла в мастерскую и едва не охнула от удивления. Просторная, метров шестьдесят квадратных комната с высоким, раза в полтора выше, чем в общежитии, потолком, через большие окна всё заливал ослепительный свет утреннего солнца. Сверху свисала старинная бронзовая люстра с опущенными вниз плафонами в виде белых цветочков. В правом углу – тоже белый, эмалированный рукомойник. В противоположном – огроменная стопка альбомов. Стены, расписанные, видимо, самим художником в приятный, неназойливый растительный орнамент мягких, бежевых цветов, были почти целиком заставлены картинами. Картины, картины. Прислонённые к стенам и даже к стульям на Зину смотрели физкультурники и физкультурницы, строители, шахтёры, колхозницы, солдаты. Благодаря им мастерская производила впечатление небольшой, правда, слегка хаотично устроенной художественной галереи. «Прямо доска почёта городская, все довольные, счастливые и радостные», – подумала Зина. Но вслух восхитилась:

– Сколько у вас картин, как вы здорово пишете!

– Здесь больше эскизов пастелью. Детали картин. Законченные работы у меня как правило, не залеживаются долго. Много вообще пишу под заказ. Так я не закончил насчёт нашего сотрудничества. Я буду платить Вам в частном порядке. Хотя, на самом деле, есть и официальные расценки, они не очень высокие, имеется даже целая категория граждан и гражданок, которые живут этим. Их принято называть не натурщиками, а демонстраторами пластических поз. Это довольно большой отряд, как считается, профессионалов, работников своего рода творческого жанра. Но мне больше импонируют люди с улицы, как вы. У таких как вы, видишь свежесть, натуральность положений, незамусоленность, извините за выражение, а профессионалы – это зачастую, как актёры одной роли. Они привыкли к своей работе, и их очень трудно подвигнуть на нестандартное, живое, а не застывшее воплощение пластики тела и лица.

Зина не знала, что сказать, если честно, то она с трудом представляла свою миссию.

– Вот так. Возможно я немного сумбурно выражаюсь, но мне, кажется, вы меня поняли. Художник впился глазами в Зину в ожидании ответа.

А она после некоторой паузы смогла лишь выдавить из себя одно слово: «понятно».

– Ну что ж. С Вашей помощью я хотел написать картину о нашей сегодняшней жизни. Страна восстанавливает разрушенное войной хозяйство, и я замыслил изобразить девушку на стройке. Она будет катить тачку с битым кирпичом. Тут главное не только поза, но и выражение лица. На нём должно быть заметно и усилие, и удовлетворение от работы. Она расчищает новую жизнь от завалов, оставшихся от войны. За ширмой одежда, переоденьтесь, пожалуйста, аккуратно, не споткнитесь об обломки, мы же на стройке, – пошутил Водовозов, – и примите примерно такое положение.

Водовозов протянул Зине фотографию. На ней женщина лет тридцати на фоне разрушенного кирпичного дома толкала тачку со строительным мусором. Одежда её выглядела несколько странно: рабочий комбинезон со спущенными с плеч лямками (она их завязала за поясом, чтоб не болтались) и заляпанная, когда-то светлая, футболка, плотно облегающая тело. Видимо, ей было жарко.

– А вот ваша тачка, у дворничихи одолжил, – Водовозов выкатил из угла примитивную конструкцию на деревянных колёсиках, в таких дворники обычно возят мётлы и объёмный мусор, – с ней вам будет легче держать требуемую позу.