Низший - Инфериор. Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
– Там, где раньше патрулировали зеленые?
– В точку. Туда же ушли остатки Непримиримых, командир. Вместе с Дауррой. Туда же нырнула Брассарра.
– Сведения точны?
– Из первых машинных рук. Как я понял, нам намекали, что нужно продолжить погоню и побыстрее…
– Дальше.
– Связь с базой установлена. Все работает идеально. Торгматы и медблоки подключились к вылезшему из земли энерговоду. Нам предоставили бесплатные розетки – я уже оттащил туда все батареи, прокинул провода, все заряжается. Рокс варит перловку со страусятиной, вскрыл еще банку Бункерснаба с барсучьим жиром. Мажет…
– Что мажет?
– Себя мажет… и с другими щедро делится… и про тебя всякое говорит… ногу ему вправили, но ходить долго еще не сможет.
–
– Хм…
– Ну?
– Когда наши узнали, что возможно грядет эвакуация самых тяжелых… один из бойцов якобы случайно всадил себя заряд картечи в брюхо. Желудок в клочки, почки, печень, прочую требуху изрешетил. Все случилось впритык с медблоком – меньше метра пронести. И я… как-то не поверил в случайность. Поэтому, пока он был еще в сознании – после операции – я напрямую спросил. Случайно, мол, или намеренно. И сказал, что если мне его ответ не понравится, то им дальше уже займется командир Оди лично…
– И?
– Заплакал. Мужику лет сорок пять… а он в голос воет, слезами захлёбывается… говорит – что-то в нем сломалось… не может страх больше преодолевать. Но служить готов верой и правдой – где-нибудь на базе. Механиком, например.
– Ясно…
– Что с ним делать?
– До этого как вел себя в бою?
– Не хуже других. Стрелял, попадал, убивал.
– Эвакуировать его к хренам. Подлечить на базе, забрать снаряжение и вышвырнуть с территории и из сквада.
– И все?
– Он прострелил себе живот после заварухи, а не до нее. – буркнул я. – Поэтому пусть дышит. Что еще?
– Стиву щеку порвало. Но жив. Приткнулся рядом с Роксом. Тоже мажется жиром, пьют чай, болтают о разном.
– Ты это к чему сейчас?
– Одна из новостей.
– Дальше.
– Твоя особая посылка там же у платформы. Наших умерших забрала система. Дроны уже унеслись куда-то.
– Всё?
– То и дело над нами проходят патрули. Система глядит во все глаза.
– Молодец, Баск, – медленно кивнул я. – Прямо, сука, молодец… прямо вот, сука, как раньше – там, в первые дни на Окраине, когда ты продвигался ощупью по стенам. Помнишь?
– Помню.
– Что же изменилось? Не Йорка же тебя тряпкой сделала. Ну будем все на баб валить, да?
– Я потерял ясность, командир. На время.
– А сейчас?
– А сейчас все снова кристально чисто.
– Надолго?
– Навсегда!
– Ну-ну… – хмыкнул я и тяжело зашагал вниз по склону. – Про Хвана что-нибудь говорят?
– Еще одна трансформация. Это он мне уже сказал…. И ему уже вкололи что-то – с его согласия.
– Ну-ну. – повторил я. – Отправляйся спать, боец. Передатчик держи включенным.
– Есть, командир! Оди… совсем забыл…
– Да?
– Там под тентом еще пара Терпимых притулилась. Те старики…
– Тоже мажут жопы барсучьим жиром?
– Продолжают наливаться самогоном. И все спрашивают, что же будет теперь… еще говорят, что готовы и дальше пахать, сеять, растить скот и щедро всем этим делиться…
– Ну-ну. – в третий раз произнес я. – Быстро же они начали искать новую крышу…
– Все хотят жить, командир. Просто хотят жить… Без защиты от монстров им быстро придет конец.
– Жалеешь их?
– Терпимых, что живут сейчас? Не особо. – дернул щекой Баск. – Они знали о том, что творили Непримиримые и молчаливо принимали это, радуясь подаркам. Но…
– Но?
– Но на смену этим подловатым терпилам придут новые – ничего не понимающие, со стертой памятью, посланные сюда работать на полях и в городах, а не убивать.
– Баск… вот тебе мой совет – не задумывайся о судьбах слишком глубоко. По очень простой причине – чем глубже ты нырнешь в поисках смысла и правды… тем быстрее убедишься в том, что каждый по отдельности в этом мире, может и заслуживает жалости, а вот когда они вместе образуют какую-нибудь кодлу вроде Аммнушитов или Терпимых… то быстро превращаются в такую мерзоту, что их хочется истребить всех под корень. Люди пачкают друг друга. Пачкают дерьмом.
Когда ты один – ты может, еще и человек. Настоящий человек. Но как только объединишься с кем-нибудь… или войдешь в какую-нибудь группировку – тут же превратишься в хитрого подлого гоблина. И тебя твои новые друзья не только дерьмом щедро обмажут, но еще и вольют в твои уши свои шепотки, радостно пояснив ту придуманную ими вескую причину, по которой вы имеете полное моральное право убивать, воровать, насиловать, грабить, поджигать…– М-да…
– А ты как думал? – усмехнулся я. – Вспомни сам, Баск! Тут всё и вся в дерьме! Даже добросы – потому что нихрена не делают, оправдывая себя тем, что раз они рождены рядовыми прибрежными гражданами, жить надо тихо и незаметно. Плесень! Аммнушиты – насиловали и убивали собственных детей, считая при этом, что творят правое дело! Терпимые – молча принимали еще окровавленную одежду, орудия труда, мешки с ворованной мукой и семенами! Да еще и благодарили гребаных Непримиримых за такую доброту. Я могу перечислять долго! В этом мире каждая община замазана в дерьме по самую маковку!
– Даже мы? Мы ведь гоблины… помнишь?
– Наш сквад? Гоблины! – кивнул я. – Есть лишь одна причина, почему мы еще относительно чистенькие – нам тупо некогда пачкаться в дерьме! Я не даю отряду такой возможности. Но позволь я скваду застояться, дай я им отдых в пару недель – и начнется! Пара бойцов отправится выпить в ближайшую деревушку и там по пьяни изнасилуют какую-нибудь селянку. А потом будут ждать, что придет командир и отмажет их перед крестьянами. Ведь мы отряд! Мы едины! И обычные командиры так и делают – приходят, извиняются, откупаются, обещают максимально строго наказать провинившихся бойцов. И мажут, мажут свои хари дерьмом! Еще через неделю перебравший наркоты боец словит галлюцинаций и пристрелит ни в чем неповинного гоблина – и снова будет ждать, что кто-то из его отряда, из его ПЛЕМЕНИ, придет и защитит его, не даст отправиться на эшафот. Мы гоблины, Баск. Мы гоблины! Я полностью уверен, что стоит мне сейчас вернуться на базу – и я разом найду десяток причин, по которым многих бойцов надо либо жестко наказать, либо пристрелить нахрен. А вместе с ними поставить к стенке и Джоранн – раз допустила такое дерьмо. Я уверен, что если я сейчас исчезну на неделю, а потом появлюсь, то сходу наткнусь на воющих Терпимых, жалующихся на моих бойцов. Я прямо сейчас могу предсказать, кто из наших одним из первых пойдет в разнос и чем это дерьмо закончится!
– Рэк? Этот быстро устроит попойку… тут можно и не гадать.
– Да даже ты – слабое звено! – рыкнул я. – Ты слишком задумчивый! Ты предпочтешь сесть где-нибудь в темном уголке и затихнуть, обдумывая судьбы мира и общин! Затем начнешь плакаться сам себе на свою неудавшуюся личную жизнь. И пока ты думаешь, жалуешься и медитируешь – в казарме начнет происходить брожение, что быстро приведет к проблемам. Вот почему ты не десятник, Баск, – ты слишком уж отстраненный от остальных. А любой командир должен уметь две вещи – держать четко выдержанную дистанцию от рядового состава и при этом не вылезать из этого густого и вонючего солдатского бульона!
– А Рэк умеет?
– Рэк умеет. Он с рядовыми гоблинами часами может о жизни балакать, хлебая кашу из одного котла или начищая снаряжение. Но стоит хотя бы одному проявить запанибратство – и гоблин тут же получает в харю с ноги. Главное – Рэк всегда со своими. Он знает, чем они дышат, что они жрут и пьют, чем они срут. Он знает слабые и сильные места каждого своего бойца. А бойцы, в свою очередь, постоянно донимая Рэка, держат его в тонусе, не позволяя сорваться и резко уйти в запой или начать беспричинную драку – чтобы не лишиться наработанного авторитета. Повторю тебе, зомби, – у каждого из нас свои слабые и сильные места. Каппа тоже десятник. Но со своим десятком ведет себя не так, как Рэк. Дистанция Каппы предельно далекая – он офицер и подчеркивает это. Но его бойцы за своего такого ледяного командира любому жопу порвут! Почему?