Но в снах своих ты размышлял...
Шрифт:
Бук заверял, что отнюдь не совершал три года назад нападения на коммерсантку Клаудию Штауденмайер в ее собственном магазине, по адресу: Тюбинген, Вокзальная улица, семь, — не убивал ее, нанеся удар по голове и десять ножевых ран, и не грабил. Я вообще не бывал в Тюбингене, говорил Бук.
Все ясно, сказал полицейский. И не стал нажимать, когда Бук не сумел вспомнить, где находился три года назад седьмого июня.
Не помню, сказал Бук, наверное, на работе был, как всегда. Три года — очень уж долгий срок.
Вы не волнуйтесь, опять сказал полицейский, и Бук решил, что
Бук безропотно позволил отвести себя в соседнюю комнату. Он не боялся полиции. Никаких проступков за ним не было и нет. И ничего ему не грозит.
В соседней комнате ждали двое. Один сфотографировал Бука в фас и в профиль, второй снял у него отпечатки пальцев и показал потом, где можно отмыть штемпельную краску.
Легонько подмигнув, чуть ли не весело Бук спросил: Я что, попал в картотеку преступников?
Это так, формальность, заверили его. Ведь через некоторое время его дело будет прекращено, поэтому бояться не стоит.
А чего мне бояться? — спросил себя Бук.
Дома он рассказал жене, как все прошло в полиции, и она рассмеялась. Он любил ее смех, ведь при этом она показывала свои ровные белые зубы.
В выходные он вместе с женой и детьми поехал в соседний город, повез одного из лучших своих псов на собачью выставку.
Бук просил жену не говорить детям об этой истории. А то разболтают в школе, и кто знает, чем все тогда кончится.
Худая-то слава по дорожке бежит, ее не остановишь. Вот единственное, чего они опасались.
Со временем, однако, происшествия эти стали забываться, и жизнь текла по-прежнему, своим чередом.
Лишь через год Буку снова напомнили о том, что он якобы совершил в Тюбингене убийство.
Когда он около шести вечера вернулся с работы, жена уже распечатала конверт и теперь подвинула ему письмо; Бук заметил, что она сердится.
Ты же не бывал в Тюбингене, — сказала она, и на сей раз это прозвучало почти как вопрос.
Ты же знаешь, ответил Бук и взял ее за руку. Что с тобой?
Он не сразу понял, что она начала нервничать.
Писем они получали мало, редко когда ее мать напишет или его сестра, а то кто-нибудь открытку из отпуска пришлет. Почтальон, верно, удивляется: ишь ты, официальное письмо… что бы это значило?
Бука вызывали к судье, на допрос.
Вот увидишь, успокаивал Бук жену, это так, формальность. Им всех положено допросить.
Он не сказал: всех подозреваемых.
Бук отпросился на день с работы, надел лучший свой костюм и поехал на допрос.
Вернувшись, он прочел страх во взгляде жены и подумал: мне ведь не с кем больше поговорить об этом.
Женин испуг выбил его из колеи.
Что мне делать? — спросил он, теперь и ему стало страшно.
Я ведь беззащитен и безоружен, сказал он и развел руками, как человек, готовый признать себя побежденным.
Он заверил судью, что вовсе не совершал четыре года назад нападения на коммерсантку Клаудию Штауденмайер в ее собственном магазине, по адресу: Тюбинген, Вокзальная улица, семь, — не убивал ее, нанеся
удар по голове и десять ножевых ран, и не грабил.Я не знал этой женщины.
И в Тюбингене никогда не бывал.
Только вот, к сожалению, не помню, где находился седьмого июня четыре года назад.
Стенографист запротоколировал показания Бука; перед допросом Бука уведомили, что он не обязан давать показания себе в ущерб.
Мне скрывать нечего, ответил Бук.
Нам же скрывать нечего, сказал он жене.
За все годы супружеской жизни он ни разу не видел ее в растерянности. И детские болезни, и школьные неурядицы были ей нипочем, и домашние дела у нее спорились, и деньгами она умела распорядиться. Она не возражала против мужниных собак и даже готова была кормить их в его отсутствие.
До сих пор жаловаться им было не на что.
Но теперь Бук почувствовал, что она начинает терять почву под ногами.
Все не так уж и страшно, сказал Бук.
Она покачала головой, а вскоре ушла за младшей дочкой в детский сад.
Вечером, когда детей уложили спать, Бук обратился к жене за поддержкой и советом.
Он был совершенно выбит из колеи.
При детях решено было об этом не говорить. А теперь жена успела уже все обдумать.
Придется нанять адвоката, сказала она, здесь нужен специалист, чтоб все ходы-выходы знал. Мы-то с тобой полные профаны.
Это стоит денег.
Что делать, сказала Букова жена.
До сих пор, когда детям хотелось посмотреть телерозыск, они нисколько не возражали. Захватывающее зрелище, прямо кинодетектив.
Знакомого адвоката у Бука не было. И он пошел к тому, мимо чьей конторы каждое утро ездил на работу.
Когда Бук рассказал свою историю, адвокат воскликнул: Фантастика, да и только!
Попросив Бука подписать доверенность, он сказал: Если все сложится удачно, тот, кто на вас заявил, непременно возместит вам убытки.
Он затребовал из прокуратуры дело Бука.
Визит к адвокату стоил Буку еще полдня отпуска.
Если все сложится удачно, сказал он жене, мы не потеряем ни пфеннига.
Адвокат-то хороший? — спросила она.
Конечно, уверенно ответил Бук, он делал себе пометки, он все записал.
Спустя две недели молодой адвокат вновь пригласил его к себе. Из прокуратуры прислали дело.
Ты со мной пойдешь? При жене Бук чувствовал бы себя увереннее. Но она не хотела оставлять детей без присмотра.
Потом расскажешь, сказала она.
Адвокат сказал: Вы не торопитесь. Спокойно изучите материалы, а после обсудим, что предпринять.
Бук с трудом понимал канцелярский язык, и, пока он усвоил, что к чему, прошло много времени.
У начальника он отпросился только до обеда, а потому около двенадцати позвонил на работу и отпросился до конца дня. И с тоской подумал о сокращении летнего отпуска.
Молодого адвоката Бук тоже заверил, что не совершал седьмого июня четыре года назад нападения на коммерсантку Клаудию Штауденмайер в ее собственном магазине, по адресу: Тюбинген, Вокзальная улица, семь, — не убивал ее, нанеся удар по голове и десять ножевых ран в живот и грудь, и не грабил.