Ночь греха

– Со всей этой болтовней о чистоте? – И словно только Г что заметив его, Джек протянул руку к своему бокалу и поставил его как положено. Пальцы у него стали липкими. Все еще смеясь ей в глаза, он слизал следы вина. – Что, скажите, может быть нечистым у тела? Ни одна из древних восточных религий не учит такому вздору.

– Значит, вы действительно стали чужеземцем? Именно этого боится ваша матушка, да?

– Англию словно охватывает безумие. Всякий разводит эту новую философию стыда и неведения. Когда распутным двором правил принц-регент, ханжество не было в чести.

Это, конечно, была не та непристойная, веселая Англия времен Шекспира или остроумная, безнравственная Англия времен Георга Второго. Но лицемерному требованию чего-то называемого чистотой женщины теперь все мы должны подчиняться. Хотя английские вечерние платья обнажают больше женского тела перед мужскими взглядами, чем любая женщина Востока сочла бы приличным.

Энн посмотрела на свое платье – одно из платьев леди Элизабет, оголяющее плечи. Приглашение, чтобы он смотрел на нее с желанием?

– Вы хотите сказать, что все мы лицемеры?

– Бога ради, почему мы должны демонизировать любовные ласки? Что могут делать вдвоем любовники такого, что можно назвать развратным, разве только одна из сторон не может или не хочет искренне согласиться с этим?

Ей хочется ему верить.

– Тогда почему вы думаете, что было неправильным предаваться любви со мной в коттедже или позже, у фонтана?

– Потому что вы не знали, на что соглашаетесь.

– Но я не просила вас остановиться, даже когда начала понимать. Я не ребенок и не дура. Если вы согрешили тогда, я была равной участницей в этом. Откажите мне в этом, и мы окажемся в тупике.

– Нет, я не отказываю вам в этом, хотя не думаю, что кто-то из нас действительно думал о последствиях.

– Ну, я-то, разумеется, не думала, – сказала она, собравшись с духом и улыбаясь ему. – И все же это случилось, и теперь я хочу узнать больше.

Джек взял графин и снова налил ей вина.

– Что именно вы хотели бы узнать, леди Джонатан?

– Все, чему вас научили эти экзотические дамы. Если только вам не будет неприятно показать мне?

Он радостно засмеялся.

– Нет, – сказал он, – это меня не огорчит. – Он поднял свой бокал и проглотил бренди, и пламя заиграло на витой ножке. – Моя дорогая Энн, в данный момент мне очень хочется расстегнуть все эти глупые английские пуговицы и овладеть вами, устроив оргию развратного наслаждения. Мне – только желательно быть уверенным, что вы сказали все это серьезно. Я доверяю вам. Даже в таких вещах, которые ваш брат счел бы порочными.

– Ничего порочного нет, хотя есть практики, которые Райдеру показались бы непристойными.

– А вам – нет?

– Нет, если это просто способы найти наслаждение, а не обеспечить потомство.

– Стало быть, что бы ни делали любовники, это не может быть греховно?

– Нет, разве только вы решите, что вам что-то не нравится или вы предпочтете не экспериментировать.

– Вся наука стоит на экспериментах, – сказала Энн, призвав на помощь безумную браваду, – если мне что-то не понравится, я вам скажу.

Он поставил свой бокал и обвел пальцем его край.

– И все же мне кажется, что вы немного побаиваетесь.

– Ну и что? Даже если теперь я холодею от ужаса, чего здесь бояться?

– Только одного – я очень старался не усложнять наши отношения. Мой корабль в Индию может прибыть в любой день. Я дам вам это, если вы настаиваете, но большего я не могу предложить, Энн.

– Вы можете дать мне все это сейчас. С последствиями, если они будут иметь место, я справлюсь сама. Это мой свободный выбор.

– Я дам вам все, что смогу, в эти несколько оставшихся дней, пока мы вместе. Если вы скажете «хватит», я остановлюсь.

Она дрожала, охваченная таким ужасом, словно ей предстояло шагнуть с утеса.

– После этого я буду уже другой. Я изменюсь, да?

– Да. Вы станете другой. Все равно хотите рискнуть?

– Да, Джек. Хотя я понимаю, что вы хотели не этого, хотя я понимаю, что это ничего не уладит, в конце концов, но теперь я все же ваша жена. И вряд ли я попрошу вас прекратить.

Джек поднялся из-за стола. Кожу ее стало пощипывать от ожидания – она словно ожила для жаркой чувствительности. Она его любит. Она хочет его с ужасающей силой. И ей действительно необходимо иметь ребенка. Его ребенка. Дитя, которое придаст смысл и цель всей ее жизни, которую она проведет без лорда Джонатана Деворана Сент-Джорджа, укравшего ее душу. Дитя, которое разобьет ей сердце, когда вырастет и превратится в еще одного человека с независимым духом, который оставит ее.

– Ну что ж, прекрасно. – Его пальцы погладили ее шею сзади. – У меня больше не осталось аргументов. Давайте любить друг друга без всяких ограничений.

Она молча кивнула.

Джек снял с себя фрак, потом нагнулся и прошептал ей на ухо:

– Но сначала мы должны сделать заклинания на счастье.

– Заклинания?

– В Китае драконы разбрасывают огромные жемчужины счастья по небу. Мы обязательно должны пробудить дракона счастья. Я думаю, вот здесь, на внутренней стороне вашего локтя. – И Джек провел ладонью по рукаву ее платья.

Огонь согрел ткань его рубашки и озарил чудесные черты его лица. Энн смотрела, как он расстегивает ряд крошечных пуговок, идущих от запястья к локтю. Потом он закатал рукав, чтобы провести пальцем по ее коже. Его четко очерченные, красивые пальцы тепло блестели в мерцающем свете. Энн глубоко вздохнула и отдалась ощущениям.

Однако, несмотря на все то, во что она, как ей казалось, верит, она чувствовала себя порочной. Распутной, порочной и падшей.

Джек стал на колени позади нее, положил ее запястье себе на колено, потом окунул палец в бренди, разлитое по столу, и начертал ряд изящных символов на ее коже. Точно древние руны, выточенные из рубинов, таинственные знаки горели на ее белой коже.

– На счастье? – спросила она.

– На счастье. – Знаки шли один за другим от запястья до локтя. – Вот этот знак означает мудрость, а этот – милосердие. – Джек осторожно подул на знаки из бренди, по коже ее побежали мурашки. – Вот это изобилие, а вот здесь знак долгой жизни и счастья.

– Вот как? – сказала она. – Я буду носить их всегда?

– Да, хотя сейчас я их слижу.

И он провел кончиком языка по руне из бренди, означающей долгую жизнь. Какое это было наслаждение!

– Ах! – сказала она. – Боже мой! Золотисто-темный взгляд из-под густых темных ресниц пригвоздил ее к месту, словно она была овцой, обреченной на заклание, добровольно предлагающей себя божеству тигров.

– Так я разделяю счастье с вами и становлюсь мощным и плодовитым. Это гарантирует нам младенца.