Ночь и город

«А ведь она права», — подумала Хелен. Нелегкие раздумья отразились на ее лице.

— Пойми, я желаю тебе только добра, — сказала Ви, — я ведь твоя подруга. У тебя симпатичное лицо и потрясная фигура. Ты запросто сможешь дурить парням голову. Тебе ведь не нужно ложиться с парнем в постель лишь потому, что ты с ним танцевала, верно?

«Тебе, может, и нужно, мне — нет», — подумала Хелен и сказала:

— Ну да, наверное…

— Ты хорошо танцуешь.

— Да, неплохо.

— Так пойдем со мной? Попробуй, и увидишь, тебе понравится. Всего на одну ночь! И потом, ты в любой момент можешь уйти.

— Но… Мне нечего надеть.

— У тебя есть платье для танцев.

— Только одно, ярко-красное.

— Ты в нем шикарно выглядишь, и потом, красный цвет сочетается с цветом самого заведения.

— Нет, пожалуй, я все-таки не пойду…

— Ну и ладно. Сиди дома и пропадай от скуки. Сегодня четверг. Вряд ли до выходных ты сможешь найти работу.

В дверь постучали, и в комнату заглянула домовладелица-шотландка с голосом, напоминавшим вой обезумевшей волынки на ветру. Она спросила Хелен:

— Ну-у?

Хелен смутилась и покраснела.

— У ва-ас опять ничего для меня нет, мисс?

— Я… Мм…

— Та-ак больше не может пра-да-алжаться.

— Да, я знаю, мне очень жаль… Завтра у меня наверняка будут деньги.

— Это то-очно?

— Мм… Да-да.

— И ка-ак я, по-вашему, должна жить, если никто не бу-удет платить за квартиру?

— Я заплачу вам завтра, миссис Энгвиш.

— Не ха-ачу быть с вами суро-овой, но, если завтра вы не запла-атите, к субботе вам придется съехать.

С этими словами она ушла. Ви, которая все это время была тише воды ниже травы, встряхнула головой и проговорила:

— Мерзкая жадная зараза.

Хелен глубоко вздохнула — словно ныряльщик, готовящийся кинуться в омут вниз головой.

— Я иду! — сказала она.

Ви ликовала. Величайшим утешением для падшего человека является осознание того, что другие увязли в том же болоте. Чем ниже опускаешься, тем сильнее желание утянуть за собой других. Так горький пьяница обожает наблюдать, как другие напиваются; проститутка мечтает о том, чтобы женщины всей земли оказались на панели. Как велико удовлетворение того, кто восклицает с нескрываемым злорадством: «Ну вот, теперь мы все в одной лодке!» С какой неподдельной радостью, с каким ликованием охваченный жалостью к себе безработный наблюдает за увеличением числа себе подобных! «Будь таким, как я, и ни на дюйм выше!» — говорит карлик. «Будь прокляты твои глаза!» — бормочет слепец. «Товарищи!..» — взывает коммунист…

— Вот и ладно, вот и ладно! — напевала Ви, пританцовывая от радости. — Держись меня: я покажу тебе что и как… Я всему тебя научу…

Что бы ни случилось с человеком, жажда власти неистребима; это чувство несокрушимо, хотя порой оно столь же нелепо и жалко, как похоть древнего старца отмеряющего слабыми шагами последние метры безжизненной тундры старости.

— Я покажу тебе, что нужно делать! — воскликнула Ви. Она была так взволнованна: ведь теперь она стала учителем, ментором, наставником. — Ну-ка, покажи свое платье.

Хелен достала из шкафа красное вечернее платье и надела его. Яркий шелк соблазнительно обтягивал ее тело, подчеркивая пышные формы. Она повернулась спиной к Ви, и в глубоком треугольном вырезе та увидела молочно-белую кожу, излучавшую в полумраке комнаты мягкий свет.

Ви охватил внезапный приступ жгучей ревности, слегка охладивший ее пыл.

— Мм… А что ты собираешься сделать с волосами?

— О, ничего особенного, просто положу немного бриллиантина.

— Мм… — Воодушевление Ви как рукой сняло.

— По-моему, мне идет, когда волосы уложены.

— Слушай, а может, попробовать зачесать их набок?

— Нет, так мне не нравится.

— Ну попробуй, и посмотрим.

Хелен зачесала волосы на левую сторону:

— Видишь? Мне совсем не идет.

— Ой, а мне нравится! — воскликнула Ви. — Ты должна так и оставить. Да, Хелен, оставь так. Это просто потрясно! Здорово! — А в это время внутренний голос говорил ей: «Теперь, когда она с тобой в одной упряжке, она ни в коем случае не должна выглядеть лучше тебя или танцевать лучше, чем ты…»

Но Хелен решительно зачесала волосы обратно.

— Ладно, поступай как знаешь, — проговорила Ви, — я-то хотела как лучше… Ах Господи! Я одолжу тебе свою бритву. Что у тебя под мышками! Боже мой, в жизни не видела ничего подобного!

— Да, пожалуй, волосы там растут слишком густо.

— И на руках тоже…

— Ну уж нет, руки я брить не буду, иначе волосы вырастут жесткими, как щетина. Подмышки — да, но руки — ни в коем случае.

— Ну ладно. Я подумала, так будет лучше. У меня-то на теле совсем нет волос, как видишь, — ну, может, волосок-другой. Ты идешь принимать ванну?

— Нет, просто ополоснусь. Я принимала ванну утром. Я вообще-то моюсь каждое утро.

— Хм, — сказала Ви, задетая за живое, — у тебя есть на это время.

— А ты совсем не моешься, верно?

— С чего это ты взяла? За кого ты меня принимаешь?

— Извини, я поняла, что ты решила сегодня не мыться.

— Тоже мне! «Совсем не моешься»! Я тоже принимала бы ванну каждое утро, будь у меня куча свободного времени.

— Но ты уже почти оделась.

— Ну да, так оно и есть, вымоюсь, когда вернусь домой.

Хелен поставила утюг на газовую горелку и сняла платье. Ви наблюдала за ней.

— Я только поглажу платье, — сказала Хелен. — Знаешь, наверное, ты все-таки права. Мне вовсе не нужно пускаться во все тяжкие. Если человек в состоянии рассуждать здраво и держать себя в рамках приличия, то в этом нет ничего зазорного. Но я со своей стороны постараюсь не допустить никаких вольностей.

— Мм… да. Но ты ведь не будешь строить из себя недотрогу, верно?

— Нет, не буду. Слушай, ты будто чем-то недовольна?

— Я? С чего ты взяла?

— Знаешь что? Я думаю, мне это даже понравится. Некоторое время я вполне смогу этим заниматься, пока не подыщу себе что-нибудь получше.

«Дура! Она думает, что, ввязавшись в это дело, она в любой момент сможет выйти из игры!» — хихикнул внутренний голос Ви. Ее раздражала позиция Хелен. Слишком робкая, слишком нерешительная — словно ягненок, ведомый на жертвенный алтарь! Она ответила:

— Ну, эта работа, сама понимаешь, не сахар. Тут нужно пахать, черт побери, и головой тоже нужно думать, между прочим!