Ночь и город

Фабиан заколебался — но как он мог устоять перед пятьюдесятью фунтами, да к тому же наличными? Наконец он мрачно проговорил:

— Мне нужны мои пятьдесят фунтов, нужны позарез. Так что я их забираю… У меня тоже есть предложение, между прочим… А после следующего шоу мы поделим доходы пополам и разбежимся… Но я все равно уверен, что ты что-то задумал.

Из спортзала донеслись громкие крики.

— Это Али и мальчишка с Кипра, — пояснил Фиглер. — Ты бы с ними поговорил… а то грызутся день-деньской, как кошка с собакой.

— Я им уши пообрываю, — пообещал Фабиан, выходя из кабинета.

Когда за ним затворилась дверь, Фиглер зловеще улыбнулся.

Кратион хохотал громовым голосом, а Али скрипел зубами от ярости. Между ними стоял Адам.

— В чем дело? — спросил Фабиан.

Али ответил:

— На земле есть два киприота. Один всегда хохочет, другой никогда не улыбается.

— Хо-хо-хо! — хохотал Кратион.

— Первый смеется, потому что слишком глуп, чтобы понять, что ему впору плакать, а другой хмурится, потому что слишком туп, чтобы увидеть, до чего он смешон.

Кратион все еще смеялся. Али продолжал звенящим от гнева голосом:

— Они завивают себе волосы. Они знают только три ремесла: цирюльник, портной да судомойка. И хотя они и называют себя борцами, их национальный спорт — это домино. Они стучат костяшками и орут — вот и вся игра. Они спят с горничными, которые водят их в кино. Потом они становятся национальными героями. И все они борются как рабы. Тьфу, тьфу, тысячу раз тьфу на всех киприотов!

— Эй ты, пузо! — хохотал Кратион, показывая зубы. Когда Кратион смеялся, он походил на человека, вполне довольного собой. Казалось, на его улыбающемся лице было написано: «Если бы я не был Кратионом, то я был бы самим Всевышним». Но, стоило ему перестать улыбаться, выражение его лица менялось. Оно становилось свирепым и жестоким. Он выглядел так, словно ему было под силу разорвать льва. Его волосы нависали низко надо лбом, касаясь бровей, глаза под густыми сросшимися бровями были практически не видны, и только плоский тяжелый нос не давал близко посаженным глазам окончательно слиться друг с другом. А пока они выжидающе поблескивали из-под бровей, в то время как верхняя губа праздновала победу над нижней, которая время от времени подпрыгивала, силясь уцепиться за верхнюю. В его жилах текла турецкая, греческая и африканская кровь. Даже его волосы олицетворяли собой древнюю борьбу цивилизаций: густые, вьющиеся, непокорно-буйные, они топорщились, перекручивались и спутывались в невообразимый клубок.

Он сказал Адаму:

— Он слишком стар для того, чтобы драться. Я ударить его один раз, он умереть. Один палец. Вот энтот, гляди! — Он помахал в воздухе указательным пальцем.

— А ну замолкни! — приказал Фабиан.

— Он сказал, что я старый! Он сказал, что я толстый!

Фабиан ухмыльнулся:

— Старый? Толстый? Черт, да разве мы не видим, что ты у нас самый юный? И что скоро от тебя одна тень останется?

— Можешь шутить, сколько тебе вздумается. Но позволь мне драться с ним! Я ему покажу, какой я старый… Тьфу! Плюнуть и растереть! Что, ублюдок, твоя бабушка так и не поняла, что турок лучше киприота, когда твой дед прятался под кроватью?

— Ах ты…

— Дер-ржи его! — завопил Фабиан, вцепившись своими ручонками в запястье Али. Адам обхватил Кратиона, удерживая его из последних сил. Могучий киприот повел плечами и стряхнул его. Адам повалился на пол.

— Эй вы, послушайте меня! — кричал Фабиан. — Из-за чего весь сыр-бор? У вас, ребята, есть шанс выяснить на ковре все ваши проблемы. Я помещу ваши имена на афише для следующего шоу. Это будет сенсация! Что попусту растрачивать свои силы здесь, вы, дурни? Это будет сенсационное возвращение Али! Али Ужасный Турок против Кратиона! Смекаете?

— Хорошо, — кивнул Али.

— Нет, — сказал Кратион, — ребята будут надо мной смеяться, что я бороться со стариком.

— По две гинеи каждому! — крикнул Фабиан.

— Нет, — сказал Кратион.

— Дай ему четыре гинеи, — предложил Али, — отдай ему мою часть. Я буду бороться бесплатно.

— Ну? — спросил Фабиан.

— Идет, — согласился Кратион.

Али фыркнул:

— Дешево же их можно купить, этих чемпионов. Тьфу! Да он папу-маму продаст за чашку кофе. Друзья будут над ним смеяться! Ха! Они будут смеяться еще сильней, когда я котлету из него сделаю.

Кратион бросил через плечо:

— Лучше читай молитвы, жирдяй.

Адам отвел Фабиана в сторонку и прошептал:

— Ты что, серьезно? Ты и впрямь собираешься позволить им драться?

— А почему бы и нет?

— Но это преступление! Али почти семьдесят — Кратиону еще нет и тридцати. Али старик, хотя и не признает это. Он болен.

— Чушь! Он силен, как лев.

— Но…

— Что ты так волнуешься? Боишься, что он окочурится, или что?

— Боюсь, что его изобьют, а я не хочу на это смотреть.

— Ну и не смотри.

— Я дам тебе пятерку, если ты отменишь поединок.

— Что?! Ты предлагаешь мне взятку? К тому же для меня это гораздо больше, нежели просто поединок.

— А, черт с тобой, поступай как знаешь, — в сердцах бросил Адам и прошел в раздевалку. Там он обнаружил Али. — Али, окажи мне одну услугу. Откажись от этого чертова поединка.

— Почему?

— Почему? Ты ничего от этого не получишь, да и к тому же Кратион никакой не борец. Он мясник, убийца.

— Ну и что с того? А я палач.

— Но Али!..

Али обернулся к нему, злобно вытаращив глаза:

— Иди к черту! Ступай в свой ночной клуб! Оставь меня в покое!

Адам пошел домой. Хелен еще не вернулась. Он оделся и отправился в ночной клуб.

Глава 20

Он появился в клубе в половине десятого. Швейцар сказал ему:

— Хорошо, что ты пришел. У Фила окончательно поехала крыша. Сидит в кабинете с бутылкой бренди. Он о тебе спрашивал. У него фонарь под глазом. Тебе лучше с ним поговорить.

Адам открыл дверь кабинета. Носсеросс сидел за столом — или, точнее, корчился, сидя за столом. Его плечи тряслись; он раскачивался из стороны в сторону, сжимая кулаки, а лицо было искажено в мучительной гримасе боли и стыда. Под заплывшим левым глазом чернел кровоподтек. На столе стояла початая бутылка бренди.

— Фил, что случилось?

— Что случилось? — переспросил Носсеросс размеренным голосом. — Что случилось? Ничего. А что?

— Кто подбил вам глаз?

Носсеросс отвечал:

— А мне удалось выбить ему передние зубы. Вряд ли он сможет ее поцеловать в ближайшее время, по крайней мере сегодня ему это не удастся.

— Вы о ком?

— О Чешанте.

— А что, он…

— Вот именно. Они с Мэри сбежали в Париж. Вот так. Понятно?

— Как это произошло?

— Они пришли сюда около шести вечера. Вместе. У нее в руках был чемодан. Она сказала: «Фил, мне очень жаль. Я встретила человека, который нравится мне больше, чем ты. Мы уезжаем». Вот и все.

— А вы что сказали?