Ночь лунного страха
Шрифт:
И вот с таким своим прошлым и настоящим, со своими опытом, знаниями, квалификацией я вернулся в Россию… Прямо в самое кипенье криминальных страстей. А на войне как на войне, сами понимаете…
Думаю, когда мы встретились с «дядей Костей», еще ничего ни у него, ни у меня не было в голове определенного. Но это, знаете, как если бы в химической колбе вдруг, по воле случая, собрались все необходимые ингредиенты. И тогда достаточно мелочи, например нужной температуры — и реакция начнется… Неизбежно!
Однажды я признался Кубоцкому, какое я потерпел крушение и как роковым образом не осуществилась
Для меня это означало, что я могу заработать сумму, которая на годы вперед обеспечит мое будущее.
Знаете ли, когда в детстве ночуешь вместе с собаками, это накладывает отпечаток на всю оставшуюся жизнь.
Панически боишься, что снова вернешься на дно.
Для «дяди Кости» это означало разом решить все проблемы и конфликт с отцом Дэзи, его другом и партнером. И более того — встать у руля и стать наконец первым, а не, как всегда, «вечным вторым»…
Мне надлежало лишь исполнить часть плана.
А потом я вдруг подумал… А почему бы и мне не встать у руля? Главным и единственным.
Он закрыл глаза и прошептал:
— Страшный, пронзительный звон стоит в ушах.
Вы знаете, что, по верованиям моего народа, звон в ушах означает, что человека окликает покойник?
— Нет… Никогда о таком не слышал.
— Понимаете? Он зовет меня. Отец этой девочки…
— Как вам все-таки удалось все это осуществить?
— Кубоцкий пошел на большие затраты. Но все было сделано по высшему классу. Новейшее оборудование, как для передвижного полевого госпиталя.
Операционная на уровне последних мировых достижений хирургии — все соответствовало поставленной задаче. Но это того стоило… «Дядю Костю» можно понять: в случае успеха он бы получил столько…
Можно было бы построить еще пять высококлассных больниц и не обеднеть при этом… А я все думал, где это сделать… И выбрал это место, этот заброшенный поселок-призрак.
Климов скривил губы то ли от боли, то ли усмехаясь:
— Думал, в такой глухомани не опасно: нет свидетелей, никто не помешает… А еще я думал: дома и стены помогают!
— Не помогли?
— Нет. Знаете, в детстве мать все время рассказывала мне про нашего бога Торума. Это были очень красивые сказки. У нас ведь, у язычников, много богов. И все помогают… Вы никогда не слышали про нашего главного бога Торума?
— Нет.
— На верхнем, на седьмом небе выстроен его священный дом с серебряным дымоходом и с золотым дымоходом, — говорила мне мать. — Дом его полон богатства. И в нем семь отделений. В одном отделении хранятся книги судьбы, куда занесены жизненные пути каждого человека. Перед домом столб, чтобы привязывать верховых лошадей. На священном лугу с золотой травой пасутся лошади, коровы, овцы.
Небесный бог охотится в лесах. А выглядит он, как седой старец в сияющих золотых одеждах. Он сидит на небе на золотом стуле, держит в руках золотой посох и наблюдает в дыру за жизнью на земле. Его глаза, говорила мне мать, похожи на восходящее солнце, величиной они «с Обь, с море». Его уши величиной с лист кувшинки. Они как «уши черной дикой утки с тонким слухом». Понимаете? То есть,
говорила она мне, он все видит и все слышит! И я всегда, когда был маленьким, был уверен, что в эту дыру в небе он видит и меня. И поэтому я старался вести себя правильно…А потом судьба — наверное, та, что записана в одной из его книг! — увела меня далеко отсюда. И я забыл про старика на седьмом небе, который наблюдает в дыру за жизнью на земле… И за мной наблюдает в том числе! И может, из-за того, что я об этом забыл, все так и получилось? Как ты думаешь?
— Может, — согласился Никита.
Очевидно, он был очень хорошим врачом. Во всяком случае, его последний диагноз оказался абсолютно точным. Он умер, как и обещал, ровно через час.
Успев точно в срок закончить свой рассказ.
Лопухин накрыл его брезентовым краем палатки.
И закурил.
Азарт схватки, когда на кону стоит жизнь, прошел.
Ужас, вызванный зрелищем человеческой смерти, притупился. И пришло время подвести итоги.
Лопухин обозревал залитый лунным светом пейзаж и понимал со всей очевидностью, что в таком обломе он никогда еще прежде в жизни не был. Не пейзаж, а кладбище…
Остались двое убитых археологов. Погибший от ран, нанесенных диким зверем, преступник. Кроме того, неизвестный, неопознанный и найденный в яме труп — очевидно, убитый хирургом. И еще — жмурик, находка археологов. Причем жмурику этому тысяча лет исполнилось, не меньше…
И, как сознательный гражданин мира, Лопухин просто обязан доставить этого тысячелетнего товарища — точнее, как утверждали археологи, даму! — в какой-нибудь музей.
А вот того, что в яме, которую раскопал Климов, Лопухин, как сотрудник Интерпола, обязан доставить к патологоанатомам.
Никита вдруг рассмеялся. И смех этот был, безусловно, нервным, явно нездоровым. Ау! До ближайшего патологоанатома, извините, возможно, сотни километров безлюдной тайги! Ни дорог, ни жилья…
А охотник Аулен, очевидно, все-таки сбежал. Во всяком случае, никаких признаков его присутствия Никите обнаружить не удалось.
Никита закурил — сигареты к тому же заканчивались! — и присел на поваленное дерево. И вдруг вскочил и прислушался. Ему показалось, что тишину нарушил непривычный для этих мест звук!
Сначала он был очень слаб, едва слышен. Но все равно он был!
Не веря своим ушам, Лопухин снова присел на какую-то моховую кочку — ноги подкосились от счастья. Вот дурак-то! Вот осел… Ну, конечно! Ведь как-то же Климов собирался отсюда выбираться?
Догадка Лопухина подтверждалась: шум вертолета становился все явственней.
Ну, конечно… У Климова, безусловно, должна была быть назначена встреча. За ним должны прилететь!
Вертолетчик, немолодой мужчина с седыми висками, спрыгнул на землю и недоверчиво исподлобья взглянул на Никиту.
— Ты вроде, парень, здорово изменился с тех пор, как я тебя сюда доставил, — заметил он явно неодобрительно. — Совсем стал на себя не похож.
Достав удостоверение, а заодно и пистолет, в общем, все аргументы, которые могли бы оказать, на его взгляд, влияние на этого мужика, Лопухин принялся объяснять ситуацию. Вертолетчик выслушал его без особого интереса: