Ночь – мой дом

На нее.

Она держала в руке сумочку под цвет платья, под цвет серебристого пера и серебристой ленты в волосах. Жилка билась у нее на горле, плечи подрагивали, ресницы трепетали. Он изо всех сил сдерживал себя: ему хотелось стиснуть эти плечи, оторвать ее от земли, чтобы она обвила ногами его спину и прижалась лицом к его лицу. Вместо этого он, не останавливаясь, прошел мимо нее и бросил:

— Один тип меня только что узнал. Надо живей двигать.

Она пошла рядом с ним; они проследовали по красному ковру мимо главного танцевального зала. Здесь тоже теснились люди, но не так густо, как внизу. Эту толпу легко можно было обогнуть по краю.

— За следующим балконом есть служебный лифт, — сообщила она. — Идет в подвал. Просто не верится, что ты пришел.

В ближайшем просвете между людьми он свернул направо, опустив голову, и посильнее надвинул шляпу на лоб.

— А что еще я мог сделать?

— Сбежать.

— Куда?

— Господи, да не знаю. Все так делают.

— Я так не делаю.

Они шли вдоль задней части антресолей, толпа снова сгустилась. Внизу губернатор, завладев радиомикрофоном, объявлял сегодняшний день — день открытия отеля «Статлер» — Днем штата Массачусетс, поднялись приветственные крики, все уже были порядочно на взводе, и Эмма поравнялась с ним и слегка толкнула его локтем, чтобы он повернул налево.

Теперь он увидел: после того места, где их коридор пересекается с другим, — темный угол за банкетными столами, огнями, мрамором, красным ковром.

Внизу духовой оркестр надрывался вовсю, и толпы на антресолях били каблуками, а фотовспышки сверкали, хлопали и шипели. Он подумал: интересно, кто-нибудь из газетных фотографов заметит потом, у себя в редакции, некоего парня на заднем плане одного из снимков, парня в желтовато-коричневом костюме, за голову которого обещана кругленькая сумма?

— Налево, налево, — бормотала Эмма.

Он свернул влево между двумя банкетными столами, и мраморный пол сменился черной плиткой. Еще пара шагов — и они у лифта. Он нажал кнопку «Вниз».

Четверо пьяных мужчин прошли вдоль края антресолей. Примерно двумя годами старше Джо. Горланят «Поле битвы». [12]

— Над алыми трибунами взовьются флаги Гарварда, — фальшиво тянули они.

Джо снова надавил кнопку «Вниз».

Один из мужчин встретился с ним глазами, потом хищно глянул на зад Эммы и толкнул приятеля локтем. Они продолжали петь: «И в небе отдается рукоплесканий гром».

12

«Поле битвы» — гимн объединенной спортивной команды Гарвардского университета «Гарвард кримсон».

Эмма коснулась его кисти своей.

— Черт, черт, черт, — твердила она.

Слева от них официант пробился через две кухонные двери, держа на весу большой поднос. Он прошел в каких-то трех футах от них, но даже не посмотрел в их сторону.

Гарвардцы ушли дальше, но песня еще слышалась:

— Вперед, ребята, в бой! Сегодня победим!

Эмма протянула руку мимо него и сама нажала кнопку.

— И Старый Гарвард навсегда!

Джо подумал, не просочиться ли им через кухню, но он подозревал, что это замкнутая клеть, где в лучшем случае имеется подсобный лифт, чтобы доставлять блюда из главной кухни, расположенной двумя этажами ниже. Задним числом он сообразил, что разумнее было бы Эмме прийти к нему, а не наоборот. Если бы только он мыслил ясно. Но он уже забыл, когда это было в последний раз.

Он снова протянул руку к кнопке, но тут услышал, как к ним поднимается кабина.

— Если в ней кто-то есть, просто повернись спиной, — сказал он. — Они будут спешить.

— Увидят мою спину — не будут, — пообещала она, и он улыбнулся, несмотря на весь груз забот.

Пришла кабина, но дверцы не открывались. Он отсчитал пять ударов сердца. Сдвинул решетку. Открыл дверцы пустой кабины. Обернулся к Эмме. Она вошла первой, он — вторым. Он закрыл решетку и дверцы. Повернул рычаг, и они начали спуск.

Она положила тыльную сторону кисти ему на член, и тот сразу же отвердел, едва она закрыла его рот своим. Свободной рукой он скользнул ей под платье, между жаркими бедрами, и она застонала прямо ему в рот. На ее щеки закапали слезы.

— Почему ты плачешь?

— Потому что я, может быть, тебя люблю.

— Может быть? — переспросил он.

— Да.

— Тогда смейся.

— Я не могу, не могу, — отозвалась она.

— Знаешь автовокзал на Сент-Джеймс?

Она сощурилась, глядя на него:

— Что? Конечно знаю. Разумеется.

Он вложил ей в руку ключ от камеры хранения:

— Это если что-нибудь случится.

— Что случится?

— По пути к свободе.

— Нет-нет-нет-нет, — ответила она. — Нет-нет. Держи у себя. Я не хочу.

Он отмахнулся:

— Спрячь в сумочку.

— Джо, я не хочу.

— Там деньги.

— Я знаю, что там, и я этого не хочу.

Она попыталась отдать ему ключ, но он держал руки высоко над головой.

— Пусть будет у тебя, — сказал он.

— Нет, — ответила она. — Мы потратим их вместе. Теперь я с тобой. Я с тобой, Джо. Забери свой ключ.

Она снова попыталась отдать ему ключ, но тут они доехали до подвала.

Окошко в дверце было темным: почему-то выключили свет.

Не «почему-то», понял Джо. Причина только одна.

Он потянулся к рычагу, но тут решетку рванули с другой стороны, и Брендан Лумис просунул руку в кабину и вытащил Джо за галстук. Он вытянул пистолет Джо из-за пояса и отшвырнул в темноту, где тот чиркнул по бетонному полу. Потом ударил Джо в лицо и в висок несчетное число раз, и все это случилось так быстро, что Джо едва успел поднять руки.

Подняв руки, он потянулся назад, к Эмме, чтобы как-то защитить ее. Но кулак Брендана Лумиса был как мясницкий молот. Всякий раз, когда он бил Джо по голове (бум-бум-бум-бум), Джо чувствовал, как у него немеет мозг и что-то вспыхивает в глазах. Его глаза скользили сквозь это белое сверкание, не в силах ни на чем остановиться. Он услышал, как ломается его собственный нос, а потом (бум-бум-бум) Лумис ударил в одно и то же место три раза кряду.

Когда Лумис выпустил его галстук, Джо рухнул на четвереньки прямо на цементный пол. Он услышал, как что-то капает, словно из протекающего крана, и, открыв глаза, увидел, что это его кровь сочится на цемент. Капли были размером с пятицентовые монетки, но их быстро становилось все больше, они словно превращались в амеб, а амебы превращались в лужицы. Он повернул голову: может, пока его избивали, Эмме удалось выиграть время, захлопнуть дверцы лифта и поскорее уехать? Но лифта не было там, где он его видел перед этим. А может, он сам был не там, где лифт, потому что увидел он только цементную стенку.

Тогда-то Брендан Лумис и пнул его в живот, так сильно, что Джо приподняло над полом. Он приземлился, скрючившись; он не мог дышать, он хватал ртом воздух, но воздух не шел. Он попытался подняться на колени, ноги все время разъезжались, и тогда он, опираясь на локти, оторвал грудь от цемента и стал глотать воздух, словно рыба, вытащенная из воды, пытаясь хоть что-то втянуть в легкие, но ему казалось, что его грудь — сплошной черный камень без всяких отверстий, просто камень, в котором больше ничему нет места, потому что он больше не может дышать, ни хрена не может дышать.