Ночь накануне
Шрифт:
Хорошо, что Артур Юрьевич был уже рядом.
Прыжок, удар голой коленкой в голову врага. Принуждение к миру. Враг прекратил сопротивление.
Бонус сцепил руки браслетами. Чужие, разумеется. За спиной.
Подняли, подхватили, понесли. Быстро, словно на учениях по гражданской обороне.
Подъезд, лифт, площадка…
Дверь незаперта. Как юноша разволновался из-за машинки! Даже запереть не успел…
Артур велел Бонусу подержать задержанного, сам аккуратно, держа наготове ствол, прошел в квартиру. Нащупал выключатель, зажег свет — тихариться не имело смысла.
Гостиная.
Пусто. В смысле безлюдно. Дальше — спальня. Покрывало на полу. Разворошенная кровать. Но не Пашей. Паша в джинсах и футболке. Видимо, сидел в гостиной, когда автопейджер сработал. Думу думал горькую, что делать. Волновался, переживал, вместо того чтобы следы заметать.
А следы — вон они, возле кровати. Бусы рассыпанные, трусы рваные. Утюг брошенный. С длинным шнуром. Есть что предъявить.
На лоджии — никого. Сверху «мерседес» смотрелся очень хорошо. Жаль, не успел крышу рихтануть.
Проверил на всякий случай шкафы, кладовую, ванную и сортир. Если кто-то и был в квартире, то только в прикроватной тумбочке.
Вернулся на площадку. Дубровкин, дыша перегаром и заикаясь, угрожал и требовал зачитать его права. Видимо, Бонус уже представился. Доходчиво. Нечаянно перекусив свой гвоздь. Поэтому Паша и заикался.
Артур схватил его за футболку, поволок следом. В спальне подсек и ткнул лицом в бусинки. Потом поднял утюг и шнуром обмотал Пашину шею. С точки зрения криминалистики, он был неправ — на шнуре могли остаться следы. А уж с точки зрения уголовного процесса, вообще незачет…
Но у нас ночь Накануне.
Никто не узнает и не погрозит пальцем.
— Молись, баклан!..
Дубровкин захрипел, начал пускать пузыри, замахал руками, мол, дайте слово перед смертью молвить. Артур ослабил шнур.
— Это не я! Клянусь!.. Здоровьем клянусь! Не убивайте!!! Это Гарик! Переклинило его! Не надо, не надо! А я не хотел!
Дубровкин сморщил рожу и заревел, словно провинившийся детсадовец, оставленный без компота.
— Рассказывай, урод, — Артур отпустил его и снял с шеи шнур, — чего ты не хотел?
— Чтобы он… Отговаривал, в общем…
…Ничего неожиданного опера не услышали. Гарик положил глаз на Надьку, а она посмела взбрыкнуть. Да еще по морде дала. Такое приличные люди не прощают. А особенно сын известного, высокосидящего папаши.
— Того самого? — переспросил Артур, услышав фамилию.
— Да…
Попросили Алку заманить подружку в хату. Она действительно не знала, зачем. Потом велели свалить. А Надька с пацаном притащилась. Пацана на кухню отправили, там телик есть. Мультики включили.
Гарик Надьку в спальню позвал, та лоханулась, пошла. Дальше предъявил — типа, чего ты, сучка кафешная, брыкаешься? Не хочешь проблем — в койку падай. Она — к дверям. Гарик ей в челюсть кулаком, потом подушку на голову.
— Что, один?
— Ну… это… Он же здоровый парень. А много ли ей надо? Я отговаривал его, но…
Надьке удалось вырваться. Закричала, что его посадит. Тут Гарика и переклинило, даром что в две ноздри кокса
зарядил. Утюгом приложил, потом шнур на шею. Попугать хотел. Да не рассчитал…— Я просил пацана не трогать… Правда… Но он же невменяйко…
— Скажи еще, на колени перед ним встал.
…Потом завернули в покрывало и по очереди вынесли на помойку. Сверху закидали мусором, чтобы не нашли. Сумочку тоже выкинули. Алке позвонили, что она у них не была…
— А тряпки вокруг шеи? На хрена?
— Я ж говорю, переклинило его. Кокс колумбийский, вот и решил им колумбийские галстуки сделать. Из ее же платка.
«Ох, неспроста Основатель задумал мероприятие именно сегодня… У нас не только экономический кризис… Черепно-мозговой. Попробуй докажи право на существование после таких подвигов…»
— Где он сейчас?
— Не знаю… Он уехал сразу…
Артур вновь схватил утюг и носиком саданул по дубровинскои коленке. Тот испуганно вскрикнул и забился в судороге. Полицейский значок уважают многие, утюг уважают все.
— Не доводи до греха. Еще раз спрашиваю, где он?
— В клубе, наверное! В «Убежище»! Он там все время зажигает! Это бати его клуб!
— На чем поехал?
— На машине.
— Понятно, что не на метро. Что за тачка?
— «Кайен». «Порш». Желтый металлик.
— Под коксом за баранку сел? — уточнил Бонус.
— Да кто ж его остановит?
Артур бросил утюг в угол, закурил:
— Где этот клуб?
— На Петроградке. В бывшем бомбоубежище, за женским монастырем.
— Одет во что? Быстро!
— Пиджак такой… светлый. Синяя рубашка.
— Фотка есть?
Дубровкин робко кивнул на мобильник. Бонус открыл альбом с картинками, начал листать.
— Вот, — затормозил Паша.
Улыбающаяся физиономия. Без особых примет, как пишут в сводках. Артур постарался запомнить.
До окончания отведенного Основателем срока полтора часа.
В принципе, если зайти в дверь даже за минуту, время остановится. Можно успеть. Правда, Артур пока так и не решил, куда отправится доказывать право на существование.
Он жестом позвал Бонуса в гостиную, где озвучил новые вводные:
— Я в клуб. Останься с этим. Сиди, пока не позвоню.
— Может, наших позвать? Ясно же все. Чего мудрить? Я, между прочим, дежурю. Случись что, кто поедет?
— Я постараюсь побыстрее. А наших звать не надо. Слыхал, кто у него папашка? Тут же просигналят. Чадо ваше порезвилось, имейте в виду. Все ж повязаны…
— Ну да, — с грустью согласился Бонус.
— Ты времени не теряй. Побеседуй с ним, пока он утюгом подогретый. Что еще про этого Гарика знает. Если интересное расскажет, сразу звони.
— А если ему кто позвонит?
— Не отвечайте. Пьяный он. Спит.
Артур слетел вниз, добежал до машины, с третьей попытки завел двигатель. Гонка по городу не прошла даром для старушки «ауди». Пенсионный движок перегрелся. К тому же ремень генератора держался на матерном слове. Новый стоил дорого, ибо машина была старой, и купить запчасть можно только по заказу. А семейный бюджет не рассчитан на приобретение предметов роскоши. Завтра вон за секцию Лешке платить. И квартплата на подходе.