Ночь не наступит
Шрифт:
По мере рассказа лицо Феликса все шире расплывалось в улыбке, кончики усов поднимались, зато Леонид Борисович мрачнел и стал совсем мрачен, когда Антон поведал, как кавказец предложил ему: «Может быть, сойдем, пройдем, а?»
— А раньше ты этого субъекта не встречал? — спросил инженер.
— Н-нет... — неуверенно протянул Антон. — Хотя... Вроде лицо чем-то знакомо... Взгляд... Я сам думал...
— Где он там запропастился? — Красин повернул голову к Феликсу. — Покличь-ка молодца.
— Семен! — зычно крикнул Феликс.
Дверь с веранды в комнату отворилась — и в проеме
— Он?
Юноша впился в темнобрового парня взглядом. И вдруг вспышкой молнии все высветилось: он же видел его две недели тому выходящим из кабинета Красина в конторе на Малой Морской, только тогда «провинциал» был с бородой и в поддевке. Но это что! Другой раз Антон видел его в Тифлисе, на Эриванской — молодого офицера, спрыгнувшего с пролетки и оттеснявшего с дороги гуляк, а потом среди огня и клубов дыма уносящегося прочь с площади. Он! Никакого сомнения — он! Как же раньше Антон не догадался?
У него даже зашумело в голове.
— Прежде чем подробно расскажешь обо всем, что ты видел и слышал в Тифлисе, повтори, как вы с их светлостью продефилировали по Фонтанке, — тяжело, словно бы пересиливая себя, проговорил Леонид Борисович, и Антон снова подумал: «Болен!»
— Я... Я не хотел... — юноша виновато посмотрел на попутчика. — Я ведь подумал...
— Чего ж смущаться? Мы говорим друг другу только правду, какой бы она ни была — приятной или неприятной, прекрасной или страшной, не прикрашивая ее даже на самую малость и даже из самых лучших побуждений. Ибо нет опасней лжи, чем слегка извращенная правда. Ну, смелей!
Антон повторил рассказ, под влиянием сурового напутствия Красина восстановив и те подробности, которые прежде посчитал лишними: как его спутник прикинулся провинциалом, никогда прежде не бывавшим в Питере, а потом сам же показал кучеру, как ближней дорогой проехать к Моховой. Феликс слушал с не меньшим удовольствием, чем в первый раз, хохотал, покручивал ус:
— Натура! В этом вся его натура!
Глаза же инженера зажглись недобрым огнем. Досадливым движением он провел по переносице пальцем и оборвал Антона:
— Хватит!
Повернулся к «провинциалу».
— Фанфарон. Если бы сказал заранее, что собираешься разыгрывать спектакли, я не поручил бы тебе такого ответственного задания. Во всяком случае, учту на будущее.
— Я? Какой спектакль, дорогой? Я просто хотел у них под носом — нате-кусите! Никакой спектакль!
Он зло покосился на Антона. «Ах, как я его подвел! — с досадой подумал юноша. И снова его осенила мысль: — Неужели?..»
Он поискал глазами. На веранде, в углу на тахте лежала открытая, гнутой фанеры, желтая шляпная коробка.
«Неужели четверть миллиона было в ней?»
Он вспомнил, как выглядывал круглый бок этой коробки с багажной полки в купе, на виду у всех, как лежала она в их ногах, когда ехали они мимо департамента полиции. «Вот это да! Вот это герой!» — он с восторгом уставился на парня.
— Нет, это дело мы так не оставим, чтобы впредь неповадно было, — твердо сказал Леонид Борисович. — Меру воздействия мы обсудим с товарищами. Обязательно расскажу и Ивану Иванычу.
— Нет! —
взмолился парень. — Только не ему!— Расскажу, — жестко повторил Красин. — Однако и довольно об этом. Теперь выслушаем рассказ Антона о том, как происходила экспроприация — глазами стороннего наблюдателя.
«Стороннего наблюдателя! — обида обожгла юношу. Он опустил голову. — Он герой, а я!.. Так вот зачем я был им нужен в Тифлисе! Сторонним наблюдателем!..»
— Напрасно, — легко дотронулся пальцами до его плеча Леонид Борисович. — Во-первых, нам нужна объективная информация. Во-вторых, если бы в Тифлисе случилось что-нибудь непредвиденное, ты был бы единственным человеком, который мог сообщить нам об этом. Это было ответственное поручение — мы доверили тебе очень многое.
«Да, правда, — у Антона отлегло от сердца. Он поднял голову и улыбнулся. Теперь ему было нестерпимо стыдно. — Тоже разыгрываю спектакль. Как сопливый мальчишка!..»
Красин уловил смену его настроений, его замешательство:
— Но прежде чем приступим к обсуждению, пора вам и познакомиться, тем более что в будущем вам, наверно, придется работать вместе. И показал на него «провинциалу»:
— Сын моего давнего друга, хочет работать в боевой группе. — Он обернулся к Антону: — Придумай себе кличку для конспиративной работы.
— На Металлическом, у дяди Захара, меня звали Мироном... Но теперь я хочу — «Отцов», — сказал он.
— К сожалению, один Отцов у нас уже есть. Запутаемся.
— Тогда... Тогда пусть «Владимиров».
— Ладно, — согласился Леонид Борисович. — Хоть и прозрачно, но я понимаю тебя... Пусть будет Владимиров. А этот удалец, — все еще сухо кивнул он на «провинциала», — наш старый товарищ, подпольщик-профессионал Камо.
Антон и Камо пожали друг другу руки. Юноша вложил в это рукопожатие все свое восхищение «старым профессионалом», который был всего на три-четыре года старше его самого. В ответном движении Камо и в его странном взгляде он почувствовал, что горячий кавказец еще не простил своему новому знакомому невольного разоблачения.
— Итак, шаг за шагом, минута за минутой: как все произошло, сколько жертв в действительности, что говорят в городе, давай.
Антон начал рассказ. Камо временами останавливал его, дополняя и поправляя. Красин и Феликс переспрашивали, уточняли. Рассказывая, Антон ловил на себе пристальный, оценивающий взгляд усача. «Чего он так смотрит? Кто он?»
Когда он кончил, Леонид Борисович сказал:
— Возможно, Антон, тебе предстоит принять участие еще в одном деле. На этот раз активное участие. — Он посмотрел на Феликса. Тот кивнул. — Ты можешь приехать сюда и завтра?
— Могу и не уезжать, — юноша рассказал о Травиных, о том, что на их даче его всегда ждет комната.
Красин знал профессора.
— Помнится, у него очень милая дочь?
— Да, очень! — простодушно воскликнул студент.
— Отлично. Погости у них. Завтра, часам к девяти, приходи сюда, к тому времени мы с товарищами все окончательно решим. — И протянул на прощанье руку: — До встречи, товарищ Владимиров.
Антону показалось, что пальцы Леонида Борисовича стали еще горячей и суше.