Ночь Охотника

И под этим я подразумеваю вопрос: а как же тогда быть с Дзиртом?

Мне хочется отвергнуть послание Миликки; некогда я заявил, что этой богине принадлежит мое сердце, и я знал, что это истинно и правильно. Но сейчас я хочу отказаться от нее, отчаянно хочу и все-таки не могу. Возможно, жестокая правда Фаэруна состоит в том, что гоблины и свирепые великаны – просто чистое зло, что они не воспитаны во зле, а появляются такими на свет.

Скорее всего, мое восприятие этой истины искажено воспоминаниями о прошлом, когда я решительно отказался от, казалось бы, неизбежного пути, для которого был рожден. И возможно, это искажение восприятия несет опасность.

В глубине души послание Миликки ранит меня, и эта рана и есть мое бремя. Может быть, сейчас настал момент, когда уже не осталось места для оптимизма и надежды на то, что добро все же существует? Может быть, это мировоззрение, путеводная звезда моего существования, просто неприменимо к черному сердцу орка?

Могу ли я начать войну?

Я иду этой дорогой, полный сомнений, но все же охотно, потому что душу мою раздирают противоречия. Я хочу знать, я должен знать! И я боюсь узнать правду.

Увы, столь многое изменилось, но многое осталось прежним. Магическая чума ушла, и все же, по-видимому, назревают новые неприятности. И мы идем по дороге, которая уводит нас в непроглядную тьму, в Гаунтлгрим, на поиски потерянного друга, а потом, если нам удастся выжить, – в центр могучей бури.

Но несмотря на все это, я никогда не чувствовал себя таким счастливым.

Дзирт До’Урден

Глава 9

После заката

– Ты не должен был меня останавливать, – прошипела Далия, когда Энтрери вернулся в комнату, которую они делили в Порту Лласт, на верхнем этаже гостиницы под названием «Приют каменотеса», приткнувшейся у восточного утеса, окружавшего город. Далия сидела у единственного окна, глядя на запад, на пристани и морские волны, накатывавшие на берега ожившего города ожившего в большой степени благодаря усилиям их отряда. Солнце низко висело над горизонтом, близились сумерки.

– Опять ты за свое? – недовольно фыркнул Энтрери. Он вернулся после позднего ужина с остальными тремя спутниками, в котором Далия, пребывавшая в отвратительном настроении, отказалась участвовать.

Далия резко развернулась, посмотрела на мужчину, наморщив лоб, с выражением неутихающего гнева, которое теперь не покидало ее лица. Волосы ее снова были заплетены в косу на макушке, хотя она уже некоторое время не преображалась в воительницу, а магические синие татуировки на лице сегодня вечером показались Энтрери особенно угрожающими: женщина чем-то напомнила ему хищную кошку. Она повернулась и с упрямым видом склонила голову набок. По крайней мере у него создалось такое впечатление.

– Как ты считаешь, он нас преследует? – спросила она.

– Нет.

В действительности ассасин понятия не имел, собирался ли Дзирт следовать за ними из Долины Ледяного Ветра, да и в любом случае его это не слишком волновало. Во всяком случае, не настолько сильно, как Далию, которой этот вопрос явно не давал покоя. Скорее всего, Дзирт остался в Долине Ледяного Ветра, как он и дал им понять раньше. Возможно, зализывал раны и искал способ восстановить свою репутацию среди жителей Десяти Городов, решил Энтрери; ассасин помнил выражение боли, появившееся на лице Дзирта в ту минуту, когда стражники отказались впустить их в Брин-Шандер.

Энтрери считал, что Дзирту следовало пойти с ними, хотя Далия старалась сделать их совместное путешествие весьма проблематичным.

А возможно, этого просто хотелось самому Энтрери: могучий и искусный воин-дроу рядом никогда не помешает. И когда он это понял, то немало удивился самому себе.

– Он захочет отомстить, – настаивала Далия. – Ты не должен был мне мешать!

Энтрери рассмеялся над ее словами.

– Он заслужил смерть! – выпалила Далия, вскочила со стула, стремительно пересекла комнату и остановилась перед мужчиной.

– Разве ты забыла, что это мы – ты и я – предали его? – усмехнулся Энтрери. – И Дзирт тебя простил и ни разу не упрекнул меня в…

– Просто я ему надоела, – перебила его Далия, словно это объясняло ее неожиданное нападение на дроу. При этом она ткнула пальцем в грудь Энтрери, и человек в очередной раз улыбнулся: поведение женщины явно забавляло его.

И поэтому Далия замахнулась, чтобы ударить его по лицу.

Но он оказался проворнее, схватил ее за запястье и резко опустил руку, причинив ей боль.

– Я не Дзирт До’Урден, – спокойно произнес он. – Если ты на меня нападешь, я буду сражаться.

– Нам уже приходилось сражаться, – напомнила ему Далия.

– Да, но прежде я не понимал действия твоего странного оружия, – произнес ассасин таким голосом, от которого стыла кровь в жилах его многочисленных жертв уже много десятков лет; обычно за этим следовал смертельный удар клинка, обагрявшегося этой самой кровью. – Но теперь я знаю, как ты сражаешься, знаю все твои трюки. Не сомневайся: если ты нападешь на меня, я убью тебя.

Он разжал пальцы и отбросил в сторону руку женщины, и Далия отступила на шаг назад; на лице ее появилось выражение одновременно дикой ярости и любопытства. В окно, находившееся у нее за спиной, видно было, что солнце село, и длинные тени уступили место полумраку.

– Значит, именно это тебе нужно? – догадался Энтрери. – Именно этого ты желала всю жизнь?

Далия выпрямилась, расправила плечи, но, казалось, не могла найти ответа.

– Потому что ты трусиха? – спросил Энтрери.

Руки женщины машинально потянулись к посоху; оружие, разделенное на две секции, было укреплено в петле на поясе слева.

Артемис Энтрери снова улыбнулся, и Далия остановилась, не успев схватиться за посох.

– Зачем это, Далия? – спросил он негромко. – К тебе вернулся сын, и он простил тебе все, несмотря на то, что ты не можешь найти сил простить саму себя. Долго еще ты будешь ненавидеть свое отражение в зеркале?

– Что ты можешь об этом знать?

– Я знаю, что ты набросилась на Дзирта с оружием потому, что он отверг тебя, – ответил Энтрери. – И еще я знаю о той игре, которую ты ведешь.