Ночь Охотника

Даже в этом безумном мире, где магия творит все более безумные вещи, где откуда ни возьмись возникают десятки тысяч орков, пираты становятся королями, существуют моменты ясности и предсказуемости, когда определенный путь ведет к ожидаемому концу. Эти моменты я называю поэзией истории.

Реджис пришел к нам, едва успев обогнать того, кто преследовал его, действительно опасного врага.

Поэзия истории, комфорт предсказуемости!

Он очень отличается от того Реджиса, которым был в прошлой жизни, наш друг-хафлинг. Решительный, хорошо обученный, искусный в обращении с клинком, Реджис провел вторую жизнь, имея перед собой четкую цель. И когда лич появился в нашем лагере в ту ночь в диких пустошах холмов Крагс, Реджис не обратился в бегство. Нет, он велел нам всем бежать, а сам попытался остановить кошмарное чудовище.

Но, несмотря на странные изменения, происшедшие с моими друзьями, все эти события, наши приключения, приносят мне какое-то знакомое, уютное ощущение.

Поэзия истории.

Я слышал подобные рассуждения довольно часто, особенно от старших эльфов, которые видели восходы и закаты нескольких сотен лет. Мало что способно удивить их, даже бурные события вроде Смутного Времени или Магической чумы, потому что они множество раз слышали стихи истории. И эта ожидаемая реальность воплощается в жизнь, когда дело касается возвышения и падения королевств и империй. Они следуют определенному курсу, они поднимаются в надежде на лучшее, они восходят на вершины славы, пользуясь благоприятными возможностями. Иногда они достигают этой вершины, сверкающего бриллианта, почти полного совершенства – это Миф Драннор во времена своего величия, Глубоководье на вершине могущества, и да, я включу сюда возрождение клана Боевого Молота в Мифрил Халле. Это обещание, это надежда.

Но колесо судьбы движется вперед, поворачивается слишком часто, и падение так же предсказуемо, как возвышение.

Часто я спрашиваю себя: что это, амбиции или слабость разумных рас? Что приводит к вращению этого колеса, подъему и падению культур и королевств? Так много их начинает свое существование с добрыми намерениями, с большими надеждами. Новая дорога, новый день, светлый рассвет и тысяча других клише…

Однако, по-видимому, любое государство в конце концов приходит к стагнации, и во время этого застоя силу обретают злые люди, руководствующиеся алчностью или жаждой власти. Подобно язве, они находят путь в любое правительство, проникают сквозь лазейки в самых благонамеренных законах, используют их в своих целях, копят сокровища и обеспечивают собственное благополучие за счет других людей, а в несчастьях и смутах винят своих беспомощных подданных, у которых нет ни права голоса, ни прибежища. Они обращаются к крестьянам: «Бойтесь вымогателей!» А вымогатели – это якобы больные, старые, угнетенные.

Они искажают реальность, чтобы сохранить свои богатства, но все же они никогда не чувствуют себя в безопасности, потому что такова кара истории; и когда они заканчивают грабить, неправедное государство рушится и погребает под собой и угнетенных, и угнетателей.

И тогда несчастья и болезни воцаряются на полях, на море, в лесах, среди работников и крестьян, рыбаков и охотников, среди тех, кто сеет, и тех, кто ест.

Потому что, боюсь, поэзия истории – это мрачная поэзия, она звучит как предупреждение об опасности, а потом она исчезает в памяти далеких поколений, превращается в легенды, а новые вредители выползают из своих коконов и пируют за счет несчастных.

Так не должно быть, но это происходит слишком часто. Я надеялся на нечто новое, лучшее, на нечто продолжительное, и это привело к договору ущелья Гарумна, о котором я начинаю сожалеть.

И поэтому мне следует погрузиться в отчаяние.

Но нет, я далек от безнадежности, потому что я видел божественную справедливость, я получил обратно самое ценное, что может быть в этом мире, – самых верных друзей и супругу, какие только могут быть у смертного существа. Мы идем вперед с открытыми глазами, с открытыми сердцами, мы Компаньоны из Халла, мы прекрасно знакомы с поэзией истории и твердо настроены сделать так, чтобы эти печальные ноты сменились триумфальными тактами и мягкими мелодиями надежды и справедливости. Мир погружен в хаос, но мы несем с собой порядок.

Мир затмила тень, но мы намерены нести свет.

Однажды, не очень давно, мне пришлось уговаривать своих бывших спутников совершать хорошие дела и самоотверженные поступки; теперь, наоборот, я окружен теми, кто побуждает меня к самоотречению.

Потому что даже мрачная правда не может изгнать из моего сердца неиссякаемый оптимизм, надежду на то, что в жизни есть еще что-то лучшее, что-то большее, нормальное общество, где слабые не боятся сильных.

Мы найдем свой путь, найдем нестройные ноты в страшных стихах; так получилось в случае с личем, которого Реджис притащил за собой, с этой тварью, Темной Душой, которая считала себя сильнее нас.

Потому что это была часть игры, которую мы могли бы предвидеть, если бы взглянули более внимательно на нашего друга-хафлинга. Если бы мы вспомнили правду о Пузане – о том самом Реджисе, который давным-давно навлек на нас проклятие по имени Артемис Энтрери (впрочем, с тех пор он перестал быть проклятием…).

И теперь мы действуем более осторожно, потому что в Реджисе появилось что-то новое – какая-то необычная аура, странные манеры, желание бросаться навстречу опасности, иногда напрасно, – и это «новое» привлекает к нам беды.

Пусть будет так. Возможно, как говорит старая пословица, это часть его обаяния.

А я скажу, что он сам ищет смерти.

Дзирт До’Урден

Глава 15

Родной дом

– Ну что, эльф, если у тебя есть какие-то мысли, пора их озвучить, – обратился Бренор к Дзирту, когда они выбрались из лодки, сделанной из шляпки огромного гриба, на узкий грязный берег перед стеной подземного замка и открытыми воротами, ведущими в Гаунтлгрим. Вся гигантская пещера была тускло освещена свечением, испускаемым лишайниками, и вокруг импровизированной лодочки распространялось еще больше света, потому что Кэтти-бри сотворила соответствующее заклинание, прежде чем они вступили в длинный туннель, ведущий в пещеру.

Вульфгар прочно удерживал суденышко одной могучей рукой, а вторую использовал как мостки, чтобы его спутники смогли сойти на берег. Когда Бренор подошел к переднему краю лодчонки, огромный человек легко перенес его на сушу.

Покачав лохматой головой, Бренор посмотрел на друга.

– Ты такой же сильный, как и в прошлый раз, – пробормотал дворф.

– Когда я видел Пуэнта, давно, в одной пещере, он мыслил вполне ясно, – сказал Дзирт дворфу. – Возможно, в душе его осталось достаточно от прежнего Тибблдорфа Пуэнта, и мы сумеем уговорить его пойти с нами к жрецу, который избавит его от проклятия.