Ночь оракула

Он хмыкнул, даже не удостоив комментарием эту лабуду. Я постарался сразу отвести подозрения от Джона, так как все же надеялся вызвать Джейкоба на откровенность. Несколько метров мы прошли молча, и вдруг он положил руку мне на плечо:

— Я слышал, ты серьезно болел.

— Было дело, но сейчас я себя чувствую гораздо лучше.

— Они тебя записали в покойники?

— Я сделал вид, что не умею читать, и вот уже четыре месяца разгуливаю на свободе.

— Так, может, ты бессмертный? До ста десяти, во всяком случае, протянешь.

Столовая оказалась большим светлым залом с раздвижными стеклянными дверями, ведущими в сад. Некоторые пансионеры и их родственники вышли туда покурить и выпить кофейку. Здесь было самообслуживание. Взяв мясную запеканку с картофельным пюре и разные салаты, мы стали искать свободный столик. При таком аншлаге — человек пятьдесят, если не все шестьдесят — это превратилось в настоящую проблему. Мы кружили по залу со своими подносами, и Джейкоб все больше раздражался, воспринимая это как личное оскорбление. Когда мы наконец пристроились, я спросил, нравится ли ему здесь, и в ответ услышал тираду, сопровождаемую подрагиванием левой ноги:

— Здесь как в жопе. Собираются и травят про себя всякую хренотень. Тоска зеленая. Очень мне надо слушать про то, как эти придурки недополучили в детстве родительской ласки, а после сбились с пути истинного и угодили в объятия сатаны!

— Когда подходит твоя очередь, ты тоже изливаешь душу?

— А куда денешься! Чтоб они тыкали в меня пальцем и обзывали трусом? Гоню пургу, как все, а еще лучше — слезу пустить. Это верняк. Перед вами, чтоб вы знали, хороший актер. Я рассказываю, какой я подонок, меня начинают душить рыдания, и все довольны.

— Кому нужен этот театр, не понимаю. Ты же просто зря здесь торчишь.

— Я не наркоман, понятно? Так, немного баловался. Могу бросить в любой момент.

— Вот и мой товарищ по общежитию так говорил, пока не окочурился от передоза.

— Может, у него вот тут не хватало, — Джейкоб постучал пальцем по голове. — А мне передоз не грозит. Это моя мамаша считает, что я подсел, но я-то знаю, что я в порядке.

— Зачем же ты согласился пройти курс лечения?

— Потому что она пригрозила лишить меня дотации. Твой друган, сэр Джон, меня уже поприжал. Если еще и леди Элеонора закусит удила, я могу вообще остаться на бобах.

— Можно найти работу.

— Можно, но зачем? У меня другие планы, и для их реализации потребуется время.

— Значит, ты просто «мотаешь срок». Свои двадцать восемь дней.

— Все бы ничего, если бы они не грузили нас этими дурацкими разговорами и не заставляли читать совершенно идиотские книжки. Видел бы ты эту мутотень!

— Какие книжки?

— «Анонимные алкоголики», «Двенадцатиступенчатая программа», полная лажа.

— Эта лажа многим реально помогла.

— Чтиво для умственно отсталых. Вся эта фигня про Высшие Силы. Религиозный бред. «Препоручи себя Высшим Силам, и ты спасен». Надо быть придурком, чтобы в это верить. Какие Высшие Силы! Посмотри вокруг, где они? Ты их видишь? Есть я, есть ты и еще несколько десятков таких же раздолбаев, у которых в башке одна мысль: день прошел — и ладно.

Через десять минут я уже почувствовал себя опустошенным этими циничными банальностями. У меня было одно желание — поскорее уйти, но я решил досидеть до конца хотя бы для проформы. Эта бледная спирохета почти не притронулась к еде. Джейкоб поковырял картофельное пюре, отломил кусочек мясной запеканки и, положив вилку, спросил, как я насчет десерта. Я мотнул головой, а он, постояв в очереди, вернулся с двумя порциями шоколадного пудинга. К десерту он проявил куда больший интерес, оно и понятно: сахар был для него единственным заменителем наркотиков. Он лопал свой пудинг, как ребенок, дорвавшийся до сладкого, выскребая из пластикового стаканчика все до последней ложечки. К нашему столику подвалил некто Фредди, персонаж лет тридцати пяти с грубоватым рябым лицом и собранными сзади в пучок волосами. Он пожал мне руку с панибратством ветерана лечебно-трудового профилактория, добавив при этом, что он рад познакомиться с другом Джейка.

— Сид — знаменитый писатель, — ни к селу ни к городу бухнул Джейкоб. — У него за плечами полсотни романов.

— Не слушайте его, — заметил я. — Мой друг склонен к преувеличениям.

— Знаю, знаю, — покивал Фредди. — Он тут у нас всем дает шороху. За ним нужен глаз да глаз. Да, Джейк?

Потрепав его по голове, ветеран отошел от нашего столика. Джейкоб принялся за второй пудинг, а между делом сообщил, что этот Фредди — староста группы и вообще свой парень.

— Первоклассный вор, — развивал свою характеристику мой визави. — Специализируется по магазинам. Его не могли поймать с поличным, а почему? Вместо того чтобы ходить «на дело» в длинном пальто, как это у них принято, он надевал сутану. Кто заподозрит отца Фредди, божьего человека, правильно? Однажды, представляешь, застревает он в пробке, где-то в центре, совсем немного не доехав до аптеки, которую собирался обчистить. Видит, дело серьезное. Какой-то мужик переходил дорогу, и его сбила машина. Оттащили мужика на тротуар, кровища хлещет, кент в отрубе, того гляди концы отдаст. Тут какая-то телка бросается к Фредди и умоляет его причастить умирающего. Пиздец. Отец Фредди не знает ни одной молитвы! И дать деру нельзя — сразу тебя расколют и в кутузку. Короче, опустился он на колени, руки перед собой сложил, всё, как положено, и понес полную фигню в ухо этому доходяге. Прям как в кино. Потом перекрестил его и укатил как ни в чем не бывало. Ничего так, да?

— Я вижу, групповая терапия раздвинула твои горизонты.

— Это что! Ну, подворовывал Фредди, чтобы разжиться «дозой», делов-то. Тут есть люди покруче. Видишь черного парня за угловым столиком, здоровый такой, в синей фуфайке? Джером. Двенадцать лет оттрубил в «Аттике» за убийство. А блондиночку за соседним столом, с мамашей? Салли. Денег немерено, одна из богатейших семей в Нью-Йорке, живут на Парк-авеню. Знаешь, чем она занималась? Останавливала машины возле Линкольнского тоннеля и трахалась с водилами за двадцать баксов. А вон тот, Альфонсо, в желтой рубашке, изнасиловал свою десятилетнюю дочь. Рядом с ними, Сид, я пай-мальчик.

Похоже, сладкое его немного подзарядило, во всяком случае, когда мы относили подносы с грязной посудой на кухню, он уже не напоминал шаркающую ногами сомнамбулу, его шаг даже сделался пружинистым. Я провел с ним около получаса — достаточно, чтобы считать свою миссию выполненной. В дверях Джейкоб спросил, не хочу ли я подняться в его комнату на четвертом этаже. Посмотрю, как он живет, а в час тридцать родные и друзья приглашаются на расширенный сеанс групповой терапии. В том, как он цеплялся за меня и не хотел отпускать, сквозило что-то жалкое. Мы ведь были едва знакомы. Видимо, он устал от одиночества и хотел видеть во мне своего друга, хотя прекрасно понимал, что я выступаю в роли, так сказать, секретного агента его отца. Я пытался ему сочувствовать, но у меня это плохо получалось. Этот человек плюнул в лицо моей жене, и пусть прошло уже шесть лет, я не мог простить ему такое. Глянув на часы, я сказал, что через десять минут у меня встреча неподалеку. В его глазах промелькнуло разочарование, но уже в следующую секунду лицо его превратилось в маску безразличия.

— Дело хозяйское. Надо, так надо.

— Загляну к тебе через неделю, — соврал я, не моргнув глазом.

— Смотри сам. Тебя, Сид, никто не неволит. Он снисходительно похлопал меня по плечу, и не успел я протянуть ему руку, как он повернулся и зашагал по направлению к лестнице. Я немного подождал, в надежде что он обернется и кивнет мне напоследок, но так и не дождался. Джейкоб не спеша поднялся по лестнице, и когда он скрылся из виду, я подошел к регистрационной книге и расписался в графе «Убыл».

Часы показывали начало второго. На улице потеплело, и я пожалел, что надел куртку. Пользуясь тем, что редко попадаю в район Верхнего Ист-Сайда, я решил немного побродить по окрестностям. Разговор с Джоном о визите к его сыну обещал быть трудным, и, вместо того чтобы сразу ему позвонить, я предпочел отложить эту малоприятную обязанность до возвращения в Бруклин. Звонить из дому я, понятно, не мог, во всяком случае при Грейс, но за углом нашего дома, в кондитерской «Ландольфи», есть допотопная телефонная будка со складной дверью, вполне пригодная для такого случая.