Ночь открытых дверей
Шрифт:
Пока переодевали Люду, пока кутали в теплое, пока поили горячим молоком, куда-либо идти Генке расхотелось. Шутка ли – две ночи не спать да еще по голове получить, – никаких сил не останется.
– А давай у меня посидим! – предложил Кармашкин, с мольбой глядя на Леночку. – Клюква же не знает, что ты ко мне пошла. Он тебя станет около дома караулить. Правильно? Ну, вот! А тебя там и не будет! Всё! Сиди, расслабляйся, сейчас я что-нибудь к чаю поищу.
Он усадил Леночку с Людой смотреть «мульки», а сам отправился на кухню. Здесь он нашел только печенье
Увидеть недовольное лицо Семеновой (ей обещали торт!) Генке довелось не сразу. Когда он с пакетами и чашками на подносе шел по коридору, раздался телефонный звонок.
– Она у тебя? – ахнул в телефонную трубку Майсурадзе.
Генка покосился на поднос, который поставил на тумбочку у телефона, и кивнул.
– И ты еще жив? – продолжал надрываться Вовка.
– А что со мной сделается? – Кармашкин недоумевал.
– Еще как сделается! – пообещал Майсурадзе. – Выгони ее!
Из комнаты мультяшный Домовенок Кузя взывал к своему соседу: «Нафаня, наших бьют!»
– Это ты о ком? – спросил Генка.
– О Семеновой! Это она во всем виновата!
– В чем? – В отличие от Вовкиной повышенной активности Генка был абсолютно спокоен. Больше того, он был уверен, что Майсурадзе бредит.
– Это она журнал украла. Она же весь день пыталась тебя угробить. Она…
– Да ну тебя! – Кармашкин оторвал трубку от уха и с подозрением на нее покосился, словно вирус сумасшествия должен был как раз в эту секунду пролезть через дырочки микрофона и проникнуть в него. – Иди проспись, завтра поговорим!
– Ты до завтра можешь не дожить! – вопил Вовка, но Генка его уже не слушал. Он уже опускал трубку на рычаг, чтобы дать отбой, когда Майсурадзе прокричал: – Только ей не говори!
Кармашкин нажал на рычаг, слова утонули в бесконечных проводах.
– Надо же, – вошел он в комнату, удрученно качая головой. – У Майсурадзе совсем башка расклеилась. Наговорил мне сейчас такого…
– Чур мне с гномиками! – подпрыгнула Люда, хватая дальше всего стоящую чашку. Остальные чашки опрокинулись. Чай плеснулся через край подноса и попал на Семенову. Леночка взвыла.
– Людка! – прикрикнул на сестру Генка, но та уже сидела с ногами в кресле, утопив нос в чашке, и невинными глазами смотрела на брата. – На, вытрись, – бросил он Семеновой полотенце.
– Как же я домой теперь пойду, – сокрушалась Леночка, беспомощно разводя руками. На белом свитере проступали коричневые пятна, светло-голубые джинсы стремительно меняли свой цвет.
– Возьмешь мою кофту, потом отдашь, – невозмутимо предложила Люда, любовно поглаживая гномика на чашке.
– А ты вообще помолчи! – погрозил ей кулаком Генка. – А то… а то… прибью!
– Меня нельзя бить, я больная, – надула губки Люда.
– Сейчас еще больнее будет! – Кармашкин кинул на стол пакет с сухарями. – Быстро пей чай и иди в свою комнату!
– А я что буду делать? – Леночка снова развела руками. Чай на ее одежде начал остывать, и ей становилось прохладно.
– Тоже пить чай, – буркнул Генка, отправляясь в ванную за половой тряпкой.
– А
где торт? – запоздало поинтересовалась Семенова.– В магазине, – отозвался Генка, выходя из комнаты.
Что делать дальше, он не знал. Люду одну оставлять нельзя, Леночку в одиночестве отправлять домой тоже. Приютить у себя Семенову до вечера? Но они здесь передерутся.
Черт, как тяжело с этими женщинами!
Так он и топтался по квартире, не зная, что делать, когда в дверь позвонили.
– Не открывай! – завопила Семенова, падая лицом на диван. – Это он!
– Конечно, он! – захлопала в ладоши Люда. – Папка!
Она метнулась в коридор. Генка бросился следом. Забитый и запуганный, он готовился к худшему.
Глава 10
Дождь и другие неприятности, или Глава о том, что редко когда ночные прогулки приносят пользу
– Папка! – вопила Люда, повиснув на шее отца. – Пойдем скорее, мы чай пьем!
– Что с тобой? – нахмурившись, спросил отец сына.
Генка стоял перед родителем с перекошенным от ужаса лицом. Но интересовала отца не реакция сына на его появление, а синяки и ссадины, коими щедро была усыпана физиономия Кармашкина-младшего.
– С лестницы упал, – привычно отозвался Генка, отступая в коридор, чтобы хоть как-то скрыть свою неловкость. Все-таки не каждый день он пугается родного папы.
– А-а-а, – протянул отец. – Бывает. – Он, как всегда, ничему не удивлялся.
– Ну, пойдем, пойдем, – прыгала вокруг отца Люда. Она знала, что Леночка папе не нравится и его появление будет лучше всяких намеков, которые Семенова не понимала.
– Счастье, это когда у тебя все дома! – с хрипотцой в голосе вещала мультипликационная ворона. Но в этот момент Генка с ней был не согласен. Быть бы ему сейчас подальше и от дома, и от родственников…
Но судьба распорядилась иначе.
Отец бросил взгляд на замершую Леночку и повернулся к сыну.
– Что это за письма тебе оставляют? – недовольно спросил он, протягивая онемевшему от очередного сюрприза Кармашкину сильно мятую бумажку. – К двери прикололи. Вы, случайно, не в индейцев играете? Нет? Очень похоже!
Любой нормальный отец стал бы немедленно выяснять, что в записке. Но Генкин папа даже не удосужился ее развернуть. Отдал сыну и ушел в свою комнату.
Если отца таинственное послание не заинтересовало, то Леночку от любопытства с дивана словно ветром сдуло.
– Что там? Что там? – вилась она вокруг. – Это для меня, да?
Кармашкин удивленно посмотрел на нее и отстранился. Какое она имеет отношение к этому письму? Никто не знает, что она здесь…
События становились все загадочней и загадочней.
«БОЙСЯ СЕМЕНОВУ ПРИХОДИ НОЧЬЮ К ШКОЛЕ».
Генка покосился на Леночку, от нетерпения закусившую губу, и снова опустил глаза в записку.
«БОЙСЯ СЕМЕНОВУ ПРИХОДИ НОЧЬЮ К ШКОЛЕ».
Бойся… ночью… приходи… Семенову… к школе…
Вот ведь бредятина!
– Ну, покажи, а…
Кармашкин выпустил из рук непонятное письмо.