Ночь печали
Шрифт:
— Все это отличается от любой другой боли. Это намного хуже, Маакс. Они не понимают.
— Нет, понимают.
Малинцин жестом приказала одной из рабынь занять ее место рядом с Кай, а затем, подойдя к кувшину с прохладной водой, намочила в нем ткань и отерла Кай лоб, шею, щеки и подбородок.
— Пусть твой разум откажется от боли. Делай так, как делаю я, — сказала она Кай. — Подумай о том моменте, когда все закончится. Подумай о том, как вы с ребенком будете лежать вместе, — ворковала Малинцин.
— Я хочу лечь, — взмолилась Кай. — Просто дайте мне лечь. — У нее подгибались
— Не позволяйте ей ложиться, — возразила племянница касика.
— Еще рано ложиться, Кай.
— Заклинаю вас именем моей матери, позвольте мне лечь.
Малинцин не стала напоминать Кай, что у нее нет и не было матери.
— Она зовет свою мать, — передала племяннице касика Малинцин.
— Во время родов вполне естественно звать свою мать или молить о помощи богиню Сиуакоатль.
— Пусть она остановится на мгновение, — попросила Малинцин.
— Нет, — не разрешила племянница касика. — Ребенок должен выйти из своей клетки.
— Пусть остановится на мгновение, чтобы набраться сил.
Они опустили Кай на циновку и осторожно втерли ей в промежность смесь утиного жира с корнем валерианы и алоэ. Затем ей дали семена сальвии и смочили ее пересохшие губы. После этого Кай вновь поставили на ноги.
Кто-то приоткрыл занавеску и просунул в комнату голову.
— Рафаэль Нуньес, супруг мой, спаси меня! — крикнула Кай.
— Мужчинам здесь нельзя находиться. Прочь! Прочь! Уходите в другую комнату, — замахала руками племянница касика, выгоняя Нуньеса.
— С ней все в порядке? — спросил Нуньес. — ?Est'a bien?
— С ней все в порядке? — Малинцин перевела вопрос Нуньеса племяннице касика.
— Все хорошо, — ответила племянница касика. — И никогда не было лучше. Она исполняет волю богов, следуя женской судьбе. Давайте не будем считать это болезнью. Роды — это естественный процесс, самый естественный из всех.
— No se preocupe. Не волнуйся, — сказала Нуньесу Малинцин.
Так все и продолжалось. Кай ходила взад-вперед, плакала и кричала, умоляя позволить ей отдохнуть. Схватки сжимали ее тело все чаще и чаще. В перерывах между схватками ей разрешали присесть над родильной циновкой. В какой-то момент, когда Кай собиралась встать, из ее промежности полилась вода. Невольно упав на колени, Кай потужилась, и наружу выскочил ребенок — скользкий и окровавленный. Перерезав и завязав пуповину, племянница касика запела ритуальную песню, которой обычно приветствовали рождение девочки.
— Как сердце остается в теле, так ты должна оставаться в доме своем; да не покинешь ты дом свой… ты, о янтарь домашнего очага.
Купая младенца, племянница касика молилась Чальчиутликуэ, богине воды. Кай еще никогда в жизни не чувствовала себя такой уставшей, но в то же время и счастливой. Малышка лежала рядом с ней, завернутая в чистую ткань.
— Ты молодец, — похвалила ее племянница касика. — Какая прелестная девочка!
— Это было не так уж и трудно, правда? — шепнула на ухо подруге Малинцин, хотя сама так не думала.
Перед самым появлением ребенка на свет Кай часто дышала, словно собака, и умоляла избавить ее от этой беды. Но вот она лежит здесь, по-прежнему Кай, чистая Кай, Кай с тряпками между ног, чтобы остановить
кровотечение. А вот дочка Кай.— Теперь мы в безопасности.
Нуньесу позволили войти, и он упал рядом с Кай на колени и, целуя ее руки, благодарил за ребенка, за это благословение судьбы. Не сумев сдержаться, он расплакался.
— Моя прекрасная жена, моя прекрасная доченька! Теперь у нас настоящая доченька. Теперь у нас настоящая маленькая семья.
— Мне по-прежнему больно, Рафаэль.
— Это пройдет, Кай, дорогая. Скоро все пройдет.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Ей станет лучше через день, — сказала на науатль племянница касика. — Мать новорожденной не должна покидать эту комнату до проведения ритуала именования.
— Тебе станет лучше через пару часов, — перевела Малинцин, зная, что через день-два им придется бежать из этого дворца и пробираться к Такубе так, чтобы их не заметили ацтеки. Времени для ритуала именования уже не будет.
— Все закончилось, Кай. Все эти месяцы ожидания, все эти мучения…
— Мне не кажется, что все закончилось, Рафаэль. Что-то не так.
— Спокойно, Кай. Отдыхай. Тебе нужно отдохнуть.
Но что-то действительно было не так. У Кай вновь начались схватки.
— Это опять началось! — закричала Кай. — Боль возвращается!
— Кай, но младенец здесь. Погляди.
Ребенок казался бледным. На голове у него росли густые черные волосы. Девочка сучила ножками в воздухе. Ступни, ладони, пальчики — все это было идеальной формы. Сморщившись, малышка дернула ногами и заплакала.
— Нет! — взвизгнула Кай. — Нет! Уберите ее от меня!
Племянница касика поспешно передала Малинцин младенца и, опустив ладони на живот Кай, в панике посмотрела на Малинцин.
— Что случилось?
— Послед уже вышел. С ребенком все в порядке.
Кай изогнулась от очередной схватки.
— Спокойно, спокойно. — Опустив голову на грудь Кай, племянница касика раздвинула ей ноги.
— Я посмотрю. Я не причиню тебе вреда, птичка. Позволь мне посмотреть. — Она покосилась на Малинцин. — Там что-то есть.
— Что-то есть?
— Еще один ребенок.
Малинче повернулась к Нуньесу, державшему на руках дочку.
— Там еще один ребенок.
— Вытащите его! Вытащите его! — закричала Кай. — Вытащите его! Он меня убивает.
— Нужно поднять ее на ноги, — скомандовала племянница касика.
— Вставай, — сказала Малинче.
— Не могу! — разрыдалась Кай. — Не заставляйте меня это делать.
— Не мучайте ее! — взмолился Нуньес.
После рождения первого ребенка лицо Кай приняло свой обычный золотисто-коричневый цвет, но теперь роженица снова побледнела.
— Рафаэль! — плакала она. — Me voy a morir. Я умру.
— Нет, — заверила Малинцин. Но, посмотрев на племянницу касика, увидела, что толстушка отводит взгляд. — Посади ее и держи ей ноги.
Кай начала пинаться и отбиваться.
— Скажи ей, что она должна сидеть смирно. — Племянница касика подозвала двух женщин, чтобы те держали Кай за лодыжки.
Разведя Кай ноги, она сунула ей палец в промежность, а другой ладонью нажала роженице на живот. Крики Кай разносились по всему дворцу.