Ночь с Ангелом
Шрифт:
Младший понял, что вожделенные три рубля уже плывут ему в руки, и с поспешной готовностью ответил:
— «Комсомолка» за позавчера. И во вчерашней «Смене» — слово в слово! Только я не помню, как называется…
Старший Заяц достал трешку, протянул младшему, сопроводив акт расплаты воспитательно-педагогическим напутствием:
— Будешь опять клей «Момент» нюхать — яйца оторву! Понял?
И стал спускаться со ступенек кинотеатра.
— А ты куда? — спросил младший, любовно расправляя смятую трехрублевку.
— На кудыкину гору, — остроумно ответил старший. — Отвали!
И мне стало очень
Сергей Алексеевич Самошников уже второй день температурил и не выходил на промозглые, холодные ленинградские улицы, чтобы совсем не расхвораться в такое нелегкое время.
А в «детской», на Лешкином диванчике, лежала Любовь Абрамовна с прыгающим давлением. Каждое движение вызывало у нее сбой нормального сердечного ритма, и в этот момент ей казалось, что сердце ее делает какой-то акробатический кувырок, а потом на пару секунд само замирает от испуга и удивления… И это было очень страшно!
Но Любовь Абрамовна — бывший участковый доктор — знала, что все сердечные недомогания обычно вызывают повышенное чувство страха, и поэтому уговаривала себя не впадать в панику.
— Я вам корвалол накапал, мама, — говорил ей Серега.
— Сколько?
— Сорок капель.
— Можешь еще десять добавить, Сереженька.
И «Сереженька» добавлял в рюмочку еще десять капель.
— Ты принял аспирин, сынок? — спрашивала его Любовь Абрамовна.
Только что на кухне Серега принял полстакана водки с перцем и поэтому бодро отвечал:
— Аспирин?.. А как же?! Естественно, принял. Что это мы вместе расхворались, мама? Ну, прямо Кот Базилио и Лиса Алиса…
Фирочка вернулась с работы на полтора часа раньше обычного времени, увешанная продуктовыми сумками.
— Как мама? — спросила она с порога.
— Ничего, — ответил Серега. — Не хуже, слава те Господи…
— Что у тебя с температурой?
— Нормальная.
— Нормальная — это сколько?
— Тридцать семь и восемь. Но было же больше!
— Ты-то хоть не свались, Серенький…
— Иди к матери, а я тебе поесть приготовлю, — сказал Сергей Алексеевич.
— Не нужно. Я на работе перекусила. Я сейчас возьму машину и поеду в колонию к Толику-Натанчику. Мне звонил Лидочкин отец и сказал, что договорился с заместителем начальника колонии по воспитательной работе — нам в порядке исключения дают внеочередное свидание с Толиком. А ты оставайся дома и паси маму. И завязывай с водкой…
— Лечусь, Фирка… Лечусь, родненькая, — дрогнувшим голосом ответил ей Серега и отвел в сторону глаза, полные слез.
Фирочка поцеловала Серегу в небритую щеку, на мгновение прижалась к нему, резко выдохнула и пошла в «детскую» к матери.
… А еще через пятнадцать минут Фирочка уже выходила из подъезда к своему «Запорожцу» с сумкой, полной разных вкусностей для Толика-Натанчика.
Сопровождал ее пожилой сосед с третьего этажа, которого Фирочка встретила на выходе и пообещала подкинуть до станции метро «Академическая»…
Очень, очень внимательно следил за ней Заяц!
Он сидел на подоконнике лестничной площадки второго этажа противоположного дома и не спускал глаз с подъезда Самошниковых.
Дома здесь стояли плотно, метрах в сорока друг от друга, разделенные «садовой» полоской у одного фасада и таким же «приусадебным»
участком — у другого, стоящего напротив.А между этими чахлыми городскими признаками природы-матушки шла узкая, с выломанными уродливыми проплешинами бывшего асфальта, искореженная до безобразия проезжая часть, где и притулился самошниковский «Запорожец».
Одет был Заяц, как и положено слесарю-сантехнику в свободное от квартирных краж и уличных грабежей время — грязная телогрейка, черный рабочий комбинезон, сапоги с вывернутыми голенищами и кокетливый вязаный разноцветный «петушок» на голове. Такая модная в То Время шерстяная шапочка для горнолыжников.
Через плечо — сумка с инструментами.
Несколько серых деревьев с голыми ветками, стоявших перед наблюдательным пунктом Зайца, слегка перекрывали подъезд Самошниковых. Поэтому лиц, садящихся в «Запорожец», Заяц так толком и не разглядел. Увидел только мужчину и женщину. И уверовал в то, что в «запор» сели матка и пахан этого полужидка Тольки Самохи и того артиста гребаного, который, перед тем как его замочили, успел «слить» бундесмарки — эту «капусту» заморскую — в Ленинград, своим…
«Два мильона! Это же обосраться можно от таких денег!.. Правда, в газетке было написано — „через криминальные структуры…“ А счас, бля, никто ничего даром для тебя делать не станет. Так что, считай, пол-мильона, как минимум, на „отмазки“ и „отколки“ разные ушло… Но полтора-то остались?!» — рассуждал Заяц.
Заяц проследил за уезжающим «Запорожцем» и спрыгнул с подоконника. Он знал, что теперь в квартире Самошниковых одна старуха — бабка того дохлого артиста и Тольки — врага до смерти!
«Счас ты у меня до жопы расколешься, жидяра старая!..» — подумал Заяц.
Вынул на всякий случай из инструментальной сумки тяжелый слесарный молоток-ручник, переложил его рукояткой вверх за пазуху, под телогрейку, и тихо стал спускаться вниз по лестнице.
На кухне Серега заварил чай из сушеного шиповника для Любови Абрамовны, налил в ее любимую кружку, положил на блюдце чайную ложку и только было собрался отнести чай в «детскую», как у входной двери раздался звонок.
— Сейчас, мама, подождите! — крикнул Серега. — Фирка, наверное, что-то забыла!..
Осторожно взял блюдечко с кружкой в одну руку, а второй открыл дверь.
Никогда в жизни Сергей Алексеевич Самошников и в глаза не видел этого шестнадцатилетнего паренька-работягу.
Не знал Сергей Алексеевич — кто стоит сейчас перед ним…
Ну, уж и конечно, не ведал, что кличка этого юного сантехника — Заяц.
Вспомнил Сергей Алексеевич, как когда-то сам таким же молоденьким водопроводчиком ходил по квартирам, улыбнулся пареньку в разноцветном «петушке» и сказал:
— Здорово! — и вопросительно посмотрел на паренька.
Вот такой встречи Заяц уж никак не ожидал!!!
На мгновение он растерялся, перетрусил чуть ли не до обморока и машинально ответил дрожащим голосом:
— Здравствуйте…
Хотел было тут же наплести, что ошибся номером квартиры, но тут с блюдца, которое Сергей Алексеевич держал одной рукой, соскользнула чайная ложечка и упала прямо на резиновый коврик в узкой прихожей.
— Извини, парень. Заходи… — сказал Зайцу Сергей Алексеевич и наклонился за чайной ложкой.