Ночь Седьмой тьмы
Шрифт:
– Так ты полагаешь, он все еще там? Просто сидит и ждет, когда кто-то придет поговорить с ним?
– Не знаю, Дэнни. Не сказать, чтобы я имел большой опыт по части таких дел. Анжелина упомянула, что кто-то снова поднимал пол в гостиной. По вполне понятным причинам она не стала проверять, что там может быть такое.
– Думаешь, там есть еще?
Рубен пожал плечами:
– Еще трупы? Надеюсь, что нет. Одна вещь меня тем не менее тревожит. Анжелина сказала мне, что наша печать на двери была нетронутой, когда она пришла туда. Другого входа в квартиру нет. Так как же Нарсис проник внутрь? Он, может быть, и зомби, но пусть
– Думаю, нам следует туда наведаться. Ты готов?
– Конечно, поехали.
Дэнни вышел вслед за Рубеном в гостиную, где их ждали О'Рурк и Григорович. Уходя, Дэнни кивнул головой в сторону спальни для гостей:
– Анжелина, а? Налаживаешь контакты с аборигенами, Рубен?
– Брось, Дэнни. Эта женщина вдова. А до вчерашней ночи была еще и девственницей, но давай не будем в это углубляться. Некоторые вещи Дэнни Кохены этого мира никогда не будут способны понять.
Уже у входной двери Дэнни повернулся к Рубену:
– Эй, я только что сообразил, что у тебя не так. Куда подевались твои фотографии? Те, на которых Бабби и все остальные?
Рубен не ответил.
Рубен вошел первым, Дэнни – за ним следом. Они знали друг друга с раннего детства, когда вместе ходили в йешиву Баис Иаков. Их первое воспоминание друг о друге было связано с кулачной дракой перед школой за два дня до Йом Киппурпа. Ни тот ни другой уже не помнили, из-за чего она началась или чем закончилась, не помнили они и того, как стали друзьями впоследствии. Они вместе окончили среднюю школу и расстались, только когда Дэнни поступил в Нью-йоркский университет. Потом Дэнни тоже стал полицейским. Три года назад его направили в отдел Рубена, и большую часть этого времени они проработали как напарники.
Рубен ощутил холод, едва только переступил порог. Печать была сорвана именно так, как рассказывала Анжелина, и сама дверь была приоткрыта. Дэнни вошел следом, негромко насвистывая. Песенка из «Охотников за привидениями»! Иногда Рубену казалось, что чувствительности в Дэнни столько же, сколько в мешке с картофелем.
– Жутковато как-то, а, Рубен? И холодно тоже. Помнишь тот эпизод в «Изгоняющем дьявола», когда вся комната покрывается инеем?
– Кончай, Дэнни, это не смешно.
– Ладно, просто мне никогда раньше не приходилось иметь дело с загробной стороной жизни.
– Тебе и сейчас не придется иметь с ней дела. Послушай, Дэнни. – Рубен повернулся и в упор посмотрел на друга. – Шутка есть шутка, о'кей? Но ты помнишь, что мы обнаружили здесь в последний раз. Это было не смешно, и сегодня смешно тоже не будет.
– Но зомби, Рубен...
– Отвянь, Дэнни.
Дэнни открыл рот, бросил еще один взгляд на лицо Рубена и снова его закрыл. В конце концов, может быть, Рубен и прав. Может быть, все это действительно было не смешно. И здесь былохолодно.
Полицейские О'Рурк и Григорович все еще стояли на площадке перед дверью. Ни тот ни другой еще ни разу не были в этой квартире, но многое о ней слышали. Перед тем как перешагнуть порог, О'Рурк тайком перекрестился. Григорович жалел, что так плотно позавтракал.
Рубен включил свет в коридоре. Дверь в гостиную была приоткрыта: Анжелина не захлопнула ее за собой. В комнате теснились тени. Ему показалось, что холод исходит именно оттуда, или это просто его воображение работало с
перегрузкой?– Закройте дверь, – распорядился он. – Я не хочу, чтобы соседи совали сюда свой нос.
– Ты думаешь, существует такая вероятность?
– Дэнни, люди – придурки. Соседи – это придурки с окнами. Из твоей квартиры исходит странный запах, ты о чем-то повздорил со своей подружкой – они хотят знать, что происходит. Жильцам этого дома известно, что в квартире "А" происходит что-то крупное. А им никто не сказал, что именно. Но им до нервного зуда хочется это знать.
– О'кей. Ладно, давай кончать с этим делом.
Рубен сделал несколько шагов к двери в гостиную.
Внезапно он остановился и поднял руку. Он осторожно потянул носом.
– Ты чувствуешь какой-нибудь запах, Дэнни?
Дэнни наморщил нос:
– Нет, не чу... Погоди-ка. – Он еще раз принюхался. – О черт, Рубен. Ты не думаешь, что...
Рубен подошел к двери и толчком распахнул ее. Портьеры были задернуты, и комната была погружена в темноту. Рубен пошарил рукой по стене и нащупал выключатель. Он щелкнул им. Комната наполнилась тусклым светом. Половые доски были отодраны в одном месте, открывая зияющую дыру. Снизу тянуло холодом. И вместе с холодным воздухом в комнату проникал чуть уловимый тошнотворный запах, незнакомый и тревожащий.
16
Анжелина проснулась в густом мареве, словно в утро перед грозой. Ее разум был одурманен, все чувства перекосились как-то. Целых полминуты она не могла сообразить, где находится и как сюда попала. Затем память нахлынула потоком несвязных картин и обрывков: Рик с разорванным, изрезанным ртом; их оскверненная квартира; Филиус, безумный и испуганный в их кресле-качалке; длинные пальцы Рубена, нежно касающиеся ее груди; рыбки, бьющиеся на мокром ковре; теплая кровь, стекающая по ее бедрам. Она тупо села на кровати, ощущая саднящую боль внутри.
Она была все еще голой под теплыми простынями. С ощущением чуда она пробежалась руками по своему телу, словно впервые открывая его для себя. Куда подевался Рубен?
– Рубен! – позвала она. – Рубен!
Ответа не последовало. Она выбралась из постели и нашла серое кимоно, наброшенное на стул. Оно было ей великовато, но она накинула его, закатав рукава.
Квартира была пуста. Анжелина посмотрела на часы: 9:00. Она сообразила, что он, наверное, отправился к ней на квартиру, чтобы проверить эту историю с Филиусом. Конечно же, Филиус стал зомби,это было очевидно.
Она выпила кофе на кухне, как и раньше. Обрывки фотографий так и лежали там, где они оставили их этим утром. К ним прилипли пятна засохшей крови. Она не знала, радоваться ей или стыдиться. Как это Рик любил выражаться? «Я отдаю предпочтение непроникающему сексу». Конечно, это не распространялось на его студенток. В них он проникал достаточно часто, – по крайней мере, так он ей говорил.
После завтрака она вернулась к себе в комнату и оделась. Снаружи ветер все так же завывал, нещадно хлеща новый день, чтобы привести его к покорности. Улицы забросало всяким мусором. По тротуару, спотыкаясь и покачиваясь, как слепой, бежал ребенок в капюшоне. Машина вильнула в сторону, объехав большую ветку, лежавшую поперек дороги. Тощая собака протрусила мимо, уныло обнюхивая кучи гниющих отбросов. Исковерканный мир, полный исковерканных снов.