Ночь Седьмой тьмы
Шрифт:
Они поплыли дальше. Секунд через тридцать Линдстрем сделал второе открытие. Наверное, именно это и заставило встрепенуться стрелку магнитометра – огромное сплетение ржавых цепей, едва различимых поначалу. Ничто не казалось реальным или неизменным в иссохшем подводном свете.
Цепи спаялись в одну плотную массу, вернее, в несколько разрозненных масс. Некоторые участки, однако, были вытянуты больше других, и их ржавые звенья ни с чем нельзя было спутать. Они оканчивались оковами – ручные и ножные кандалы работоргового судна. В одном кольце, по какой-то жуткой случайности, все еще торчало
Следующие двадцать минут они плавали взад и вперед над морским дном, пересекая пути друг друга, используя подводные металлоискатели, отыскивая что-нибудь, любой предмет, который позволил бы установить название судна. Рубен нашел астролябию и нечто, что вполне могло бы быть ночным горшком, Линдстрем подобрал длинный ржавый штык. Были еще какие-то куски металла, которые придется сначала основательно поскрести и почистить, прежде чем можно будет попробовать угадать их назначение. Все находки они складывали в мешки, привязанные у пояса.
У Рубена уже кончался воздух, когда он заметил это. Поначалу он даже не был уверен в том, что ему попалось, знал только, что это что-то металлическое и большое. С помощью Линдстрема ему удалось раскачать и освободить его из осадочных пород, откалывая кусочки известняка своим ножом. Рубен решил поднять его на катер, чтобы рассмотреть получше. Он потянул ручку клапана на жилете, тот в считанные секунды наполнился воздухом, сообщив ему дополнительную подъемную силу. Крепко ухватившись за свою находку, он начал подниматься с ней сквозь лучи струящегося света. Предмет оттягивал руку, как бы не желая возвращаться на поверхность.
Почти неузнаваемый под толстым слоем раковин и кораллов, на палубе катера лежал узкий ствол маленькой корабельной пушки. Следуя указаниям Линдстрема, Анжелина принялась за работу, осторожно убирая обизвестковавшуюся породу, в которую он был заключен. Прошло больше часа, прежде чем что-то можно было разобрать, но, когда это случилось, это стоило того. Отливая пушку, оружейник изобразил вокруг запального отверстия герб, а под ним поставил два названия и дату: "Галлифакс.Ливерпуль, 1751".
58
– Кто дал чертову коту молока? – Линдстрем вошел в каюту, кипя от негодования. – Этот кот гадит повсюду. Ужас какой-то.
Анжелина прижала руку ко рту и закатила, глаза. Она призналась, что все это время пыталась наладить отношения с Сэмом, задобрить его. Кот ненавидел в этой жизни три вещи: детей, женщин и полицейских в форме. Он кидал на Анжелину грязные взгляды с того самого момента, как они отошли от причала. В маленьком камбузе она нашла банку сухого молока и развела ему в блюдце. Уж конечно, рассудила она, от порошкового молока никакой беды не будет. Ошибка.
– На лодке такого размера нам только и не хватало, что кота с поносом, – грохотал Линдстрем.
– Хорошо, хорошо, – сказала Анжелина, вставая. – Я все уберу.
– Это теперь везде. Убирать много придется.
Анжелина виновато улыбнулась и вышла на палубу. Сэм стоял на носу и выглядел удрученным. Свет начал уходить с неба. Поверхность моря была красной от крови, – по крайней мере, так ей показалось. Косые лучи заходящего
солнца, покрывали его багровой пленкой. Вода казалась стеклянной, беспокойной. Анжелина помахала коту рукой. Тот отвернулся.Линдстрем сел рядом с Рубеном.
– У нас проблема, – сказал он.
– Кошачий понос? – улыбнулся Рубен.
Линдстрем покачал головой. Он не улыбался.
– Нет, не такая. Настоящая проблема. Может, серьезная.
– Ну и?
– Это радио. Оно сломалось.
– Что вы хотите сказать?
– А что, черт подери, по-вашему, это может значить? Оно не работает. Капут. Надо возвращаться.
– А вы не можете его починить?
Линдстрем покачал головой:
– Там чего-то сломалось. Это старое радио, запчастей нигде не достать. Уж никак не в Порт-о-Чертовом-Пренсе.
– А оно нам сильно необходимо? – Насколько Рубен мог судить, до сих пор они им ни разу не пользовались.
Швед пожал широкими плечами:
– Для навигационности оно мне не нужно. Но для погоды, чтобы знать заранее, это важно.
– Вы полагаете, погода испортится? Пока, я смотрю, нам не на что жаловаться.
Линдстрем покачал головой:
– Нет, она меняется. Сезон штормов еще не кончился. К завтрашнему дню может испортиться. Может, даже очень сильно. Я нервничаю, когда не знаю, насколько она испортится.
– А мы не можем дойти до Ямайки? Это ведь... сколько? Миль тридцать отсюда.
– Ja,мы можем сделать и так. Только на Ямайке начнут задавать вопросы. Они там совсем помешались на наркотиках. «Чего поделываешь, приятель, – говорят они. – Зачем ты плыл сюда от самого Гаити?» Потом вас сажают в тюрьму.
Рубен вздохнул и протянул руку за бутылкой пива. Пиво было сварено на Гаити и называлось «Престиж»; его едва можно было пить, но ему было жарко после долгого пребывания под водой.
– Мне бы хотелось закончить здесь, – сказал он. – Самое трудное позади. Мне не хочется уезжать сейчас, когда мы все-таки нашли корабль.
– Ja, японимаю, но вы не должны забывать, что это всего-навсего маленькая лодка. Вы хотите больше, вам надо будет нанять кого-то другого. Мы можем спуститься еще только раз несколько. Посмотрите на графики погружений. И у нас топливо на исходе.
– Я все же хотел бы спуститься еще раз. Еще один день, потом можно возвращаться. Мы можем спуститься сегодня ночью. Как насчет такого расклада?
Линдстрем нахмурился, потом пожал плечами:
– О'кей, спустимся еще раз. Сегодня вечером или, может, завтра утром.
Рубен кивнул. Похоже, что у него не было большого выбора. Если бы он только знал, что именно он ищет.
Длинный луч проткнул тьму, как скрученный в трубку лист бумаги. Рубен выдохнул, зашипели расширяющиеся пузырьки. Он снова был в подземном тоннеле, запертый со всех сторон непроницаемой ночью. Тяжело дыша, он закрыл глаза, но так было еще хуже: белые колышущиеся фигуры слепо поползли к нему вниз по мягким, не знающим солнечного света склонам. Он открыл глаза и сморгнул, когда свет закачался перед ним, распугивая рыбу, обнажая потайные уголки коралловой пустыни. Медленно разум возвращался к нему.