Ночь страсти

Без сильной руки отца, сжимающей ее руку, это был совершенно другой мир.

Проглотив подступившие к глазам слезы, Джорджи прошла мимо конюшни к тропе, что вела к охотничьему домику.

Дом, в котором они жили, некогда принадлежал аббатству. На границе участка стоял домик, где раньше останавливались гости, посещавшие замкнутый мир аббатства Стэндринг. Теперь его называли охотничьим домиком, хотя, насколько Джорджи знала, никто здесь ни на что не охотился — за исключением кроликов, пробравшихся в сад.

Глубоко вздохнув, Джорджи зашагала по тропе. Когда она шла, ее маленький фонарик отбрасывал колеблющийся круг света. Она двигалась очень тихо, как учил ее отец. То, что казалось забавными играми — как подкрасться к кому-нибудь, чтобы тебя не заметили и не услышали, как написать письмо чернилами, которые не видны, пока под листом не проведешь зажженной свечой, и другие тайные приключения, которые не одобряла ее мать, — неожиданно показалось больше чем просто забавой.

Нет, все выглядело так, словно отец готовил ее именно к этому моменту.

Впереди она заметила огни охотничьего домика, которые словно факел освещали дорогу впереди.

Не зная толком, что собиралась обнаружить, она приблизилась к дуплу огромного дуба, который рос на краю дубовой рощи, окружающей и скрывающей домик в своих зеленых объятиях.

Она задула свечу в своем фонарике и приготовилась наблюдать за тем, что произойдет.

Отец шагал взад и вперед по ступеням под тяжелыми деревянными перекрытиями и бревнами, из которых был сложен дом.

Он взглянул на карманные часы, потом снова в темноту.

Затем она услышала шелест листьев и хруст сучьев под торопливыми шагами, и из темноты выбежала леди.

Когда с ее головы упал капюшон, у Джорджи перехватило дыхание — леди была роскошна.

Ее темные волосы были высоко подняты и уложены в изящную прическу. Черты лица были мягкими и приятными. Но именно ее лицо поразило Джорджи. На нем был запечатлен нечеловеческий ужас.

— Я сделала это, — сказала она, запыхавшись. — Я сделала все, как вы сказали. Я получила бумаги, — выпалила леди. Она бросилась в объятия папы и разрыдалась. — Я сделала эту ужасную вещь.

Боже, что теперь будет со мной? — Леди плакала, припав к плечу отца, и ее хрупкое тело сотрясалось от рыданий.

— Ну-ну, миледи. Вы должны оставаться сильной, — попытался отец успокоить ее. — Я провожу вас до дома, где вас будет ждать карета. Она отвезет вас в Лондон, к новой жизни.

Леди горько рассмеялась:

— Новая жизнь! Какой жизни я могу ожидать для себя? Мой муж будет повешен за измену, а я лишусь доброго имени. Я нигде не буду желанной гостьей, тем более в свете.

— Я постараюсь сделать все, чтобы ваши храбрость и долг перед королем никогда не были забыты.

— Да, дорогая жена, твои подвиги сегодня ночью не будут забыты, — произнес человек, который вышел из тени леса. Темный плащ укрывал его, словно крылья ворона. Она не могла как следует разглядеть его лицо, за исключением рта, который был вытянут в безобразную линию — подобие жестокой улыбки.

К ужасу Джорджи, у него в руке был пистолет, направленный на отца и леди.

— Значит, я был прав. Это ты, — тихо произнес отец. Человек кивнул и подошел ближе.

— Вижу, что прибыл вовремя. Еще несколько минут, и ты сделала бы какую-нибудь глупость, Мария. Например, отдала бы Аскоту эти бумаги, чтобы он смог доказать своему начальству, что я — Мандевилл. — Он протянул руку: — Дай их мне и отправляйся домой. Мы никогда не вспомним об этом снова.

Леди покачала головой, прижимаясь к отцу.

— Чтобы ты убил меня без свидетелей? — спросила она. — Никогда.

— Кто сказал, что я намерен дожидаться, пока мы окажемся дома? — Мандевилл направил пистолет на жену и выстрелил.

Она открыла рот, ее глаза расширились, рука на мгновение коснулась пятна, которое расплывалось у нее на лифе, и упала на землю.

Ее безжизненные глаза смотрели как раз на то место, где спряталась Джорджи. Девочка засунула в рот кулак, чтобы сдержать готовый вырваться крик. Нет. Нет. Нет. Этого не могло случиться. Но леди была мертва.

Папа упал на колени рядом с леди и взял ее за руку.

— Ты убил свою жену!

— Продажная шлюха, — усмехнулся Мандевилл. — Она перестала быть моей женой с того момента; когда украла у меня бумаги. Предала меня.

— Или когда ты предал ее? Обманом втянув в этот брак? Боже милостивый, почему ты женился на ней, если прекрасно знал, что из этого выйдет? — спросил отец, медленно поднимаясь с земли и угрожающе возвышаясь над Мандевиллом на целую голову.

На минуту Джорджи подумала, что отец восторжествует над этим злым человеком. Ее папа, который всегда мог отличить хорошее от плохого, всегда знал правильный ответ на любой каверзный вопрос, должен остановить этот чудовищный кошмар.

Но к отчаянию Джорджи, сцена у нее перед глазами стала еще страшнее.

Мандевилл вытащил второй пистолет и направил его на отца.

— Как я уже сказал своей жене, я не намерен оставлять живых свидетелей, Аскот, — прошипел он. — Легенда о Мандевилле живет в моей семье последние сто лет благодаря тому, что никогда нет свидетелей. Мои искренние извинения. — С этими словами он сделал второй выстрел.

Папа упал рядом с телом жены Мандевилла.

Спокойно и деловито мужчина обыскал оба тела, пока не нашел пакет с письмами, которые унесла его жена.

— Итак, ты думала, что можно украсть что-то из моего письменного стола и я не замечу? Ха! — обратился он к неподвижному телу жены. — Никто и никогда не увидит этих бумаг.

Тишина вокруг охотничьего домика была нарушена топотом ног, доносящимся с дороги от дома. Мандевилл отошел от жертв своей кровавой мести и прищурился; его тело было словно натянутая стрела — он ждал свою новую добычу.

— Франклин? Франклин, где ты?

Джорджи чуть было не выскочила из своего укрытия при звуках голоса матери, но страх удержал ее на месте.

«Нет, мама, — попыталась закричать Джорджи, но ужас сдавил ей горло. — Нет!»

Мать выбежала на поляну, ее рыжие локоны выбились из всегда безукоризненной прически. Она неожиданно остановилась, ее взгляд стал диким, когда упал на зловещую картину.