Ночь упавшей звезды

– - Ну... буду надеяться, что раз уж Триллве едет в Сатвер, с Элвином ничего не случится. Он, конечно, дурак, но я его люблю.

Мевретты зафыркали.

– - Вот и хорошо, -- сказал Одрин.
– - Я провожу Триллве и вернусь. Будем ждать их вместе.

Улыбнувшись, я вновь завладела рукой жениха. Плакать хотелось невыносимо, да что там, просто выть, отчаянно, по-бабьи. Я держалась. Только говорить больше не могла.

Одрин словно почувствовал. Накинул плащ, молча подхватил меня на руки и, не говоря ни слова, вышел во двор. Посадил на скамейку под навес и обнял, накинув мне на плечи полу своего плаща.

– - Давай посидим здесь...
– - сказал он тихо.

Дождь размеренно барабанил по крыше навеса, шумел в листьях бука.

– - С-спасибо, -- проговорила я, заикаясь, -- что ты меня увел оттуда. Они хорошие, но иногда их слишком много...

Я прижалась к жениху, уткнувшись головой в плечо.

– - Послушай...
– - Одрин набрал воздух в легкие, словно перед прыжком в воду, и враз осипшим голосом спросил: -- А ты знаешь, где находится город, построенный из белого камня? Рядом с ним течет широкая спокойная река, а дальше густой лес. По-моему, хвойный...
– - и настороженно посмотрел на меня.

– - Город из белого камня?..
– - переспросила я. Мне намного важней было его присутствие, чем какой-то незнакомый город, но что-то было в голосе мевретта, что заставило меня задуматься.
– - Город, река... башня... Башня там была?

Голова закружилась, меня потянуло в черноту. Стало трудно дышать. Опять мне привиделось серое море, лед и кровь из раздробленных рук. Видимо, я побледнела. Взгляд Мадре стал испуганным. Должно быть, мысленно кляня себя на все лады, он замотал головой:

– - Ну что ты, Триллве, что ты так испугалась? Не было там никакой башни!
– - он начал осторожно массировать мне кисти рук.
– - Дыши глубже, девочка...

– - Все... уже прошло... голова закружилась, -- прошептала я.
– - Башни не было? Это хорошо...

Я постаралась улыбнуться. Для него.

Темно. Но ведь элвилин видят в темноте...

Одрин с усилием сглотнул застрявший в горле ком и погладил меня по голове:

– - Слушай, я ж еще не научил тебя пользоваться летавками!

– - Ага, и я забыла, -- я постаралась выпрямиться.
– - А где эта твоя, от которой я чихала? Ну, от письма, -- я улыбнулась и почесала нос, не в состоянии вспомнить элвилинское имя, явно превосходящее пичугу размерами.

– - Сейчас прилетит, -- улыбнулся Мадре, вытащил из-за пазухи небольшой серебряный манок и подул в него. Хохлатая, сидевшая в это время в таверне, на висящем под потолком колесе, и начищавшая перышки, встрепенулась и вылетела в открытое окно. Послушно уселась на плечо Одрину. Элвилин поднял руку, и птица бочком переместилась ему на палец.

– - Это Иллирит, -- Одрин ласково погладил пальцем шелковую спинку.
– - Она удивительная. Она даже в грозу летает.

Я поморгала.

– - А-а мне... можно ее погладить?

– - Гладь, -- согласился Одрин, -- только осторожно, Иллирит -- дама с характером. Давай руку.

Летавка склонила головку на бок, придирчиво оглядела меня и негромко пискнула.

Одрин, сжав мои пальцы, осторожно погладил ими птичку. Та характер пока выказывать не спешила: похоже, уважала хозяина.

– - А как она меня найдет? По запаху?
– - я еще раз чихнула. Убить того, у кого такие духи!

Остроухий озабоченно взглянул на меня:

– - По-моему, ты простыла...

И стал стягивать с себя сапоги, ворча под нос о безмозглых мевреттах и легкомысленных женщинах. Присев на корточки у скамейки, натянул на меня сапоги, попутно объясняя:

– - Ты просто привязываешь письмо к лапке и, пристально смотря ей в глаза, представляешь того, кому нужно доставить письмо. Во всяком случае, наш народ пользуется почтой именно так.

Потревоженная птица тем временем взлетела на навес, но ей там, очевидно, не понравилось, и она, вернувшись, устроилась у меня на плече. Я попыталась представить, как же заглянуть летавке в оба глаза одновременно, и решила, что, пожалуй, для отдачи мысленного приказа хватит одного, правого.

А в сапогах было тепло, правда, ноги в них бултыхались, но это уже мелочи...

Я нежно провела рукой по волосам Одрина:

– - Ты не безмозглый, ты хороший. Просто твою птичку какой-то гадостью облили... э... духами, до сих пор разит, и дождь не помог. Да, а вот если ей пристально посмотреть в глаза, ничего не привязав, она полетит, куда надо, или уклюнет?

Я скосилась на летавку, переступающую по моему плечу. Коготки ее ощутимо впивались в кожу через рубашку.

– - Думаю, ей это абсолютно все равно...
– - Одрин, блаженно прикрыл глаза, млея под моей рукой.
– - А тебя она уже не клюнет, она тебя признала, раз сидит на тебе.

– - Эй, а ты сам не простудишься?
– - озабоченно спросила я.
– - И кого мне представить для тренировки? Я... только о тебе могу думать.

– - Ну, а ты попробуй представить Алиелора...
– - Одрин растерянно сморгнул, поджав ноги, устроился на скамье и обнял меня.
– - Слушай, а мы с ним хоть чуть-чуть похожи?

Летавка недовольно встрепенулась, запустив коготки глубже, и я попыталась поскорее представить Сианна, глядя ей в глаз. Не знаю, может, у элвилин зрение иначе устроено, а у меня только в одно око птички за раз получалось заглянуть... второе упорно прятала голова.

Летавка в последний раз переступила и сорвалась с места. Ох, надеюсь, в неизведанные земли она не залетит? Я потерла плечо.

– - Похожи. Упертые одинаково. Только ты мягче. Потому что старше, видимо, и мудрее все-таки. И от людей вредности не набрался, вот...

– - Больно?
– - Одрин отогнул ворот рубашки и осторожно прикоснулся губами к моему плечу.

– - Она тебя расцарапала, -- сказал он расстроено.

– - Зато не клюнула, -- я потерлась лбом о его темя.
– - А знаешь, как я боялась! Интересно, она найдет Сианна, или я ее невесть куда отправила?

– - Ну, она в любом случае вернется.

Мадре снял с шеи цепочку с серебряным манком и надел на меня:

– - Вот, держи.

– - Он любую летавку приманивает? И как ты обойдешься?
– - я погладила теплый манок.
– - Спасибо.