Ночь в больнице

– Я уже сказала: тяжелобольной мужчина, без сознания.

– Положите его в коридоре, – распорядился доктор Koвальский. – А вас я прошу подождать минутку, – обратился он к Клосу. – Я должен осмотреть больного, которого только что привезли.

– Пять минут, не больше, – ответил Клос.

Больной вовсе не был похож на крестьянина. Его плащ и пиджак были не польского покроя. Доктор наклонился над больным. Симптомы были ясны. Почти как по медицинскому справочнику: отсутствие сознания, посеревшая кожа. Типичный коллапс.

– Шок, – сказал Ковальский сестре Кристине. – Посмотрите, вот здесь, на предплечье, небольшая рана. Необходимо перевязать.

В сторонке переминался с ноги на ногу крестьянин, не решаясь обратиться к доктору. Он долго мял в руках шапку и наконец спросил:

– Могу ли я ехать, пан доктор?

Ковальский только сейчас заметил его:

– Конечно, конечно!.. А где вы его подобрали?

– На поле, вблизи леса. Там был настоящий бой, потом немцы ушли, а он остался лежать в канаве… Наверное, не заметили его…

– Вы кому-нибудь сообщали об этом?

– Что я, совсем глупый? – крестьянин внезапно умолк, увидев Клоса, выходившего из комнаты для дежурных.

– Пять минут прошло, – сказал Клос.

Доктор Ковальский взял свою сумку и молча направился к выходу…

Когда они вошли в квартиру Клоса, Курт сидел на кухне и ужинал. Но можно ли было сказать с уверенностью, что он ещё не заглядывал в комнату, где находилась Ева? А доктор?.. Сейчас Ковальский увидит раненую девушку и всё поймёт. Что потом делать с Евой? Как переправить её в лес к партизанам? Если Лис убит, то для связи с партизанами потребуется не менее двух дней.

Клос посмотрел на часы. Фон Роде уже ждёт. Он пунктуален и придирчив. Подозревает ли он что-нибудь? Он предупредил тогда: «Поосторожнее с польками». Что бы это значило? А-а, да чёрт с ним!.. Главное – это Ева.

– Дайте какой-нибудь ремешок, – сказал доктор. Он отложил в сторону шприц и стал перевязывать раненое плечо Евы.

Девушка открыла глаза, Клос наклонился над ней.

– Янек, – тихо произнесла она и, увидев Ковальского испугалась: – Кто это?

– Доктор, – ответил Клос. – Ни о чём не говори.

Ковальский накладывал повязку на раненое плечо Евы.

Казалось, он не слушает их разговора, но, скорее всего, делал вид, что не слушает. Потом встал, закрыл свою сумку:

– Её необходимо доставить в больницу.

– Это исключено! Будете лечить здесь.

Ковальский пожал плечами. Сухим тоном он объяснил, что повреждена плечевая артерия, необходимо зашить её в течение двух часов, ибо, если кровотечение не будет остановлено…

– Операция сложная? – спросил Клос.

– Серьёзная. Прошу отвезти её в немецкий госпиталь.

«Притворяется этот Ковальский или действительно ничего не понимает?» – подумал Клос и спросил:

– Вы, доктор, сможете сделать эту операцию? – Он говорил почти шёпотом, чувствуя на себе пристальный взгляд Ковальского.

– Вы же знаете, господин обер-лейтенант, что о таких операциях я обязан докладывать немецким властям.

– Всё беру на себя.

– Тем не менее я подвергаю себя риску, – ответил Ковальский.

– Понимаю, но вы, пан доктор, и так уже многое знаете. – Клос почувствовал, что почти открывается перед ним. Но иного выхода не было.

– Хорошо, – согласился Ковальский, – давайте машину.

– У меня нет машины.

Клос позвал Курта. Ординарец спокойно доедал ужин. Казалось, его ничто не трогает. Клос приказал ему найти пролётку и отвезти девушку в больницу. Сам он уже должен был идти к полковнику Роде, потому Еву и пришлось пере-1 дать в руки Ковальского и Курта. Когда он выходил из подъезда, к дому подкатила пролётка.

Старик, сидевший на козлах, увидев немецкого офицера, немного струсил и дрожащим голосом сказал Курту.

– Комендантский час ещё продолжается, но если господину солдату так необходимо…

«Всё в порядке, – подумал Клос, – только бы их не встретил жандармский патруль. Лишь бы только проскочили, а там доктор Ковальский сделает всё возможное, чтобы помочь Еве».

5

В больнице медсестра Кристина не отходила от мужчины, которого привезли в шоковом состоянии. Она сделала ему укол, а теперь прослушивала пульс и ждала, когда раненый придёт в себя. Она очень хотела, чтобы он открыл глаза и что-нибудь сказал. У него был интеллигентный облик, мужчина наверняка не был сельским жителем, больше всего он напоминал учителя гимназии.

Кристина проверила карманы его пиджака и плаща. Никаких документов, только пачка немецких сигарет, чистый носовой платок с вышитой монограммой «ИК» и два банкнота достоинством в одну марку. Девушка взяла раненого за руку – на пальце было золотое обручальное кольцо. И тут сестра заметила санитара Стефана. Он стоял за ней и внимательно смотрел на пострадавшего.

– Кто он? – спросил Стефан.

– Не знаю, – ответила Кристина. – Его привезли из деревни.

– Это его пиджак? – Стефан начал обшаривать карманы.

– Оставь, я ничего не нашла! – Она вдруг почувствовала прилив уже давно накопившейся неприязни к Стефану: – Где ты был вчера?

Парень безразлично пожал плечами:

– Не помню.

– Тебе бы всё шутить да отговариваться, – тихо произнесла Кристина.

– Если бы! – Стефан рассмеялся, потом обнял девушку за плечи: – Не сердись!

– Сегодня вечером придёшь ко мне? – спросила Кристина.

– Возможно, – буркнул парень, но Кристина уже отвернулась от него.

Мужчина приходил в себя. Он открыл глаза, и Кристина положила ладонь на его лоб.

– Где я? – прошептал неизвестный. – Что со мной?

Говорил он по-немецки. Однако Кристине показалось, что он понимает и по-польски. Она ответила, что он находится в больнице и вскоре будет здоров. Раненый закрыл глаза, и через минуту Кристина снова услышала его голос. Он бредил. Разобрать можно было только отдельные слова, какие-то числа… Раненый дважды повторил: «29 сентября или… через неделю». Потом снова потерял сознание.

Операционная, переоборудованная из бывшего врачебного кабинета, была крохотной.