Ночь в «Восточном экспрессе»

Имоджен прижала руку к груди. У нее перехватило дыхание. Никогда в жизни она не видела столь великолепной работы. Это был классический, необузданный Ребен Зил — блистательный образец всего того, за что его восхваляли. Женщина словно бы находилась в этой комнате рядом с Имоджен. Ей чудилось, будто она касается ее кожи, ощущает ее тепло, казалось, заговори она, и женщина ей ответит.

Но не это потрясало больше всего.

Она лишилась дара речи, потому что женщина на картине была Адель.

Имоджен повернулась к Джеку за подтверждением.

Он пристально смотрел на картину, опираясь на трость. Взгляд его был мечтательным. Имоджен не совсем его разгадала. Сожаление? Восхищение? Тоска. Это была тоска.

Что-то щелкнуло у нее в мозгу. Недостающие части головоломки встали на место.

— Вы были любовниками, — прошептала она.

Мгновение он не отвечал.

— Я по-прежнему по ней скучаю, — сказал Джек. — Я был дураком. Мне не следовало ничего начинать, но я был слишком тщеславен, чтобы сопротивляться вызову. Я ее обожал, но никогда не выдавал этого, до самого конца. У меня были собственные правила, которые, как мне казалось, делали меня непобедимым и неприкосновенным. — Он помолчал. Как-то ссутулился. — Все это значит, что в итоге я потерял женщину, которую очень любил.

— Что случилось? — спросила она у Джека.

— О, у вашей бабушки достало здравого смысла, чтобы понять мою никчемность. А ваш дедушка был в десять раз лучше меня.

Имоджен подумала о своих дедушке и бабушке. Они всегда были так близки. Она не могла представить, что у Адели был роман. Судя по картине, она была довольно молода. Ненамного старше теперешней Имоджен.

— Она понимала, — продолжал Джек, — что я никогда не сделаю ее счастливой. Она знала, когда поставить точку. В тот момент, когда все было идеально. Это был единственный выход. Она очень умная женщина, Адель.

Джек поднял трость и, упираясь ею в раму, выровнял картину. Имоджен снова на нее посмотрела.

— Это действительно Ребен Зил? — спросила она, но подтверждения не требовалось. Она видела это по уверенным мазкам, по самому качеству, энергии живописи.

Джек кивнул.

— Одна из самых ранних его работ, — сообщил он. — Но, думаю, она будет для вас очень ценной.

— Да что же мне с ней делать? — Имоджен внезапно ощутила великую ответственность, чуть ли не благоговейный страх.

Глаза-бусинки Джека уставились на нее.

— Вы можете использовать ее наилучшим для себя способом, — сказал он.

Имоджен даже вообразить не могла, какое впечатление произведет это открытие.

— Неизвестный Ребен Зил, — проговорила она. — СМИ с ума сойдут.

— И от вас зависит, моя дорогая, правильно использовать их. — Теперь его глаза искрились. — По своему усмотрению.

— Они захотят узнать, кто изображен на картине. Все захотят. Не могу представить, чтобы Адель решила открыть правду.

— Об этом вы должны поговорить с ней. Но никому и не нужна правда. По-моему, лучше всего, вероятно, продолжать защищать тех, кто может больше всего пострадать.

Ее дед, подумала Имоджен. Знал ли он? А жена Джека? Оба они умерли, но это не означает, что теперь можно обнародовать эту историю. Это будет неуважением к их памяти.

Совершенно ошеломленная, Имоджен прикрыла ладонью рот. Картина опьяняла и заслуживала того, чтобы о ней узнал весь мир, но насколько же глубоко личной она была.

— Что же с ней делать? — произнесла Имоджен. — Не уверена, что совладаю со столь ответственной задачей. Это важно.

— Если я знаю Адель, — промолвил Джек, — она хочет, чтобы вы воспользовались полотном как инструментом. Чтобы помочь себе.

— Я не могу ее продать! — воскликнула Имоджен. — Я никогда ее не продам!

— Нет, нет, — успокоил ее Джек. — И будьте уверены, если вы захотите ее продать, я ее у вас выкуплю. И расстанусь со всеми до единой своими картинами, чтобы сохранить «Возлюбленную» в надежных руках.

Он сердито посмотрел на нее. Имоджен не усомнилась, что именно так он и поступит.

— Она в надежных руках, — заверила она Джека. — Могу вам это пообещать.

— Хорошо, — сказал он. — И я доверяю суждению Адели. В этом ей не было равных.

Внезапно он отвернулся. У Имоджен сжалось сердце от жалости к Джеку. Она чувствовала, как сильно он страдает, его терзания, всю жизнь не имевшие выхода. Девушка не знала, как поступить: утешить или оставить хозяина в покое. Ей захотелось обнять его, но они только что познакомились. Имоджен прочистила горло, и не успела она заговорить, как Джек повернулся к ней.

— Пообедайте со мной, — пригласил он. — Готовить будет Петра. Мы поедим здесь. Я хочу насладиться картиной в последний раз.

Он развернулся и вышел из столовой. Имоджен осталась одна. Наступила глубокая тишина. В комнате было холодно, и Имоджен поежилась.

«Возлюбленная». Женщина, которую кто-то любит.

Она подумала об истории Адели и Джека и об их тайне. Глядя на картину, она понимала, как много эта история значила для Адели. А тот, благодаря кому она была так изображена, должен был питать к ней глубокую и долгую страсть. Ту страсть, какой большинство людей не испытывают и за всю жизнь. Ту страсть, в которой черпают вдохновение литература, музыка, поэзия — искусство. Зил запечатлел ее на холсте с обескураживающей точностью. Имоджен подумала о реакции, которую вызовет картина, если когда-нибудь явится миру. И почувствовала себя польщенной желанием бабушки передать картину ей. Она, Имоджен, сделает все, чтобы это полотно получило заслуженные признание и славу, каким бы образом это ни произошло.

Уходя из столовой, Имоджен еще раз посмотрела на «Возлюбленную». Что-то еще в ней показалось Имоджен знакомым. Помимо того, что это ее бабушка. Не столько черты лица, сколько чувства, которые пробуждала в Имоджен картина. Она полностью сопереживала женщине, изображенной на полотне, но не понимала почему.

А потом вдруг все стало ясно. Она видела это выражение в своих глазах. В зеркале. После близости с Дэнни.

* * *

За ленчем Джек приободрился, как будто стряпня Петры укрепила его и придала сил. Девушка принесла огромное белое блюдо, заполненное пучками проростков спаржи, перевязанных вместе с ломтиками сырокопченой грудинки, кростини с куриной печенкой, а также сандвичами с начинкой из инжира, фенхеля и салями.

— Не знаю, что буду делать, когда Петра уедет, — сказал Джек, обращаясь к Имоджен. — Она изучает искусство, и в ее распоряжении очень милая комната в обмен на готовку для меня. Но этим летом она заканчивает учиться.

— В колледже найдется множество таких же девушек, как я. Я повешу объявление, — сказала Петра. — И оставлю свои рецепты.

— Они будут не такими, как ты, — настаивал Джек.

— Вы влюбитесь в следующую точно так же, как влюбились в меня через две минуты после ухода Абигайль.