Ночь Веды

В другой раз решил Ярин нырнуть в Лебедянку. Она хоть и скована ледяным покровом, но под ним неспокойна - быстрые струи враз оплетут по рукам и ногам, утянут под лед, не выберешься. В одну из ночей пришел Ярин к проруби - вода черно под луной лоснилась. Огляделся тоскливо, перекрестился и головой вниз... Пребольно ударился, аж взвыл. Прорубь-то в короткие миги таким льдом затянулась, как броня легла на воду!

– Дай уйти!
– кричал Ярин в неистовстве, и молил, и проклинал.

И тут, в одну из ближайших ночей сон привиделся.

...Стоял в отдалении белый храм, и так он сиял на солнце, аж смотреть трудно. Но хоть глазам больно было, Ярин не отрывал глаз от него, и входила непонятная радость от того, что вот ведь - находит он силы смотреть на храм. И тут вскинулся вдруг Ярин, сбросил сонное оцепенение - да ему же туда и надо! этот храм для него стоит! И пошел.

Босые ноги враз окровянились - земля сплошь тернием затянулась, да столь жестоким, будто ножи ноги полосовали. "И пусть! И пусть!" И тихая радость входила в него, потому что догадался: через эту боль прекратятся его бесконечные страдания.

А тернии как сбесились - хватают когтистыми уплетьями, обвивают ноги и выше, выше вздымаются. Ярин уж руками их рвет от себя, кричит от боли и страха, потому что видит - это бесы тянут к нему длиннющие свои руки, хохочут над его усилиями...

Вскинулся Ярин на своей постели - тело холодным потом обливается, сердце колотится, как безумное. "Господи! На тебя последнее упование! Держут меня бесы, но ведь не хочу я оставаться с ними!! Укажи мне путь!!" Тут в темноте бескрайней ночи проступили очертания храма, тихо и спокойно светился он, и тьма уходила...

Опять шел Ярин. Он теперь не смотрел на бесов, не отцеплял от себя их бесчисленные лапы. Он просто шел, продираясь сквозь боль и муки. Бессмысленно было высвобождать тело - бесы были в нем, тернии проходили теперь прямо скрозь тело, рвали плоть. "Я умру сейчас, - думал Ярин. Только не упасть бы. Пусть умру на пути к нему". И не сводил глаз с белого сияния, и рвался изо всех сил, стараясь, чтоб смерть застала его как можно ближе храму.

И дошел ведь. В нем так мало осталось от человека - может, одно только страдание человечье и осталось. И одновременно было Ярину бесконечно спокойно и хорошо, ведь бесы остались там, снаружи, ни один из них не проник дальше белой сияющей преграды, ни один не терзал боле душу Ярина.

– Почему?
– выдохнул Ярин, чувствуя, как из глаз его текут слезы.

И понял, что вопрос его неистовый вырвался в глухую пустоту, и уж не надеялся на ответ, когда услышал вдруг тихий, невыразимой красоты голос:

– Ты пришел в Храм Прощения.

...Ярин открыл глаза. Посвистывал ветер, сухо шелестела об оконное стекольце пороша - стояла глухая ночь. Но в самом Ярине будто теплился отсвет близкого рассвета. "Не забыть! Только бы не забыть!" - взмолился он и через миг спал опять, глубоко и без сновидений.

Глава пятьдесят шестая,

зимнее ненастье сулит тепло

Тот же ветер прилетел озоровать под другое окошко, лепил на него мокрый снег пополам с дождем.

– Тепло несет, - сказал Иван, глядя в черное окно.

– Скоро весна, - подтвердила Алена, - холода уходят. Жить будет веселее.

– Жить будет веселее, - медленно повторил Иван, глядя в устье печи, где плясал по поленьям огонь.

В избушке было тепло, непогода за окном делала домашний покойный уют еще дороже.

Алена провела рукой по светлым волосам Ивана, открыла его чистый высокий лоб. Голова Ивана лежала у ней на коленях. Она взяла лицо его в свои ладони и тихонько повернула к себе. Иван поднял на нее глаза. Алена чуть улыбнулась, будто поощряя его. И Иван спросил:

– Ты бессмертна, Алена?

– Нет.

– Тогда чем умолила ты Деву Смерть?

– Я с ней не встретилась. Веда моей жизни хозяйка, она и отпустила меня.

– Зачем?

– Чтоб исправить ошибку, несправедливость к тебе.

– Я помню, как ты сказала, будто жизнь мою поломала и воротилась, чтоб выправить. Как ты ее поломала, я не знаю. Любовью одарила, счастьем великим - да, это знаю. А про что говорила, это мне не понятно, да я и понимать не хочу про такую глупость. Одно лишь томит чем дальше, тем больше - боюсь, что близится время, когда опять потеряю тебя. Ведь как сейчас, так не будет всегда, хоть я и рад, и согласный на жизнь-сон. Ты со мной, ты живая - вот что важно мне. А почему - хоть бы и никогда не узнал, это вовсе не главное.

– Но меж тем оно мучит тебя?

– Да. Потому, что моего хотения, боюсь, не спросят.

Алена прислонилась затылком к бревенчатой стене, покрытой большой теплой шкурой.

– Мне еще нечего ответить тебе, Иванко. Я жду, а чего, пока не знаю. Я не знаю нашего будущего...

"...но знаю - у Алены будущего нет..."

– Я в одном уверена - там не будет горя.

"Об этом я должна позаботиться"...

– Ты не бойся будущего, Иванко.

– Хотел бы, а не могу. Сознаюсь тебе, Алена... По деревне только и слухов, что про Яриновых дружков. Дивятся люди на невиданные перемены в них. Мне то не удивительно, знаю, кто об них позаботился. Об другом сказать хочу - каждое следующее имя мне, что нож в сердце. Как будто еще на шаг ближе к некому краю. И шагов тех осталось всего один-единственный... А потом что? Уже знакомая мне жуть боли и одиночества?

Алена наклонилась низко.

– Нет, это не повторится, любый мой. И Яринова компания не главная моя забота. Их я бы и так бросила - душа бы об том не болела. Ты - единственная моя заботушка, люблю тебя так, что растаяла бы вся в тебе, слилась в одной душе, в одной судьбе...

– Да если б так стало, Алена!

– Видишь - желание у нас одинаковое, одно на двоих, так чего боишься ты? Все так и будет, желанный мой. А шаг последний, мыслишь - Ярин? Нет. До Ярина мне больше дела нету. Оставила я его.

– Как?.. А люди говорят, с ним невесть что творится.

– Правду говорят. Только я ни при чем. К тому, что с Михасем, Антипом, Федором, Филиппкой случилось, да, причастна. Смерть Филькина - на мне, верно. Только ему я, как каждому из них, дала возможность выбора: повернуть к жизни человека достойной, либо от нее. Он кривую дорожку выбрал, не поверил в погибельность ее. Но Ярину учинить смерть Филькиной подобную ничем он этого милосердия не оправдал. Я пыталась говорить с ним. И оставила его той судьбе, которую он выбрал.

– Отчего же слухи про него идут один другого причудливей.

– Я единственное только сделала - то, что прятал Ярин от света, начало выходить наружу, чтоб не мог дальше таить от людей свою суть. Выбрал - неси. А люди чтоб знали, каков он. И не сумел бы он больше никому голову задурить, да под свою руку прибрать.

– Что с ним будет?

– Я не знаю, Иванко. Сам выберет. Ни помогать ему, ни губить его я не стану. Об одном я забочусь, правда, - людей от Ярина берегу. Пусть его зло только на него падет, больше ни на кого.