Ночь волка. Сага древних морей
Шрифт:
В котором же из далеких веков я, Хьяльмар, вместе с моими соплеменниками шагал по этим прериям к безымянному городу? Не могу сказать. Знаю только, что это было давно. В Нордхейме тогда жили люди с волосами цвета соломы. Звались они не арийцами, а рыжими ванами и златокудрыми асами. Это было до великого переселения, когда мой народ распространился по всему миру. И все же переселения поменьше уже начались. Мы не один год провели в пути, далеко ушли от своей северной отчизны. Теперь нас разделяли земли и моря. О, этот долгий-предолгий путь! С ним не сравнятся никакие миграции народов, даже те, что стали эпическими. Мы совершили почти кругосветное путешествие — от снегов севера до всхолмленных равнин юга. Мы побывали в горных долинах, где трудились мирные земледельцы с коричневой
В этом походе многие состарились. Я, Хьяльмар, возмужал. В долгий путь я отправлялся мальчишкой, а теперь был юношей, отважным воином, с сильными руками и ногами, могучими широкими плечами, жилистой шеей и железным сердцем.
Мы все были могучими людьми — богатырями, непостижимыми для современного человека. Никто из ныне живущих не выстоял бы в поединке с самым слабым воином из нашего отряда. Наши могучие мышцы сокращались так стремительно, что нынешние атлеты рядом с нами выглядели бы тяжеловесными, неуклюжими и медлительными. И не только физической силой мы обладали. Дети воинственного племени, мы за годы скитаний и битв с людьми, зверьми и стихиями впитали сам дух дикой жизни, неосязаемую силу, ту самую, что звучит в протяжном вое серого волка, реве северного ветре, грозном кипении горных рек, стуке градин, хлопании орлиных крыльев, силу, что таится в угрюмом безмолвии бескрайних диких просторов.
Странный это был поход, скажу я вам. Ничег общего с переселениями целых племен. Ни желтоволосых женщин, ни голых детей не взяли мы собой. В отраде подобрались сплошь жадные до приключений мужчины, которым даже обычаи их бродячего воинственного народа представлялись чересчур мягкими. Мы ступили на путь одиночек; мы покоряли народы, изучали мир и скитались, побуждаемые лишь маниакальным стремлением увидеть, что лежит за горизонтом.
Нас отправилось в поход больше тысячи. Черный город увидело лишь пятьсот. Белые кости спутников стали вехами нашего кругосветного пути.
Много вождей возглавляло нас, и все погибли в боях. Теперь нашим предводителем был Асгрим, состарившийся в бесконечных скитаниях,— свирепый воин, поджарый как волк и одноглазый, он вечно грыз свою седую бороду.
Мы происходили из разных родов, но все принадлежали к племени златокудрых асов, за исключением воина, шагавшего рядом со мной. Это был Келка, мой брат по крови — пикт. Он примкнул к нам в поросших джунглями холмах далекой страны, на восточной границе земель, обжитых его народом. Там жаркими звездными ночами гремели барабаны его племени. Ростом он был невысок, зато могучие руки и ноги делали его опасным, как кошка джунглей. Мы, асы, считались варварами, но Келка по сравнению с нами был настоящим дикарем. Большую часть жизни он провел в опасных темных лесах. В его крадущейся походке было что-то от поступи тигра, а в ручищах с черными ногтями — от лап гориллы. В глазах Келки горел огонь, как у взбешенного леопарда.
Мы были жестокой ордой. Позади осталось много стран, где пролились реки крови и отбушевали пожары. Язык не поворачивается рассказать, какие бойни и грабежи мы устраивали. Услышав о них, вы в ужасе отшатнетесь. Ваш век намного мягче и благообразней, вам не понять те жестокие времена, когда одна волчья стая рвала другую, а нравы и уклад жизни отличались от бытующих в этом столетии, как мысли серого волка-людоеда отличаются от мыслей дремлющей перед камином упитанной болонки.
Это длинное объяснение я привел, дабы вы поняли, что за люди шли через по равнине к городу, и смогли правильно истолковать то, что случится в моем рассказе позже.
А без такого понимания сага о Хьяльмаре— всего лишь перечень грабежей и кровопролитий.Глядя на высокие черные башни, мы испытывали трепет. В других странах за морем мы опустошили не один город. Большие потери научили нас избегать, когда можно, сражений с превосходящими силами противника, но страха мы не испытывали. Мы были одинаково готовы и к войне, и к дружескому пиру, это уж как выберут горожане.
Они нас заметили. Мы подошли достаточно близко, чтобы разглядеть сады, поля и виноградники перед стенами, увидеть спешащих к городу крестьян. Мы увидели, как засверкали копья на зубчатой стене и услышали громкий рокот боевых барабанов.
— Быть драке, брат,— гортанно произнес Кепка и спокойно надел на левую руку круглый щит.
Мы подтянули пояса и взялись за оружие — не медное и бронзовое, как у наших соплеменников в далеком Нордхейме, а из острой стали. Мы добыли его в стране пальм и слонов, покорив хитрый народец, чьи воины даже со сталью в руках не выдержали нашего натиска.
Мы построились на равнине неподалеку от высоких черных стен, сложенных, по-видимому, из огромных базальтовых блоков. Из наших рядов вышел вперед Асгрим. Он был без оружия. Вождь протянул руки ладонями в сторону города — он желал мира. Но с башни пустили стрелу, она вонзилась рядом с ним в землю, и он отступил к нам.
— Война, брат! — прошипел Келка, в его черных глазах замерцали красные огоньки. В тот же миг огромные ворота распахнулись, из города выступили шеренги воинов с блестящими копьями и колышащимися султанами на шлемах. Заходящее солнце полыхало на медных доспехах, начищенных до блеска.
Воины были высокими и поджарыми, с темно-коричневой кожей и хищными, ястребиными чертами. Их доспехи были сделаны из меди и кожи, круглые щиты обтянуты блестящей шагренью. Копья, тонкие мечи и длинные кинжалы были из бронзы. Полторы тысячи воинов наступали, безупречно держа строй… Зрелище, надо сказать, было дивное— вообразите неодолимый поток качающихся султанов и сверкающих каменьев. На зубчатых стенах появились зрители.
Никаких мирных переговоров.
Когда они подошли ближе, старый Асгрим завыл, точно волк, вышедший на охоту, и мы ринулись в контратаку. Мы не строились в боевые порядки. Просто бежали к ним, как хищные звери к добыче, и вскоре увидели презрение на ястребиных лицах. Темнокожие воины не стреляли из луков, и из наших рядов не вылетело ни одной стрелы, ни одного копья. Единственным нашим желанием было сойтись в рукопашной. Когда мы оказались на расстоянии броска дротика, враги обрушили на нас град копий, но те большей частью отскочили от щитов и кольчуг. А потом мы с глухим гортанным ревом обрушились на ряды защитников города.
Кто сказал, что дисциплина выродившейся цивилизации способна потягаться со свирепостью варваров? Наши противники старались биться как один, а мы сражались каждый за себя, бросались очертя голову прямо на копья, рубили как бешеные. Весь их первый ряд рухнул под ударами наших мечей, а задние шеренги отступили и заколебались. Если б они устояли, то могли бы взять нас в клещи, окружить превосходящими силами и перебить. Но они не выдержали. Бурей разящих мечей мы прошли сквозь их войско, ломая ряды, ступая по телам убитых. Строй распался. Битва превратилась в бойню. По части силы и свирепости они оказались не чета нам.
Мы косили их, как пшеницу, пожинали, как созревшую рожь! Когда я воскрешаю в памяти ту битву, Джеймс Эллисон во мне уступает место Хьяльмару, объятому безумием, без конца выкрикивающему боевой клич. Я снова пьянею от звона мечей, плеска горячей крови и рева битвы.
Наши враги побежали, бросая копья. Мы мчались за ними по пятам, гнали их до самых ворот, из которых не так давно вышло это воинство. Ворота затворились у нас перед носом — и перед носом толпы несчастных, искавших спасения от наших мечей. Горожане отрезали путь к спасению своим же воинам, и напрасно те мозжили кулаки о сталь, ломали ногти о черный базальт. Мы перебили всех, кто не успел спастись. Потом и мы стали колотить в ворота, пока град камней и бревен со стен не вышиб мозги трем нашим воинам.