Ночь Волка

— А если я не смогу развязаться?

Костин пожал плечами:

— Значит, ты проиграл, вообще-то, ты и так проиграл, но я даю тебе фору, задним числом, добавочное время. Ну, че ты торгуешься, выбора у тебя нету.

— Нету, — согласился Марат, — но я не в форме, голова болит, так, что стреляй.

— Не, не, подожди, как это стреляй, мы ведь договорились, а что голова болит, так это ерунда, голова это кость, как говорил один боевой генерал, а кость болеть не может, таблетку могу тебе дать, хочешь, нет? А что тебе может помочь еще?

— Гильотина, — сказал Марат.

— Утром, — пообещал Костин.

— Тогда стакан водки.

Костин тяжело вздохнул:

— Нету водки, сам бы выпил, вот сухари есть, НЗ, так сказать, а водки нету.

— Ты же утром последнюю бутылку уволок отсюда.

— Я ее выронил, когда от волков убегал.

— А ты сходи, поищи.

— Умнее ничего не придумал?

— Сейчас придумаю, — сказал Марат.

— Ну, ну, ты, вроде умный, давай думай.

— Уже придумал.

— Ну?

— Дай сначала зеркало, — попросил Марат.

— Это еще зачем?

— Посмотреть хочу на себя.

— Не смотри лучше, расстроишься, — сказал Костин. Но все-таки встал и поднес к лицу Марата небольшое зеркало, лежавшее на серванте. Разглядев свой опухший нос и залитые кровью разбитые губы, Марат едва удержался от нового оскорбления в адрес Костина, приклад ружья находился в опасной близости от лица.

— Спасибо, достаточно, — сказал Марат.

Костин положил зеркало на сервант и вернулся на свое место.

— В кармане моей куртки лежат ключи, — мрачно сказал Марат, — сходи к машине, открой водительскую дверь, внизу слева рычажок, открой капот и вытащи бачок опрыскивателя.

— Зачем?

— В нем водка.

— Как это водка, ты, что же туда водку заливаешь? — недоверчиво спросил Костин.

— Дешевую.

— Это называется, — зажрались, — возмущенно сказал Костин и отправился к машине. Вернулся, держа обеими руками пластмассовый короб и недоверчиво нюхая содержимое.

— Не отравишь?

— Это был бы выход, жаль, не додумался.

Костин долгим подозрительным взглядом смотрел на пленника, затем хлопнул себя по лбу и сказал:

— Че я голову ломаю, ты первый выпьешь.

Криво усмехнувшись, Марат заметил:

— Знал бы, что из бачка пить придется, не стал бы экономить, «Кристалловскую» залил бы. Да-а и на старуху бывает проруха.

— У нас это по-другому называется, — ухмыльнулся Костин, — на хитрую задницу есть хрен с винтом.

Он выплеснул из одного стакана остатки чая, наполнил до половины водкой и поставил перед Маратом.

— Полную лей, — сказал Марат.

Костин хмыкнул, но просьбу выполнил.

— Видишь, — сказал он, — Ленин еще говорил, мол, страшно далеки они от народа, а ты вон насколько ближе стал к народу; пьешь дешевую водку гранеными стаканами.

Он полез в свой рюкзак и достал оттуда пачку галет; вытащил одну, разломил и положил на стакан, — прошу, ваше благородие.

— Я же не акробат, — сказал Марат.

— В каком смысле, — удивился Костин.

— Руки то развяжи, как я пить буду.

— А-а, сразу видно — не наш. Я вот, когда на стройке работал, после ПТУ, видел, как мужики пьют: на троих разлили, по очереди в один стакан, одному с верхом накатили, как говорится, — для губ места не оставили, а как пить — руки то дрожат, после вчерашнего. Так он наклоняется, отхлебывает, а потом — глот, глот и порядок. Но на счет рук, это ты, отец, погорячился, мы эту задачку иначе решим. Костин взял стакан и поднес ко рту Марата. Марат открыл рот и, двигая кадыком, пропустил ледяную жидкость в себя, выдохнул. Лицо его приняло страдальческое выражение. Водка была «левой», из тех, что разливали в подвалах, многочисленные нелегальные цеха, во множестве расплодившиеся во время перестройки. Костин сунул ему галету, ободрав сухими, жесткими краями губу и десну Марату. Затем вернулся на диван, сел и, расстегнув рукав, оглядел все еще кровоточащую ранку.

…Мужика он уложил сразу, ударил прикладом в затылок. Ошеломленную женщину, сбил с ног прямым ударом в челюсть, давно мечтал о таком ударе. Стрелять он не хотел, чтобы не поднимать шума: расстегнул телогрейку Шилова, и плавно, вогнал охотничий нож меж ребер грудной клетки, прямо в сердце, то же самое проделал с женщиной, только помедлил, разглядывая ее грудь — в этот момент она его и цапнула, прямо-таки по-звериному. Может, она ядовитая была, что-то кровь не свертывается, — подумал Костин и стал смотреть на Марата.

Выждав, пока улягутся жестокие молоточки в висках, Марат спросил:

— Ну, что дальше?

— Десять минут ждем результат, — сказал Костин.

— А я и забыл, — сказал Марат.

Лицо Костина вдруг напомнило ему инструктора, сопровождавшего их с Вероникой во время конных прогулок в горах. Инструктор был англичанином, и Марат спросил, как он относится к творчеству своего земляка, Фаулза? Вероника перевела, затем, выслушав ответ, улыбаясь, сказала:

— Удивляется, почему ты спрашиваешь его о писателе, говорит, что он жокей, а не филолог.

— Вопросов больше не имею, — ответил Марат.

Он улыбнулся воспоминанию: жаркая волна затапливала его, боль в голове почти улеглась, но не уходила, напоминая змею, покачивающуюся на хвосте перед тем, как ужалить.

— Чему радуешься, — спросил Костин, не сводивший с Марата глаз.

— Мыслям, — едва узнавая свой голос, ответил Марат.

— И чего ты там, мыслитель, надумал? — Спросил Костин.

— Ничего хорошего.

— Как самочувствие?

— Как у Сократа.

— Это хорошо, — поглядев на часы, сказал Костин, — прошло пятнадцать минут, наверно и мне можно уже хряпнуть.

Он наполнил стакан до половины, изящно оттопырил мизинец, вынес локоть, коротко выдохнул и опрокинул водку в рот; лицо его приняло задумчивое выражение, почмокал мелко губами, дегустируя выпитое, взял галету и с хрустом закусил. Засмеялся:

— Прямо, как в том кино, про революцию — налей-ка нам из бака; ну ладно, давай рассказывай, — сел и приготовился слушать.

Марат открыл, было, рот, чтобы послать его подальше, какая разница — быть застреленным или замерзнуть привязанным к стулу, но вдруг, вспомнил, что, в узком, боковом кармане его спецназовских брюк, лежит небольшой нож с выкидным лезвием и это обстоятельство, дает ему шанс на спасение, если конечно Костин сдержит свое слово. А значит, имело смысл принять правила игры. О возмездии можно думать, только сохранив жизнь, точнее, ради этого можно было попытаться сохранить себе жизнь.

— Накати еще сотку, — сказал Марат, — будет тебе история.

— Вот это по- нашему, по-бразильски, — заметил Костин. Держа в правой руке ружье (ну просто ковбой), он подошел к столу, налил водки в стакан и поднес ко рту Марата.

— … Дело было зимой, — начал Марат, едва с лица сошла гримаса отвращения, — в феврале месяце, ранней ночью Урусов возвращался домой.

Произнеся эти слова, Марат задумался.

… Примерно в это время, Елисеев тоже задумался, — о преимуществах дизельного двигателя над бензиновым мотором. Когда он покупал свой джип, приятель, заядлый охотник настойчиво советовал ему взять машину с дизельным мотором, которая в первых, потребляла солярку, во вторых, потребляла мало, а в третьих, имела всего одну свечу — свечу подогрева, то есть, погружая капот в лужу, можно было не опасаться того, что машина заглохнет. Но Елисеев, сравнив динамические характеристики, взял бензиновую версию, то, что она потребляла двадцать литров на сто километров, его не особенно заботило. И сейчас он впервые пожалел об этом, когда в бензобаке закончилось топливо. Он всю ночь полз на брюхе, не на своем, конечно, на автомобильном, но полз. Через каждые пятьдесят метров вылезал из машины, брал в руки шанцевый инструмент и освобождал колеса из снежного плена.