Ночь всех святых
Шрифт:
– Это с тобой фюрер разговаривал, ведь так? Молодец, хорошо проявил себя! Именно такие люди мне и нужны – кристально честные и абсолютно преданные.
А затем рейхсфюрер СС отдал короткое распоряжение офицеру, который поднял «найденные» Гансом камешки. Тот окинул молодого человека оценивающим взглядом и произнес:
– Ты и твой напарник – за мной!
Ганс содрогнулся. Ну вот, старался как лучше, а вышло только хуже! Кажется, несмотря на похвалу Гиммлера, их сейчас пустят в расход. Вот и будь после этого честным! А ведь «его» камешки были такими большими, наверняка их хватило бы, чтобы приобрести собственную ферму
Однако вскоре Ганс понял, что расстреливать их с Олафом не собираются. Офицер доставил их к последнему вагону эшелона. Кстати, пройти туда просто так было бы невозможно – по периметру стояли часовые с овчарками.
И тут Ганс снова заметил фюрера. Оказывается, тот все еще находился на вокзале, хотя молодой человек был уверен в том, что Гитлер давно отбыл восвояси. Развернувшись к Гансу и Олафу, офицер произнес:
– Будете сопровождать эшелон! Но о том, что увидите или услышите, вы должны вечно хранить молчание, иначе – смерть!
А затем Ганс увидел, как по перрону медленно движется странный черный автомобиль, который остановился прямо напротив распахнутой дверцы вагона. Ганса смутило то, что это был катафалк – что ему делать здесь?
Из-за руля выпрыгнул подтянутый молодой тип и отдал честь фюреру, но тот даже не взглянул на него. Его внимание было приковано к самому автомобилю. Гитлер медленно подошел к катафалку, около него возник Гиммлер. Фюрер отдал краткое распоряжение, и два офицера тотчас раскрыли дверцы катафалка.
Ганс старался не упустить ни единой детали, понимая, что стал свидетелем чего-то необычного и, вероятно, чрезвычайно секретного.
Тем временем изнутри катафалка был извлечен большой квадратный ящик. Причем не простой, а, как с невероятным удивлением отметил Ганс, позолоченный. Или, кто знает, может быть, сделанный из литого золота?
Крышку ящика покрывали странные узоры и символы, но Ганс, хоть и обладавший отличным зрением, находился слишком далеко, чтобы рассмотреть все детали. Два офицера остановились, а фюрер подошел к ящику и стал стягивать с дрожащей руки перчатку. У него долго не выходило, но все терпеливо ждали. Наконец Гитлер сдернул перчатку, приблизился к ящику и положил на него руку.
Прошло несколько томительных минут. Никто не смел шелохнуться, все вокруг, казалось, замерло. И вдруг Ганс понял – фюрер читает молитву или что-то в этом роде. А дальше произошло и вовсе невероятное – великий вождь немецкого народа отошел в сторону и приложил дрожащую руку к фуражке. Он отдавал честь золотому ящику!
А офицеры, чеканя шаг, отнесли ящик в вагон. Затем Гитлер что-то коротко сказал Гиммлеру, обернулся – его взгляд замер на Гансе. Молодому человеку стало не по себе, и он закрыл глаза. А когда открыл, фюрер и его свита уже исчезли.
– Ну, живо, эшелон сейчас тронется! – послышался окрик одного из офицеров. – Быстрее, быстрее!
Ганс направился к вагону, в который внесли золотой ящик, но дорогу ему преградили часовые. Офицер скомандовал:
– Не сюда, в соседний вагон! Туда вход запрещен!
А двое часовых уже закрывали дверь последнего, самого таинственного вагона. Но Ганс успел заметить, что внутренние стены вагона украшены какими-то символами и картинками. Молодой человек сообразил, что не следует задавать лишних вопросов, и подчинился приказанию офицера.
Через три минуты бронепоезд тронулся. Ганс и Олаф находились
в вагоне, так и не понимая, куда же лежит их путь.К месту назначения состав прибыл вечером того же дня – бронепоезд останавливался всего один раз, все прочие поезда уступали ему дорогу. К тому времени Ганс уже немного освоился и пришел в себя. Его удивило то, что в вагоне, в котором он находился, были сплошь только офицеры. Вначале это жутко действовало ему на нервы, но затем Ганс перестал обращать на них внимание – офицеры им ничуть не интересовались.
Олаф, прижавшись к стенке вагона, дремал, а Ганс размышлял. Итак, волей судеб он стал свидетелем того, как по прямому приказанию фюрера из столицы рейха были вывезены сказочные сокровища. Но золотые монеты и драгоценные камни меркли по сравнению с тем, что находилось в последнем, особом вагоне. Видимо, в том саркофаге хранится главное сокровище рейха.
Ганс все пытался представить себе, что же это такое. И пришел к выводу: одно из двух – либо это уникальный, огромных размеров драгоценный камень, например самый большой бриллиант на свете (ведь вряд ли бы фюрер стал наблюдать за погрузкой простых камешков и уж точно не стал бы отдавать ящику честь), либо в саркофаге находится карта, которая может привести к несметным сокровищам.
Молодой человек не сомневался: высшее руководство рейха понимает, что вот-вот наступит конец, поэтому из Берлина и вывозится самое ценное. Причем наверняка ценности прячутся в различных местах. Но где-то должен иметься список, перечень того, где все припрятано. Ведь подобных эшелонов, как полагал Ганс, было несколько. Сокровищ-то у рейха – уйма!
Чтобы жить припеваючи, требуется не парочка драгоценных камней, которые можно продать на черном рынке, размышлял Ганс. И не ящик, забитый золотом и бриллиантами. И даже не эшелон с тысячами подобных ящиков. Требуется знать местонахождение всех сокровищ рейха!
Сейчас Ганс был уверен, что заполучить координаты пещеры Али-Бабы ему вполне под силу. Ну да, бонзы припрятали сокровища, надеясь рано или поздно вернуться и прибрать к рукам несметные богатства. Но кто сказал, что право на них имеют только высокопоставленные нацисты? Ганс тоже хотел получить свой кусок пирога. А если повезет, то весь пирог…
Молодой человек осторожно взглянул на храпевшего рядом Олафа. Нет, напарника нельзя посвящать в детали своего плана. Но ведь одному не справиться! Значит, придется действовать заодно, а как поступить с Олафом потом, он решит позднее. Можно, конечно, дать идиоту несколько золотых монет и горсть бриллиантов, больше-то ему и не нужно, но ведь Олаф туп, как пробка, и может заложить его. Значит, остается одно – убить…
Последняя мысль пришла в голову неожиданно, но молодой человек ничуть не ужаснулся ей и не удивился. Он просто рассуждал логически. Да, придется убить напарника, поскольку доверять нельзя никому, только самому себе. Значит, так и надо поступить. Олаф поможет ему завладеть сокровищами, а затем…
Ганс шумно вздохнул. В этот момент эшелон, уже давно плавно сбрасывавший скорость, остановился. Один из офицеров приказал выходить. Ганс подчинился и, покинув вагон, вдруг понял, что поезд находится не на вокзале, не под открытым небом, а в огромной соляной штольне. Стены и потолок переливались мириадами кристаллов, мощные прожектора освещали черневшие справа и слева туннели, уводившие в глубь горы.