Ночь

– Откуда ты это всё знаешь, Гарри?

– Ну ты же не первый раз отправляешь меня на поиски нашего мальчика….

– Ааа-пчхи! – чихнул Джонни.

– Я что-то слышала.

– Да, это я чихнул.

– Да при чём здесь ты, я снова слышала чьи-то голоса, только это уже был явно не голос Билли.

– Ааа-пчхи!

– Эй, парень, что с тобой, обуяла ночная лихорадка?

– Эта чёртова пыль – она повсюду.

– Хватит вам о ерунде говорить – лучше хорошенько прислушайтесь, – велела Кэролайн, и сама же на секунду замерла. – Вот, ещё раз, слышали?

– Я ни черта не слышал.

– А я, ч–хи, слышал, точно слышал чей-то голос, и даже, не один, и, по-моему, они доносились сверху.

– Правильно, Джонни, ты абсолютно прав.

– Это точно.

– Может, мы всё же зря поднимаемся наверх, – заворчал Гарри и сделал такой вид, будто его насильно тащили за собой, – это плохая идея, Кэролайн.

– Боже, Гарри, хватит говорить глупости. Если нам с Джонни послышались голоса сверху, значит, они послышались сверху, и здесь не может быть других вариантов.

– Да, но это могло быть эхо…или что-то в этом роде.

– Джонни, это могло быть эхо?

– Нет, миссис Кэролайн, планировка лестничных площадок устроена так, что всё услышанное доносится именно сверху, а уж если бы кто-то чесал языком снизу, то мы бы поняли не только то, что он великое трепло, но и то, что он снизу.

– Логично, парень, и простуда твоя быстро прошла, да?

– У меня не простуда, Гарри, а аллергия, и какое тебе дело до того, что у меня прошло, а что – нет?

– Никаких дел, парень….

Гарри заулыбался надменной улыбкой и сдержанно-горделиво последовал за своей женой.

– «Ах ты сукин сын, – подумал Джонни, как только пропустил их двоих вперёд, – тебе не стоит доставать меня, иначе я могу и врезать». Пчхи. «Я не посмотрю, что ты порядком крупнее меня. Когда я в гневе, мне плевать, кто передо мной стоит, да хоть сам господь бог, понятно!? … Чёрт, кому я это говорю: сам себе? Зачем? Ещё и кричу в своих мыслях, как будто меня кто-то слышит. Нет, надо заканчивать с этими пустыми размышлениями, – поклялся Джонни и в следующую секунду его глаза сами по себе, совсем насмерть прилипли к сладковатым чертам белокурой Кэролайн, которая продолжала решительно его не замечать и искать своего сына. – Хм, да, а миссис Кэролайн не так уж и плоха, как я думал, и-и…даже очень симпатична. Бьюсь об заклад, что у них с Гарри дела идут не очень, оттого она и превращается иногда в отъявленную, злобную жену. Слава богу, что не превратилась в очередного бегемота. Я бы совсем не отказался пригласить её на ужин, хотя бы к себе домой. Но…жаль, что я не такой смелый, что я обычный трус – ведь Кэролайн определённо на меня запала, хоть и не подаёт вида…». Ап-ап, чхи! «Чёрт, сколько пыли собралось у меня в носу – и откуда она берётся…».

Джонни отвлёкся. Откуда-то из темноты раздался кашель, который точно не принадлежал ни Кэролайн, ни Гарри.

– Джонни, у тебя появился странный кашель, прямо как у моего дедушки, когда он валялся в своей постели совсем при смерти….

– Это уж точно не я, Кэролайн.

– Эй! прямо по ноге, разуй глаза, коза, – раздался из темноты сиплый голос, который уже явно был четвёртым лишним.

– Бог мой, я обо что-то спотыкнулась, – в самом деле чуть не рухнула на землю Кэролайн.

– Это не что-то, это бомж, о котором я тебя говорил, – сказал Гарри и указал на грязного мужчину.

Мужчина мирно сидел в тихом уголке, по крайней мере, мгновение назад, а затем злобно уставился на незваных гостей.

– Какого чёрта тут ползаете посреди ночи, – не менее злобно вдруг заворчал он, – не понимаю вас: покупают себе кровати, а сами бродят по всяким закоулкам, вместо того чтобы дрыхнуть, как короли. Проваливайте, только крыс пугаете!

– Извините, извините, ради бога. Вы не видели моего мальчика, Билли? – обратилась к нему Кэролайн, пропустив всё его ворчание мимо ушей.

– Здесь ходит всякая нечисть, которую давно пора сжечь в печи, чтобы попросту не расходовали еду и кислород. Как пиявки присосутся к мамкиной титьке и живут довольные. Ну а кто из них Билли – мне плевать, тем более я его не видел. Да даже, если бы я его и видел, как бы я узнал, что это Билли, милочка?

– Да он такой, светленький, худенький. Симпатичный мальчик такой же, как…Джонни, только светленький.

– А мне плевать на кого он похож, проваливайте! Джонни-Ронни – всё шлак, всему пора сгореть в печи!

– Отстань от него, Кэролайн, эти свиньи ничего тебе не расскажут – они вечно недовольны жизнью, как будто мы виноваты в их ущербности, – пытался оттащить её Гарри.

– Тьфу, – дослушав всё до конца, плюнул на него грязный дедуля, попав на башмак.

– Ах ты, свинья, вонючий огрызок, какого чёрта ты обслюнявил мой ботинок?

– Проваливай, а то сейчас и на второй плюну! – пригрозил дед.

– Что!? Получай, свинья! – крепко вмазал ему разгневанный Гарри своим крепким ботинком.

– «Вот это удар», – испуганно подумал Джонни, у которого заколотилось сердце.

– Гарри, зачем же ты так его? – взволновалась Кэролайн, будто впервые увидела своего мужа в такой ярости.

– Пусть помнит, что он обычная свинья, а свиньи должны уважать тех, кто их кормит. Не забывай, животное, что ты питаешься нашими объедками, а не своими. На-ши-ми, уяснил?

– Кхе-кхе, сукин сын, ты мне, кажется, ребро сломал, – заскрипел старик, как израненный пёс.

– Могу сломать и другое, если до тебя не дошло с первого раза. Рёбер у тебя достаточно, а у меня достаточно силы, чтобы врезать тебе хотя бы ещё разок.

– Нет-нет, Гарри, пошли отсюда, нам нужно двигаться дальше. Перестань измываться над бедным человеком.

Кэролайн с большим усилием оттащила мужа, но Гарри не отрывал взгляда от старика и лишь искал повода наброситься снова.

– Это он-то бедный? Исчадие ада!

– Ты должен думать о нашем сыне, а не о том, как расправиться с этим стариком только за то, что он слегка задел твою эгоистичную натуру.

– Ох, как же ты мне сломал ребро, сукин сын, как же ты мне сломал ребро…кхе-кхе, – повторял старик совсем невежливым голосом, потому что хотел, чтобы его ударили снова, и хотел он этого потому, что совсем устал от себя и своей жизни.

Гарри тем не менее оставался в объятиях Кэролайн, которая оттаскивала его всё дальше и дальше вверх по лестнице. Старик продолжал проклинать их скверным словом, всё ещё надеясь, что кто-нибудь обязательно вернётся и поколотит его как следует, до беспамятства. Он делал это даже, когда они скрылись из виду, и чем выше они поднимались, тем громче и язвительнее он сквернословил.

– Интересно, доживёт ли он до утра? – произнёс Джонни, озираясь вниз на бедного попрошайку.

– Если ты так за него переживаешь, парень, то можешь вернуться и провести остаток ночи вместе с ним в обнимку.