Ночи и рассветы
Шрифт:
Однако через четверть часа в молодежном клубе в Кипсели его недобрые предчувствия-рассеялись, как дым. Они потонули в кипящем водовороте юности. Еще вчера вечером клуб был обстрелян с Ликавитоса, а сегодня его снова переполнила вооруженная молодежь. Осыпавшиеся стены и дырявая крыша качаются от песен, как вчера вечером качались от снарядов.
Пули британские нас не пугают…Эта песня звучит как клятва перед боем.
Высокий юноша, взгромоздившись на стол,
Кто-то схватил Космаса за руку — это студент-филолог, он иногда писал для второй страницы «Свободы».
Теперь он отпустил русую бороду, поверх рваного пиджака крест-накрест висят патронные ленты. Студент тащит Космаса в угол и знакомит со своими товарищами — двумя парнями и тремя девушками. Они тоже студенты из роты имени Байрона. Вчера ночью погиб их капитан.
— Как там, впереди? — спрашивает Космас. Студент отвечает. Сквозь гул кажется, что он декламирует:
— Возможно, танки, самолеты и пушки не оставят целым ни одного дома, но мы будем биться даже за развалины…
Это слова какого-то обращения.
— Самая пламенная поэма из всех, какие были и будут написаны, — говорит студент. — Разве не так? Мы уже бьемся за развалины…
— И будем биться до победы, — закончила девушка.
Со стороны типографии послышались шаги. На смену Космасу шел новый часовой.
— Уже?
— Уже было полчаса назад, я злоупотребил твоей любезностью.
— Вернее, рассеянностью. Я тут задумался и не заметил, как время пробежало.
— Хорошо, что я не спал, а работал. А то пришлось бы тебе стоять до тех пор, пока не заметил бы…
В типографии еще горел свет. Космас сбежал по ступенькам, распахнул дверь и за кассой увидел Янну. Лампочка висела у нее над головой, тени падали на лицо и удлиняли его. «Ей сейчас тяжелей, чем всем нам», — подумал Космас. Янна оглянулась.
— Иди сюда. Если можешь, подожди. Я скоро кончу.
— Вот и прекрасно! Я уложу тебя спать.
Янна быстро закончила набор, вымыла руки в бензине.
— Не знаю, что сегодня со мной… Какая-то тяжесть…
Космас взял ее под руку, и они медленно поднялись по лестнице.
— Пора тебе кончать с этой работой, Янна. Больше нельзя.
— Дело не в этом. Вернее, не только в этом. Вот, например, сегодня. — Янна остановилась на ступеньке и посмотрела на Космаса. — Настроение прыгает, как мячик. Один час я чувствую себя замечательно, не устаю, все кажется легким и доступным, а через час голова тяжелая, в глазах темно и все такое мрачное, грустное…
— Вот видишь, я прав — ты переутомилась…
Они вышли на улицу, было еще темно. Янна плотнее запахнула большое, отцовское пальто и прижалась к Космасу.
— Сейчас ты выспишься, и все пройдет. А насчет работы мы завтра же договоримся.
Янна его не слушала.
— Сегодня погибла Дафни. Вернее, прошлой ночью… на улице Третьего сентября…
— Как
это случилось? — машинально спросил Космас и тут же понял, что лучше было не спрашивать.— Застрелили из танка ее и еще двух ребят. Сегодня их похоронили на кладбище в Лиосия. Тетя Ольга зашла и сказала…
— Как она поживает?
— Хорошо. В доме у нее госпиталь, и тетушка ухаживает за ранеными…
— А справляется она?
— Еще бы… В молодости она была на войне санитаркой. Дафни умерла у нее на руках…
Космас нежно обнял Янну.
— Ты сегодня очень взволнована, давай не будем говорить об этом.
У двери в комнату женщин они остановились.
— Кто там? — спросил Космас.
— Должно быть, никого. Погоди, я посмотрю. Комната была пуста.
— Вот и хорошо, — весело сказал Космас. — Сейчас я тебя уложу и расскажу сказку…
Янна зажгла лампу. Отвернувшись к стене, Космас слышал, как она раздевалась — медленно и устало; слушал ее дыхание, то быстрое, то замирающее. И он подумал, что в судьбе женщин, готовящихся стать матерями, есть что-то от судьбы безвестных героев: они дарят миру частицы своей жизни, и подвиг их совершается тихо и бесшумно, как и подобает настоящему подвигу.
— Иди сюда! — Янна уже легла. — Ты не хочешь спать?.. Ну, тогда садись и расскажи мне что-нибудь… Что ты сегодня делал? Куда ходил?
Космас рассказывал, и она слушала его с закрытыми глазами. Раза два или три Космас умолкал, он думал, что Янна уснула. Но она просила его продолжать. Голос у нее был далекий и тоненький. Потом с Акрополя ударили пушки. Космас замолчал и прислушался: снаряды падали далеко, но все-таки в их районе. Пушки то затихали, то снова принимались стрелять. Они били наугад — то туда, то сюда — и от этого были вдвойне опасны.
— Подлецы! — стиснул зубы Космас. — Стреляют вслепую по кварталам, почти что безоружным. В кого они целят? Зачем?
Янна уснула. Спала она красиво, улыбаясь, точно дитя.
…За окном рассветало. Еще один рассвет. Высокие здания вырисовывались смутно — большие, слившиеся громады, совсем как горы. В неясном полусвете и они, и время одинаково неразличимы. Поди определи, ночь ли наступает или занимается день…
Для сна осталась самая малость. Пробирает утренний мороз, а где-то в глубине сжимается теплый комочек, искра радости, которую раздувает предчувствие наступающего дня. Есть у этих часов свое счастье, свежее, еще неопределившееся, нетерпеливое, счастье ожидания.
Рано утром Космаса вызвал Спирос. Он ждал в маленькой конторке в подвале и был не один. Имя второго человека ничего не говорило Космасу, но вслед за именем Спирос произнес три слова, которые окончательно прогнали сон: Центральный комитет ЭЛАС.
— Ну как настроение, Космас?
— И уши, и ноги в боевой готовности.
Они рассмеялись.
— Садись. Нам понадобится и то, и другое. Сегодня же тебе придется поехать в Астипалею.
«Наконец-то! — подумал Коемас. — Дошла очередь и до ребят с Астраса!»