Ночи и рассветы

Он заметил, что люди, сидевшие за столом, время от времени лениво поглядывали на него, но сам избегал смотреть на них и обозревал приемную. Стены были увешаны большими фотопортретами в золотых рамках. Космас узнал лишь двоих. Один был Панагис Цалдарис, объектив фотоаппарата запечатлел его, как видно, в час послеобеденной дремоты; второй — Димитриос Гунарис{ [18] }. Покойный отец Космаса был одним из его восторженных почитателей. Он выучил наизусть несколько отрывков из предвыборной речи Гунариса и, вспоминая о нем, вставлял в рассказ полюбившуюся цитату: «Я стою среди вас как простой солдат, призванный вступить в священный бой…» Чаще всего он цитировал именно эту фразу и произносил ее с особым ударением на словах «простой солдат» и «священный бой».

18

Лидеры Народной партии.

Обращенный к нему вопрос вывел Космаса из забытья:

— Ну как там у вас дела?

Смуглое худощавое лицо, темные очки на ястребином носу, лихие усики, высоко приподнятые брови.

— Как вам сказать… — замялся Космас. — У нас голод.

— Голод! — Было видно, что ответ не удовлетворил худощавого человека. — Ну, а что еще? Меня интересуют люди. Что думает народ?..

— Господин полковник! — прервал его человек, спрашивавший Космаса про линию Лехена-Патры. — Почем будет масло в Каламате дней через пять?

— Дней через пять? Что-то около четырех бумажек.

— А инжир?

— Цены на инжир сравнительно устойчивы. Но я уже сказал вам, дело не в цене. Как перевезти — вот в чем вопрос!

— Не исключено, что нам уступят несколько вагонов.

— В таком случае проблема решена. Но дадут ли власти разрешение?

— С Команде Пьятца все уже урегулировано. Но вот удастся ли достать пропуск комендатуры и, главное, сопровождающих? Без них первый же немецкий сержант задержит наш товар.

— Однажды мы так уже погорели… Господин Алексопулос, наверно, помнит.

— Еще бы! Операция с изюмом…

— Вся беда в том, что Красный Крест хочет отдать эти вагоны народным столовым. Сейчас разгорелся настоящий бой. Комендатура обещает вагоны Красному Кресту, а Команде Пьятца — нам.

— Ну так что же? — раздраженно спросил полковник. — Что вы предлагаете, господин Куртис?

— У господина Павлопулоса есть блестящая идея, — ответил Куртис.

Павлопулосом оказался тот самый мужчина, который первым обратился к Космасу.

— Чего-чего, а идей у нас куры не клюют! Но в данном случае идеи у меня нет, все мои надежды я возлагаю на… — И Павлопулос протянул руку в сторону соседней комнаты.

— На Теодора? Вы хотите, чтобы Теодор обратился в комендатуру? — спросил секретарь, который только что вернулся в зал.

— Нет, дорогой Панос, — успокоил его Павлопулос, — ты меня не понял. Было бы глупо требовать такой услуги от министра. Но дело тут несложное: немецкая комендатура обещала вагоны Красному Кресту. Ну что ж, пусть он их и забирает. Только с одним условием: уполномоченными он сделает нас. А тут уж мы используем Командо Пьятца.

— Значит, вагонами придется поделиться с Красным Крестом? — вставил Алексопулос.

— А разве у нас есть другой выход? Иначе мы рискуем потерять все.

— Погодите, погодите! — вмешался секретарь. — Если вагоны дадут Красному Кресту, то он отдаст их столовым. И тогда… Нет, я не вижу смысла в вашем проекте.

— А между тем все очень просто, милый Панос! — сказал Куртис. — Нужно, чтобы кое-кто позвонил в Красный Крест, — и дело в шляпе. Вся загвоздка в том, чтобы обработать Красный Крест.

— Кто там из наших?

— Майор Папацонис! — воскликнул полковник. — Он служил у меня в полку.

— Есть тут еще один плюс, — вставил Павлопулос. — Команде Пьятца дает нам вагоны до Ахайи. А если удастся уладить дело с Красным Крестом, мы получим их до Каламаты.

— Давайте подытожим, что будем предлагать, — сказал Алексопулос.

— Как говорил Ненес. Через Красный Крест. Папацонис там держится крепко, — отозвался Куртис.

— За майора можно не беспокоиться, — снова вставил полковник. — Достаточно телефонного звонка или открытки от Теодора. К тому же я лично знаком с Папацонисом.

— Папацониеу тоже будет непросто. Еще не известно, сумеет ли он…

— Об этом не печалься, Мимис. Подбросим еще один кусок. Как говорится: «Там, где хватает еды на восьмерых, достанет и на девятого».

— Но есть и другая поговорка: «У семи нянек дитя без глазу».

— Не беспокойся. Они дадут нам полномочия, возьмут свою долю — и баста, в наши дела они лезть не станут. Половина вагонов достанется им. Могут перевозить в них, что их душе угодно, нас это не касается. Остальные вагоны наши, и мы тоже будем перевозить что нам угодно: инжир, масло, изюм. И отчета никому давать не будем.

Одна из дверей открылась, в зал вошли трое. Первый, мужчина невероятной толщины, с золотыми зубами, поздоровался с Павлопулосом.

— Аи да ловкач! — погрозил он пальцем. — Здорово ты меня надул!

— Скажите лучше, что нас обоих надули, господин Лампис.

— Не знаю, как тебя, а ты меня знатно обставил, это факт. До сих пор ни одному мошеннику не удавалось оставить меня в дураках.

Остальные с усмешкой следили за их разговором.

— Нет, клянусь, вы ошибаетесь, господин Лампис, пусть господин Куртис будет свидетелем!

— Ладно, верю. Ну, а чем мы займемся теперь?

— Наклевывается неплохое дельце в Пелопоннесе.

— Опять с изюмом?

— Нет, изюм невыгодный товар. Думаем заняться маслом. Шеф поможет?

— Послушай, Ненес! — уже серьезным тоном сказал толстый. — Не знаю, что именно приключилось тогда с этой проклятой партией, но сейчас нам подвертывается выгодная операция с македонским табаком.

— С табаком?! — воскликнул Куртис. — Так вы уже прибрали к рукам это дельце? Молодцы! Тут-то я и расквитаюсь с Кероглу, Он из кожи вон лез, чтобы заграбастать эту партию.

— Мы дали настоящий бой! — удовлетворенно сказал толстый. — Битва богов и титанов! Теодор целый час сражался по телефону!

— Смотрите, будьте начеку. Этот субъект без сопротивления не капитулирует.

— Ну, теперь он обезврежен! — выкрикнул кто-то из компании толстого. — У телефона был сам Хаджимихалис.

Куртис поднял руки:

— Министр? Тогда сдаюсь.

— Итак, — снова заговорил толстый, взяв под локоть Павлопулоса, — дело верное, и, главное, никакого шуму и риска. Перевозку берут на себя немцы. По рукам?