Ночи Истории

Ночью они пировали в той самой трапезной, где пировал Андрей в ту ночь, когда убийцы подстерегли его. Карл был почетным гостем. На другой день Людвиг собирался двинуться на Неаполь, и поэтому с рассветом все были уже на ногах.

Перед самым отъездом Людвиг обратился к Карлу.

— Прежде чем выступить, — сказал он, — я хотел бы увидеть то место, где умер брат.

Карл попытался отговорить Людвига. Но тот настаивал.

— Отведите меня туда, — потребовал он.

— Я точно не знаю, где это. Ведь меня здесь не было, — ответил Карл, испытывая некоторую тревогу то ли из-за мрачного выражения сурового лица Людвига, то ли из-за невнятного шепота своей нечистой совести.

— Мне известно, что вас тут не было, но вы наверняка должны знать это место — ведь его может указать любой в этих краях. Насколько я знаю, вы же сами забрали тело брата. Отведите меня туда.

Карлу ничего не оставалось, как подчиниться. Вместе, рука об руку, поднялись они по лестнице к мрачной лоджии в сопровождении дюжины офицеров Людвига.

Они прошли по выложенному мозаикой полу. Над монастырским садом, залитым теперь солнечным светом, витал аромат цветущих в саду роз.

— Вот здесь спал король, а на том конце — королева, — сказал Карл. — Где-то здесь все и произошло, и здесь же они повесили его.

Людвиг мрачный стоял в раздумье, сжимая рукой подбородок. Внезапно он резко повернулся к герцогу, стоявшему рядом. Выражение его лица изменилось, и губы искривились так, что обнажились, словно у рычащего пса, крепкие зубы.

— Предатель! — гневно воскликнул он. — Это ты, имеющий наглость прийти ко мне с улыбкой и лестью, подстрекая к мести, ты извинен в том, что здесь произошло!

— Я? — Карл отшатнулся, побледнев; ноги его стали ватными.

— Ты! — яростно воскликнул Людвиг. — Он был бы жив, если бы не твои интриги и попытки лишить его королевской власти, помешать коронации.

— Это неправда! — закричал Карл. — Клевета! Бог свидетель!

— Лживый пес! Клятвопреступник! Ты отрицаешь, что при помощи своего драгоценного дядюшки кардинала Перигора хотел удержать папу от издания необходимой буллы?

— Да, я отрицаю это, но не потому, что так хочу, а потому, что булла было дарована.

— Твоя ложь только доказывает твою вину, — ответил король. Из кожаной сумки, висевшей на поясе, он вытащил пергамент и показал его герцогу, не выпуская из своих рук. Это было его собственное письмо, посланное кардиналу Перигору, в котором он просил его сделать все, чтобы папа не подписал буллу, санкционирующую коронацию Андрея.

Король смотрел на белое искаженное ужасом лицо Карла с мрачной, внушающей ужас улыбкой.

— Ну-ка, попробуй теперь отрицать, — насмешливо проговорил он. — Отрицай также, что, соблазнившись титулом герцога Калабрийского, ты предложил свои услуги королеве и переметнулся на мою сторону, только когда почувствовал опасность. Предатель, ты думал использовать нас как ступеньки на пути к трону, так же, как пытался использовать моего брата, не остановившись даже перед его убийством.

— Нет, нет! Я к этому не причастен. Я был его другом…

— Лжец! — Людвиг ударил его по лицу.

В этот миг офицеры схватили герцога, опасаясь, как бы он не ответил на нанесенное ему оскорбление.

— Самое время, — сказал им Людвиг и сухо добавил: — Кончайте с ним.

Карл издал крик, очень похожий на крик Андрея на том же самом месте перед лицом смерти. Меч венгра насквозь пронзил грудь негодяя.

Офицеры подняли его тело с мозаичного пола лоджии, поднесли к ограде, как когда-то убийцы подтащили тело Андрея, и швырнули в монастырский сад, туда, куда год назад был сброшен Андрей. Тело упало на розовый куст. По нежно-розовым лепесткам только что распустившихся цветов медленно текли темно-красные струйки, а в тех местах, где кровь накапливалась, ее капли глухо и отрывисто падали на землю. Так падают невольные слезы…

Ночь ненависти. Убийство герцога Гандийского

ардинал вице-канцлер взял пакет, протянутый ему белокурым пажом, внимательно осмотрел его со всех сторон, сохраняя выражение невозмутимого спокойствия на своем изящно вылепленном, почти аскетичном лице аристократа.

— Мой господин, его принес человек в маске, не пожелавший назвать себя. Он ждет внизу.

— Человек в маске? Какая таинственность!

В задумчивых карих глазах кардинала мелькнул веселый огонек, тонкие пальцы надломили восковую печать на конверте, из которого выпало золотое кольцо, прокатившееся по черно-пурпурному восточному ковру. Юноша нагнулся и подал его своему господину.

Рассматривая кольцо, кардинал увидел, что на нем выгравирован герб дома Сфорца: лев и цветок айвы. То есть его собственный герб. Выражение темных задумчивых глаз кардинала внезапно изменилось, он пристально посмотрел на пажа.

— Ты видел герб? — спросил он, и обычно ровная интонация его голоса стала жесткой.

— Я ничего не видел, господин мой, только кольцо, ничего больше. Но я его не рассматривал.

Кардинал продолжал испытывающе смотреть на пажа.

— Иди, приведи этого человека, — наконец произнес он.

Юноша ушел, но вскоре появился снова, отодвинул в сторону ковер, маскировавший дверь, и впустил человека среднего роста, закутанного в черный плащ. Лицо его от подбородка до лба было скрыто темной маской, на фоне которой ярко выделялась золотистая шевелюра.

Кардинал сделал знак, и юноша удалился. Тогда гость, подойдя поближе, сбросил плащ, под которым обнаружился богатый камзол из лилового шелка; на украшенном бриллиантами поясе висели шпага и кинжал. Он сорвал маску, открывая красивое, хотя и безвольное лицо. Джованни Сфорца, властелин Пезаро и Катиньолы, отвергнутый муж мадонны Лукреции, дочери папы Александра.

Кардинал мрачно, но без удивления смотрел на своего племянника. Вначале он ожидал увидеть всего лишь посланца хозяина кольца. Но, разглядев очертания фигуры и длинные золотистые волосы, он сразу же распознал в вошедшем Джованни, еще до того, как тот снял маску.

— Я всегда считал тебя немного не в своем уме. Но не настолько же, — мягко сказал кардинал. — Что привело тебя в Рим?

— Необходимость, мой господин, — ответил молодой тиран. — Необходимость защитить свою честь, которая вот-вот будет загублена.

— А твоя жизнь? Или она уже не имеет значения?

— Жизнь без чести бессмысленна.

— Звучит благородно. Такому учат в школе. Но, рассуждая здраво… — Кардинал пожал плечами.

Джованни, однако, оставил эти слова без внимания.

— Неужели вы считаете, господин мой, что я должен смириться с положением изгнанника, над которым все смеются? Что я не должен отомстить этому гнусному папе, из-за которого я сделался мишенью насмешек и предметом анекдотов по всей Италии? — Лицо Джованни выражало неприкрытую ненависть. — Неужели мне надо, по-вашему, оставаться в Пезаро, куда я бежал, спасаясь от покушений на мою жизнь, и не предъявлять счета?