Ночи северного мая

* * *

На галерее Гостиного Двора Николая Гречина знали как старого гомика, давно вышедшего в тираж. Ему уже далеко за пятьдесят, но все зовут его Колей, Колькой, Коляном. Такое обращение унизительно, Коле тыкают, несмотря на его недовольное лицо, заставляют исполнять чужие прихоти и капризы. Гречин услужливый и вёрткий, но знает, перед кем стелиться, как последняя половая тряпка, а кого можно послать куда подальше. Со многими он бывает резок и в такие минуты становится смешным. Плешивая голова с остатками торчащих в разные стороны пегих волос трясётся, старенькие джинсы в обтяжку сваливаются, а светленькая хлопчатобумажная рубашка не первой свежести, наоборот, норовит задраться. И всё это лоснится, блестит, переливается. Коля Гречин много потеет, у него какое-то кислотно-щелочное нарушение в организме. Он борется с этим недостатком, постоянно моется, душится, мажется, но всё равно исходит обильным потом. Руки и рубашка у него постоянно мокрые.

Колю знает весь Невский. На «галёре» он первый среди равных. Свой среди своих. Иногда торгует, чем придётся, чаще просто отирается в поисках новых знакомств. Основной источник дохода – содержание притона, где собираются разные сомнительные личности. От них перепадают неплохие ворованные вещички, которые можно легко продать на галерее Гостинки. Очень редко, опасаясь слежки со стороны участкового, Коля сдаёт комнату любовникам на час-два. Берёт дорого. Сдаёт по рекомендации. Людей с улицы не принимает. Колина жизнь не удалась, но и не распалась на части. Одно лишь тревожило Николая: в него давно никто не влюблялся, никто его не хотел, на свидания не звал, в рестораны не приглашал и деньгами не ссужал. Гречин, считая себя ещё вполне симпатичным импозантным мужчиной, безмерно страдал от человеческой несправедливости. Чтобы избавиться от страданий, он загружал себя всяческой суетой вроде сборов по месту жительства сомнительных компаний, которые искали места, где можно было спокойно проводить свободное время. В стране пропала водка. Партия и правительство усиленно боролись с алкоголизацией населения.

В этот раз компания была вполне себе симпатичная, не сильно пьющая и наркотиками не увлекающаяся. Обычная бездельная молодёжь, бесцельно прожигающая родительские деньги. Ничего особенного. Органы смотрели на тусовочных студентов сквозь пальцы. Группа лиц, систематически прогуливающая занятия в институте, никого не интересовала. Если бы они на митинги ходили или с плакатами стояли, тогда да, другое дело. Мигом бы всех поставили на профилактический учёт.

Всё шло хорошо, но в спокойную жизнь неожиданно вмешался случай. Органам для какой-то секретной цели срочно понадобился Влад Карецкий. Где-то и кем-то была разработана операция государственной важности, назначены исполнители. С одной стороны, дали задание старому стукачу Коле Гречину, с другой – заслали стажёра Москвина, предварительно проинструктировав обоих. Сергей знал, что Коля является старым агентом, а Гречин, в свою очередь, был осведомлён о деятельности нового куратора. Один был официальным сотрудником, второй секретным. Оба находились на работе, если можно было определить этим словом подобную деятельность. И оба получали зарплату, один поменьше, второй побольше. И Сергей, и Николай ответственно относились к заданию, но жизнь имеет одну странность. Она непредсказуемо вмешивается в любые секретные дела. Вроде всё сложилось, как надо, люди всё рассчитали, вычислили и запланировали, но стоит человеку зевнуть, моргнуть, скривить лицо в приторной улыбке, и вся схема сложной оперативной комбинации летит в преисподнюю на другую планету.

Гречин сразу заподозрил, что Москвина просто тошнит от Карецкого. Сергея при виде молодого человека начинало трясти мелкой дрожью. Казалось, произнеси Влад хоть одно слово, и Сергея вырвет прямо на деревянный пол, выкрашенный бордовой масляной краской. Гречин хотел вывести Сергея из состояния патологического отвращения. При этом Николай совсем не сострадал Москвину. Он не жалел его. Не сочувствовал. Ему было всё равно, что станет с Сергеем, если он сломается и уйдёт раньше времени.

Гречин сам хотел заработать на Карецком. Если удастся угодить органам, они выпишут ему большую премию. А с деньгами всё-таки жить веселее. Хотя бы месяц не нужно думать о куске хлеба. Появится возможность заняться собой, сходить в салон красоты, чтобы сделать педикюр, потом в баню, на рынок, на «галеру». В магазинах города давно нет приличной еды и одежды. Уважающие себя люди ходят отовариваться на Кузнечный рынок и на галерею Гостиного Двора, где можно купить хорошие продукты и модную одежду. Обычно там толкутся все, кто преуспел в этой жизни. Николай был всеядным, он мог есть всё, что лежало на прилавках простых магазинов, но на Кузнечном собиралась вся элита города – валютные проститутки, валютчики, таксисты, официанты, мошенники с «галёры», продовольственные магнаты, пухлые денежные мешки и тузы, не знающие счёта шальным деньгам. Партийная верхушка города и руководство органов снабжались из других источников. Жёны партийных вождей затаривались в закрытых спецмагазинах, а лица, имеющие нелегальный доход, кормились исключительно на Кузнечном рынке. Коля Гречин привык экономить на еде, но ходить в отечественных джинсах ему не позволяло чувство собственного достоинства.

В последний год Коля практически сидел на мели. С деньгами было туго, да так, что зубы сводило. Любовники разбежались; всё, что можно было продать, ушло за бесценок. Влад Карецкий свалился в пустоту отчаяния Коли Гречина неожиданно, как долгожданная козырная карта во время затяжного преферанса. Именно с Владом связывал свои надежды слегка опустившийся Коля Гречин. Он был уверен, что с помощью красивого юноши выберется из надоевшей нищеты. По этой причине Коле хотелось досадить Сергею, чтобы тот не мешал событиям идти своим чередом. Пусть Сергей пишет свой отчёт, а Коля отчитается иначе. Он уже придумал, как распишет похождения Влада. И всё шло прекрасно, без эксцессов, пока Москвина не затошнило от нервного перенапряжения.

– Серёга, не кисни, лучше познакомься с изумительной красавицей, это Мириам! – Гречин подтащил упирающуюся девушку к Москвину. Мириам сунула ладошку и тут же отдёрнула руку.

– Какое красивое имя, – озадачился Сергей, не понимая, как могли назвать высокую блондинку с ямочками на щеках столь экзотическим именем. Русское лицо, курносое, задиристое. Ноги длинные, фигура как у богини, всё при всём. Если не сказать больше.

– У меня восточные корни по дедушкиной линии, – мило прощебетала Мириам, и аппетитные ямочки весело разбежались по щекам.

– Э-э-э, – ещё больше озадачился Сергей, не зная, что сказать. Он пребывал в мрачном расположении духа. Только сейчас он осознал, насколько нелепым было решение начальства заслать его в притон к Коле Гречину. Сергей не умел поддерживать компанию, был далёк от интересов любой группы. По свойствам характера также был злостным индивидуалистом. «А если бы они были наркоманами! – с ужасом подумал Сергей. – Кстати, в Техноложке их много. Они там вовсю химичат. Пол-института по ночам наркотики изобретает».

– Вот вам и «э-э-э»! – ощерилась Мириам. – Мы вас уже второй раз видим, а вы ни слова толком не сказали. Откуда вы, кто вы, зачем вы?

Сергей приподнялся и рухнул обратно, уткнувшись взглядом в глаза Влада. Юноша смотрел на него так, словно хотел втянуть его в себя целиком, без остатка. Сергей почувствовал, что его затягивает куда-то, как в водоворот.

– Сухой закон, знаете ли. – Он беспомощно развёл руками. – Коля обещал и покрепче, и послабее. Вы же слышали?

– А-а-а-а, так ты из этих, из «синих»? – разочаровалась Мириам и отвернулась. – Коля, наливай!

– Щас-щас, – завертелся Гречин, гремя бутылками и стаканами. Забулькала прозрачная жидкость, остро запахло спиртным.

За дверью послышалось подозрительное шуршание. Все разом обернулись и застыли, словно ожидали увидеть наряд милиции.

– Это Варвара! – успокоил компанию Гречин. – Она любит подслушивать. У нас идёт кровопролитная война! Варька на меня жалобы пишет, с участковым дружбу водит. Он уже приходил, интересовался, где я водкой запасаюсь.

– А где, кстати? – оживилась Мириам, и ямочки на её щеках стали круглыми и заманчивыми. – Вот где ты водкой разжился? Мы весь вечер искали, где бы вина купить, и к таксистам бегали, прям бабками трясли у них под носом, и в кабак заходили, всё бесполезно. Голый ноль! Город вымирает без алкоголя. Разве в такую холодрыгу в Ленинграде можно прожить без водки? А?

За столом дружно засмеялись. Николай закрыл окно, и в комнате стало теплее. Яркая лампа под розовым абажуром заливала комнату обманчивым светом, который преображал обстановку и людей, делая их красивее, чем в действительности. Мириам и её подружка Наташа выглядели западными моделями. Они не были похожи на комсомолок, озабоченных общественной жизнью института. В модных японских куртках, в дорогих настоящих варёнках, с огромными украшениями на груди, обе словно сошли с обложек модных журналов. Сергей редко встречал таких девушек в городе. Иногда похожие на Мириам и Наташу девушки приходили в отдел, чтобы отметиться. Это были валютные проститутки. После этого проститутки долго сидели в отделе и болтали с операми ни о чём. Хоть о погоде, хоть о ценах на бензин в Хельсинки. Иногда проскакивали в туалет. В отделе был всего лишь один туалет, и тот мужской. Один из оперуполномоченных стоял на стрёме, чтобы мужчины не помешали девушкам справить нужду. Проститутки вальяжно выходили из туалета, ещё долго сидели, шумели, смеялись, а затем исчезали. На следующий день приходили другие с теми же повадками и с тем же хохотком. Все они были похожи друг на друга, как сёстры. Сначала отмечались, потом сидели, болтали и бегали в туалет.

Сергей подозревал, что подучётные девушки тайком выпивают с оперуполномоченными, но не пойман – не вор. За руку никого не поймали. Начальство делало вид, что ничего не видит. Неужели все советские студентки приобрели облик валютных проституток? Сергей вдруг подумал, что девушки, которые приходят в отдел отмечаться, наверное, тоже студентки. Они же днём чем-то занимаются. Иначе их посадили бы за тунеядство. Есть такая статья в Уголовном кодексе.

– Наш народ спивается! Если советские люди будут и дальше заливать за воротник в таких количествах, то русская нация вымрет, – пробормотал Сергей, внутренне содрогаясь, что он произносит не те слова, которые должен произнести. Эти люди пришли к Николаю, чтобы напиться, деньги за это заплатили, а он читает им лекцию по научному коммунизму.