Ночи в Монтане

Элли выключила двигатель, но продолжала сидеть в машине, размышляя. Ей прекрасно известно, что такое любовь. Она любила Дэвида. Любила по-настоящему. То, что она чувствует к Джону, — не любовь, хотя и очень ее напоминает. С ним ей не хочется прожить остаток жизни. Ее чувства к нему скоро пройдут, а любовь к Дэвиду останется навсегда. Просто новизна всего этого — флирта, секса, романтики — ее смутила, но когда новизна пройдет, останется одна банальная интрижка, о которой она скоро забудет.

И все. Вот и конец истории.

А пока этого не произошло, Элли будет наслаждаться их романом. Она будет жить полной жизнью, которой была лишена последние четыре года.

Следующие две недели она действительно наслаждалась жизнью. Джон снова возил ее ужинать в «Спагетти вестерн», приглашал в кино, где они лакомились попкорном и обменивались поцелуями в полутемном кинозале, как ошалевшие от любви подростки.

В одно великолепное воскресенье он взял ее на конную прогулку по холмам, подобрав для нее смирную кобылку по кличке Тако.

Несколько вечеров они провели, сидя на ее крыльце и слушая музыку. Они любовались закатами и занимались любовью, после чего она лежала совершенно обессиленная, но безумно счастливая. Это было так нежно, так прекрасно, так восхитительно, что, если бы Эллисон не была убеждена в обратном, она решила бы, что это и есть настоящая любовь. Но она знала, что это невозможно, и поэтому была осторожна со своими чувствами.

Жаркие дни и не менее жаркие ночи с Элли все последние две недели делали его счастливым. Никогда он не встречал такой чудесной женщины. Он, к примеру, восхищался Пэг Рено и Элли Сэвидж, но считал, что Каттер и Ли подходят им, а он, Джон Тайлер, — ни в коей мере. И к тому же все они явно стремились к серьезным отношениям. А он — нет. И Элли тоже. Как и он, она проявляет осторожность, не желая обсуждать свое прошлое. У них более чем достаточно других тем для разговора, хотя чаще всего они предпочитали проводить время за более интересным занятием.

Все было прекрасно, как никогда. Даже кошмары на время ушли. И видения больше не мучили его. У него есть красавица подруга, которую он уважает и ценит. Умная, элегантная, роскошная женщина, с которой ему хорошо в постели. К тому же эту женщину устраивают несерьезные отношения, без обязательств. Чего еще можно желать от жизни? Тогда почему же ему с каждым разом все труднее и труднее покидать ее ночью?

Одна из причин — сплетни, от которых некуда деться в маленьком городке. Когда он остановился перед баром «От заката до рассвета» вечером в среду и, насвистывая, вошел в заведение, он и не предполагал, что Надин устроит ему допрос.

— Привет, Джей Ти, что закажешь? — спросила она, широко улыбаясь.

— Начну с пива, — ответил Джон, бросив взгляд на часы. И с вашего фирменного блюда. Две порции. Навынос.

Многие в их возрасте уже давно уволились, но только не чета Хаскинсов, владеющих баром. Они любили свою работу и, как и другие жители Сандауна, обожали посплетничать.

— Ну как поживаешь? — спросила Надин, ставя перед ним кружку разливного пива.

За этим с виду невинным вопросом крылся коварный смысл. Почему людям так нравится совать свой нос в чужие дела? — подумал про себя Джей Ти.

— Все чудесно, — ответил он лаконично.

Надин устроила целый спектакль из намеренно медленного вытирания барной стойки влажной тряпкой.

— А что ты думаешь о новом ветеринаре?

Именно этого он и ждал.

— Похоже, она умеет работать с животными.

Надин кивнула:

— Но она не привыкла лечить крупный скот?

— Думаю, она уже научилась, — ответил он, потянувшись за газетой, которая лежала на стойке.

— Ты, наверно, уже успел убедиться…

— Да, успел.

Джон сделал вид, что погружен в чтение газеты, но Надин не сдавалась.

— Она хорошенькая.

Он что-то промычал за газетой.

— И в этом ты тоже убедился?

Он резко втянул воздух и сложил газету.

— Пожалуйста, не забудь про мой заказ. Я тороплюсь. — Чертова сплетница, — процедил Джон сквозь зубы, ставая пакеты с едой на пассажирское сиденье. Какая жалость, что такая приятная женщина, как Надин, и дня прожить не может без слухов.

Ему было неприятно, что она сует свой нос в его жизнь. Или в жизнь Элли. И ему не нравилось, что люди считают их с Элли парой. Потому что они никакая не пара. Прежде, когда начинались пересуды и перешептывания о его взаимоотношениях с какой-либо девушкой, Джон воспринимал это как сигнал, что пришла пора расстаться. Он чувствовал себя загнанным в западню и рвался на свободу.

Но теперь его больше всего беспокоило, как эти слухи могут повредить Элли и ее работе. Ему не хотелось, чтобы ее воспринимали как падшую женщину.

Притормозив перед домом Элли, он подумал было, что стоит ей рассказать о сплетнях в городе. Она имеет право знать. И имеет право принять решение положить конец их отношениям.

При этой мысли его грудь пронзила резкая боль. Поднимаясь по ступенькам, Джон поймал себя на мысли, что не хочет с ней расставаться. Но, если это неизбежно, лучше, чтобы это произошло раньше, чем позже, когда они оба успеют привыкнуть друг к другу.

— Элли?

Он постучал в дверь. Элли не отвечала. Тогда он открыл дверь и вошел. Элли знает, что он должен приехать, а значит, не будет возражать.

— Элли? — позвал он, проходя в кухню. Но она не отзывалась. И тут Джей Ти заметил печенье, лежащее перед лестницей, а потом на ступеньке еще одно.

— Что за?..

Он увидел третье печенье на верхней ступеньке и понял, что они указывают путь… Поставив еду на стол в столовой и бросив шляпу на стул, он, улыбаясь, как ребенок в рождественское утро, взлетел по ступенькам.

И перед дверью в ее спальню застыл как вкопанный.

Эллисон лежала на кровати совершенно голая, за исключением трех печений в самых интересных местах, и ослепительно улыбалась.

— Привет, ковбой.

Глава девятая

Джон прислонился к дверной балке. Губы его сами собой расплылись в счастливой улыбке. Все намерения рассказать ей о слухах тут же улетучились сами собой.

— Привет… ты выглядишь фантастически…

Нагнувшись, Джон поднял с пола печенье:

— По особому случаю?

— Просто не хотела, чтобы ты заблудился.

— С такими указателями — никогда, — заверил он ее, подходя к постели и на ходу расстегивая рубашку. — Значит, сначала десерт, потом ужин?

— Что мне в тебе больше всего нравится, так это твоя сообразительность.

— Дорогая, — Джон уже успел раздеться и теперь присел на постель рядом с ней, — разве могу я упустить такую великолепную возможность? Начнем с самого начала, — с этими словами Джей Ти нагнулся и снял зубами одно печенье с ее груди.