Ночная катастрофа

Центральная секция, где размещался взорвавшийся топливный бак, была повреждена сильнее других, и в обшивке здесь зияли огромные дыры.

Мы остановились примерно в десяти ярдах от самолета, и мне, чтобы видеть его весь, пришлось запрокинуть голову. Даже без шасси, лежа на брюхе, «Боинг-747» достигал высоты трехэтажного дома.

— Сколько времени ушло на восстановление? — спросил я.

— Около трех месяцев, — ответила Кейт.

— Прошло уже пять лет. Почему он все еще здесь?

— Точно не знаю… Было принято решение его списать. А он все стоит… Должно быть потому, что его уничтожение огорчило бы множество людей, не удовлетворенных результатами официального расследования. В том числе, разумеется, родственников погибших, которые каждый год приезжают на Лонг-Айленд для участия в мемориальной службе. Между прочим, сегодня утром они уже здесь побывали.

Я кивнул.

Кейт еще некоторое время смотрела на самолет.

— Когда начались восстановительные работы, я находилась в Калвертоне… Рабочие построили эллинг, установили деревянные рамы с проволочными сетками, чтобы крепить разрозненные куски к уцелевшим секциям… Специалисты, занимавшиеся восстановлением самолета, назвали его «реке реактивус». Что и говорить, эти люди отлично сделали свое дело.

Чтобы осмыслить все это, мне потребовалось некоторое время: с одной стороны, передо мной был самый обычный реактивный пассажирский лайнер; с другой — это было нечто большее, чем просто самолет; большее, чем сумма частей и деталей, из которых он состоял. Только сейчас я заметил опаленные огнем шины, исковерканные стойки шасси, четыре выстроенных в ряд огромных двигателя, куски изоляции, разноцветные провода… На каждый предмет был наклеен бумажный ярлычок или нанесена аккуратная метка, сделанная цветным мелом.

Кейт сказала:

— Была тщательно исследована каждая деталь — в общей сложности семьдесят тысяч фунтов металлических и пластиковых элементов конструкции, сто пятьдесят миль проводов и гидравлических линий. Ничто не укрылось от взглядов экспертов и специалистов-реставраторов. Была полностью восстановлена не только внешняя оболочка воздушного судна, но и его интерьер: кресла, кухни, туалеты, даже ковровые покрытия. Все, что удалось выловить из океана — около миллиона частей, — было собрано воедино и возвращено на место.

— А зачем? На каком-то этапе эксперты обязательно должны были прийти к выводу, что все дело в коротком замыкании, вызвавшем возгорание паров топлива.

— Они хотели исключить другие версии.

— Но ведь не исключили…

Кейт никак не прокомментировала мои слова и сказала:

— Целых шесть месяцев в ангаре пахло авиационным топливом, морскими водорослями, тухлой рыбой и… бог знает чем еще.

Я был уверен, что она до сих пор ощущает эти запахи словно наяву.

Мы еще какое-то время постояли рядом с этим белым самолетом-призраком. Заглянув в его пустые иллюминаторы, я подумал о двухстах тридцати летевших в Париж пассажирах, попытался представить себе обстановку в салоне за несколько секунд до взрыва и сразу после него, когда самолет стал разваливаться на части. Интересно, оставался ли еще кто-нибудь в живых после того, как взорвался центральный топливный бак?

— Порой мне кажется, что мы никогда не узнаем, что произошло в действительности, — негромко произнесла Кейт. — Но иногда я думаю, что правда рано или поздно выйдет наружу.

Я промолчал.

Кейт сказала:

— Видишь пустоты в центральной секции фюзеляжа? ФБР, Национальный совет по безопасности транспорта, фирма «Боинг», компания «Транс уорлд эйрлайнз» и приглашенные независимые эксперты искали входное отверстие от ракеты, а также следы другого, предшествовавшего главному, взрыва, но ничего не обнаружили. Поэтому они заключили, что о ракетной атаке не может быть и речи. Скажи, тебе этот вывод кажется обоснованным?

— Не очень. Слишком много элементов конструкции утрачено или деформировано, — сказал я. — Кроме того, джентльмен, с которым я разговаривал, утверждал, что замеченная им ракета вообще не имела взрывчатой боеголовки. Так что эксперты в любом случае ничего бы не обнаружили. Впрочем, ты и без меня отлично знаешь, что он обо всем этом думает.

Раздавшийся у нас за спиной голос произнес:

— Никакой ракеты не было.

Повернувшись, я увидел мужчину, направлявшегося к нам из темноты. Он был одет в костюм с галстуком и шел быстрым, уверенным шагом. Войдя в освещенное пространство совсем рядом с нами, он повторил:

— Не было никакой ракеты.

Я посмотрел на Кейт и сказал:

— Похоже, нас взяли за задницу.

Глава 9

И все-таки мы с Кейт не были пойманы на месте преступления сотрудниками управления по борьбе с инакомыслием.

Присоединившегося к нам джентльмена звали Сидни Р. Сибен. Он был следователем Национального совета по безопасности транспорта, однако нисколько не походил на парня, готового в любой момент защелкнуть на вас наручники. Сомневаюсь, что он вообще носил их с собой.

При ближайшем рассмотрении Сидни оказался не так молод, как я подумал вначале: меня ввела в заблуждение его быстрая, энергичная походка. Это был хорошо одетый, интеллигентного вида человек с несколько высокомерным, точнее — самоуверенным, выражением лица. Мне лично нравятся люди такого типа.

Кейт объяснила, что они с Сидом познакомились, когда работали по этому делу.

Я сказал:

— Вы, конечно же, гуляли рядом и зашли в ангар совершенно случайно.

Сидни с озадаченным видом посмотрел на Кейт, которая быстро произнесла:

— Вы появились слишком рано, Сид, я не успела предупредить Джона.

— Да, действительно, — вставил я.

Кейт продолжила, обращаясь уже ко мне:

— Я хотела, чтобы ты услышал официальное заключение о причинах катастрофы от одного из тех, кто его составил и подписал.

Сидни повернулся ко мне.

— Так вы хотите знать, что произошло на самом деле? Или предпочитаете верить в теорию заговора?

Больше всего мне сейчас хотелось услышать о подводном выбросе метана, но я подавил любопытство и произнес:

— Это провокационный вопрос.

— Ничего подобного, — ответил Сидни.

Я спросил у Кейт:

— И за какую же команду играет этот парень?

Кейт ответила несколько раздраженным тоном, который означал: «Что за чушь ты несешь, дорогой!»