Ночная Охотница

– Возможно, немного раньше. Но как только вампир превращается в Носферату, обратного пути нет. Насколько мне известно.

Она казалась несколько бледной при искусственном освещении.

– Что с ним произошло?

– Однажды утром он вышел навстречу тающему солнцу. Он говорил, что не может смириться с тем, что стал еще большим монстром, чем был до этого.

Христос, мысль об этом по-прежнему причиняет боль. Как не раздражительна для него была попытка Дреукса, насколько бы не казалась ему поверхностной, он все еще оставался его братом и другом. Только, что Дреукс был там, и только сноп искр разметался на его месте - вспышка сияющего света, и он исчез.

– Он действительно стал монстром?

Бишоп кивнул.

– Он становился. Как и вампир, которого я вчера убил, он изменился, изменилась его внешность, изменилась его суть, душа и тело. Он был самым ранимым из нас, и превратился в существо готовое насытиться, отобрав жизнь у ребенка или женщины, не разбирая. Слава Богу, в нем еще остались зачатки человечности, чтобы положить конец этому.

Она смотрела на него так близко, растерянность была в ее глазах.

– Однако, тебе наверно было мучительно больно наблюдать его смерть.

Она знала его куда лучше, чем он мог предположить, что его не очень то устраивало.

– Вряд ли я когда-нибудь это позабуду.

– И потом вы искали покровительства у церкви.

Он кивнул.

– Не понадобилось много времени, чтобы осознать, что церковь нам ничем не поможет. Я помню, как Санти говорил, что готов истощить следующего священника, который попытается "спасти" его при помощи пузырька со святой водой и кнута.

Она вздрогнула.

– Господи.

– Да. После того, как я отделился, я иногда помогаю по некоторым вопросам, связанным с церковью. Тэмпл, тоже как то с этим, связан. Только Шапель остался – ведомый чувством вины, искупать свои несуществующие грехи перед церковью.

– Ты говорил, что чаша была проклята?

– Да, наполнена сущностью Лилит. Может, было чего-то еще, чего я не знаю. Шапель - хранитель знаний, а не я.

Она улыбнулась ему - несколько гордо, как ему показалось.

– Ты - воин.

Смеясь, Бишоп обернул локон ее волос вокруг пальца.

– Другие назвали бы это иначе, но я не стану возражать, если тебе так больше нравится.

Она успокоилась, ее глаза казались, осмысливающими услышанное.

– Я была так несправедлива к тебе. Я поступила ужасно, и очень сожалею об этом.

Он выдержал ее пристальный взгляд.

– У этого были свои приятные моменты.

Румянец окрасил ее щеки, но она не отвела взгляда.

– Неужели?

В ответ он потянул ее за волосы.

– Да. Если бы ты не похитила меня, я до сих пор винил бы тебя в исчезновении своего друга, а так я узнал, что ты тут вовсе не причем.

– В его случае, это так, но были и другие, принявшие смерть от моей руки.

На ее искаженном лице отразилась боль.

– Бишоп, я не могу вернуть невинные жизни, погубленные мною...
– он остановил поток ее покаяния, прижав пальцы к ее губам.

– Не можешь. И не казнись больше. Сожалениями не поможешь делу. Прощение всегда возможно.

– И ты в это веришь?

– Верю. Иначе, я проклят за все, что совершил прежде.

Удивление смягчило черты ее лица, играя легкой улыбкой на ее губах.

– Так же, как я когда-то считала тебя монстром?

Он пожал плечами.

– Это то, во что тебе тогда было нужно верить.

– А что сейчас мне нужно ты знаешь?
– Бесенята плясали в ее глазах, когда она задала свой вопрос.

– Что?

Следующее, что осознал Бишоп, это то, что его полотенце полетело прочь и он оказался на спине, ощущая прикосновение ее обнаженного паха.

– Ты.

***

Извиваясь на нем, Марика склонила голову к теплому изгибу плеча Бишопа. В конце концов, после всего, что с ними произошло, она нуждалась в том, чтобы ощутить его силу, обволакивающую ее, проникающую в нее.

– Я могла бы укусить тебя здесь, - выдохнула она в сладостную прохладу его кожи.
– Погрузиться в твою плоть, как ты это делаешь со мною.

Он вздрогнул, и она понимала, что это от того, что ее слова взволновали его.

– Не делай этого. Моя кровь...

Она прихватила его зубами, чтобы успокоить.

– Я сказала, что я бы могла, а не я собираюсь сделать.

Она выпрямила спину, чтобы взглянуть на него сверху вниз.

– Хотя когда-нибудь это случиться, так или иначе.

– Дразнишься.

Но ее слова тронули его, в этом она была уверена.

Она провела рукой по его груди. Его шелковистые завитки скользили под ее ладонью. Он был таким представительным, таким сильным.

– Кто-нибудь, когда-либо кусал тебя?

Его глаза приобрели оттенок темной насыщенной маслины.

– Нет.

Марика улыбнулась, ощущая, как набухает та его часть, что была плотно прижата к ней.

– Похоже, тебе эта идея даже очень нравится.

– Мне нравится любая идея, связанная с тобой.

Его слова взволновали ее и согрели ей душу. В то время, как он ласкал ее грудь, она поглаживала его предплечья, пока он не сжал ее уже набухшие соски. Ее бедра подались ему навстречу, и она ощутила собственную готовность, истекая влагой. Она могла принять его прямо сейчас, не ощущая ни малейшего дискомфорта.

Но она не собиралась делать этого. Не сейчас. Она любовалась красотой его мужественного лица, глядя на него сверху вниз.

– Я не встречала прежде мужчины, подобного тебе.

Его глаза распахнулись при употреблении ей слова "мужчины". Ее задело, что его удивило ее отношение к нему.

– Никогда бы не подумал.

– Я не заслужила твоего доверия, и тем не менее, ты дважды спас мне жизнь.

– Ты серьезно задолжала мне.

Он выгнул бедра, подаваясь к ней.

– Ты можешь возместить это, позволив мне обладать тобой.

Марика рассмеялась над его грубой шуткой, и ее смех оборвался в сладостном восхищении, когда он зажал ее соски.

– Я действительно доверяю тебе, Бишоп. Собственную жизнь. Собственную кровь.

Он застыл. Казалось, все его внимание сконцентрировалось в его пылающем взгляде.

– Я принимаю за честь, доверие, оказанное мне, и предлагаю свое взамен.

Это были всего лишь слова, но они так обрадовали ее сердце, что оно готово было разорваться от счастья.

– Я так сожалею о всех страданиях и неприятностях, которые я доставила тебе.