Ночная смена. Остров живых
Шрифт:
Как какой-то суррогат пехоты. Моряки же должны на кораблях воевать, а то вдруг — в пехоте. Все равно как спешенный танкист или летчик.
Потом брат деда воевал под Севастополем. Там и попал в плен. Ну, как так в плен?
А героически подорвать себя гранатой? С десятками немцев? И хотя дед уважительно отзывался о том, как воевал его брат, к самому брату он относился не очень хорошо.
Я это понимал так — брат деда женился на некрасивой бесцеремонной толстой бабе с трубным голосом, много пьет и с дедом часто спорит. Отсюда и прохладность в отношениях.
Сильно потом уже узнал, что брат деда после немецкого плена и, хватанув еще конца войны после освобождения, все время был уверен, что скоро будет
Деду не нравилось, когда его брат начинал над ним посмеиваться — ишь выводок родил, а вот сейчас война будет — и все. Я-де хоть пожил! Не нравилось, что пьет. Не нравилась его беспардонная жена…
А потом мне попалась книжка Ремарка "На западном фронте без перемен". Этого писателя я уважал — и потому отношение его героя к ранениям в задницу, как к совершенно одинаковым с другими — меня удивили и заставили подумать. То, что и смелый может получить рану в спину, а тем более в задницу — это я тоже понял.
Опять же и бабушка как — то невзначай вспомнила, когда я пришел из школы с разбитым носом, что вот дед-то в драке был крут и обидеть его было непросто и что она — будучи завидной невестой с выбором — выбрала его после того, как он на деревенских посиделках отлупил деревянной лавкой целую кодлу пришедших озорничать парней из соседской деревни.
То, что мне удалось в свое время выспросить у скупо рассказывавшего деда, запомнилось. Получилось отрывочно и не очень точно — дед-то мне называл и деревни и части и фамилии генералов и другого начальства, фамилии товарищей — он все это отлично помнил. Забывал то, что было час назад — а то, что было тогда — помнил точно — и не путался.
В финскую войну дед служил в зенитно-пулеметной роте. Это счетверенные станковые пулеметы "Максим" на тяжеленной тумбе, установленные в кузовах грузовиков.
Работы было много, боев мало. У финнов было негусто самолетов, летали они редко.
Финская армия дралась за свою землю свирепо и потери в нашей пехоте, штурмовавшей линию Маннергейма, были серьезны. Деду запомнились наши горелые танки — особенно многобашенные монстры. Дырочка в броне маленькая, а танк сгорел, люки закрыты и горелым мясом пахнет вместе с горелой резиной. Или — если не горелый — под танком и на броне кровь студнем…
Выбили финнов из деревни. Танки по улицам ездят спокойно, а пехотинцев тут же расстреливают непойми откуда. Прибыло начальство. Распорядилось. Пришли огнеметные танки — маленькие с длинным стволом, на конце которого горел шмат пакли — от этого огня вспыхивала струя горючей жидкости. Сожгли дома. Оказалось, что стрельба велась из подвалов, переоборудованных в доты. Саперы эти подвалы подорвали практически без потерь — вместе с их гарнизонами. Ходили слухи, что у финнов воюют и женщины.
Дед ни разу среди мертвых финнов женщин не видел, но эту точку зрения разделял уверенно. Ему надо было с приятелем перейти открытое пространство между двумя рощицами — на виду у финнов. Решили дернуть "на авось" — обходить больно не хотелось.
Только вышли — с того края — из кустов, куда они направлялись, им кричат: " Не ходите здесь! Снайпер стреляет!" И — хлоп выстрел. Мимо!
Дед и его приятель пустились бегом. Еще выстрел — и еще мимо.
Дед был твердо уверен — женщина стреляла, потому и промазала. Мужик бы двух дурней ленивых не упустил бы.
Колонну грузовиков вечером обстреляли из засады. Ответ получился внушительный, финны его явно не ожидали — видно приняли боевые машины за обозные — вот
и напоролись. Из счетверенных-то — сильное впечатление. Один пулемет не напрягаясь 300 выстрелов в минуту, а тут вчетвером с одной только машины — 1200 пуль в минуту, да машин — не одна. Колонна остановилась. Потом собрались — и прочесали опушку. Нашли какие-то финские шмотки и брошенный автомат "Суоми" с круглым диском.Боец, который на гражданке был часовщиком, взялся его разобрать. Разобрал-то его быстро, а потом оказалось многовато лишних деталей. Не получилось его собрать, бросили в костер.
Почему-то часть роты стояла отдельно, и потому пришлось выбирать каптенармуса и повара для тех, кто стоял в отрыве от основной группы. Выбрали деда, чем он явно гордился — мне так это и сейчас кажется хлопотным делом, а деду польстило, что его посчитали достойным, порядочным человеком. Ну, он и натерпелся в первый же день. Привез мясо — и, взвесив — ужаснулся — недостача, причем большая. Кинулся обратно. Ему со смехом показали на все еще лежащий на весах топор — дед его сгоряча положил вместе с мясом, вместе и взвесил. Получил дополнительно кусок с гарниром из шуточек. Привез, сварил, взвесил вареное мясо. Опять ужаснулся — мяса стало снова меньше, чем было. Чертовщина какая-то! Ну, осторожненько поуточнял — и успокоился — умные люди разъяснили — мясо оказывается, уваривается, вареное легче сырого…
(Думаю, что сейчас многие удивятся — во, какие лохи! И эти болваны не стырили кусок мяса, а вернули и каптер дурак какой-то, при кухне, а не воровал, да и работе обрадовался, тоже значит лох, не лохи — оне не работают! Могу только сказать если так — поганое сейчас время.)
А то время, когда они были подальше от начальства, и как бы совсем сами по себе было очень спокойным. Не было дурацкой работы из принципа — чтоб солдат только занять. Деду, например, очень не нравилась перебивка лент для пулемета — это было как раз "чтоб не бездельничали" — из длиннющей ленты в 1000 патронов надо все патроны вынуть, почистить саму ленту, почистить патроны — и потом машинкой вставить обратно. Было много работы по обустройству — уже была зима, а надо было и жилье сделать и баньку — в войсках того времени это было привычно — как встали на место и надолго — тут же начинали обзаводиться баньками для личного состава. Командиры гордились, если их подчиненные и живут удобнее, и баня если лучше, чем у соседа.
Помимо деда были и другие мастера — но плотники. А плотник супротив столяра-краснодеревщика — никакого сравнения не выдерживает. Поэтому дед еще и стройкой там руководил. Соседям нос утерли — добротные получились и блиндажи и баня и прочее, что требовалось. Дед хорошо и печи клал.
Одно деду жизнь отравляло — на кухне у него крыса завелась. Вот посреди леса — и крыса.
Дед чистюлей всегда был, и такое соседство его бесило. Он раздобыл у приятелей наган — почему-то с отпиленным куском ствола и решил крысу подкараулить у одного из ее выходов. Несколько раз крыса выбиралась не оттуда, где ее ждали — но, наконец, совпало, и дед ее героически пристрелил. Для остальных бойцов это приключение было долго основной темой и источников всяческих шуточек и подковырок — как Иваныч за крысаком охотился. Но вместе с тем зауважали больше — потому как чистота на кухне — это дело.
А дед после похорон убиенного крыса подале от кухни задумался — что пасюк посреди леса делал?
Ну не живут крысы в лесу, они в домах живут. Стал копать снег, где крысова нора была.
Под снегом — слой углей. А под углями — недогоревшие доски-бревна и кирпичный свод с люком. Дом был с подвалом. Дом-то сгорел, а подвал уцелел и оказался набит всякими соленьями — вареньями, что здорово улучшило рацион зенитчиков. Ощутимый оказался приварок.
(Опять же по нынешним понятиям — лохство сплошное — что б товарищам все это продать, а не отдавать даром… Разбогател бы!)