Ночная смена
Шрифт:
Рецепт гласил:
«Свежую лосятину, кабанятину, медвежатину, пока она ещё не совсем остыла, вытереть полотенцем, чтобы убрать кровь. Вынуть самые большие кости, взвесить мясо, натереть его со всех сторон солью, высушенной в печи или на костре и смешанной со специями. Развесить мясо для окончательного остывания. После того, как мясо остыло, его складывают в бочонки (эмалированную, пластмассовую тару); в середину кладут крупные куски, а по краям — маленькие, чтобы не было пустого места. На дно ёмкости насыпают соль со специями (лавровый лист, перец, ягоды можжевельника).
Уложив первый
— Охренеть! — только и сказала Ирка. Она не стала говорить, что у них нет полотенец, что кровь не удалось спустить, что на эту тушу уйдут практически все специи и изрядная часть соли, а вот результат — весьма сомнителен. Погреба нет, наступает теплое время года…
В общем — полная филейная часть, расположенная у нормальных людей как раз ниже спины…
Но, посмотрев на взъерошенного и несчастного Виктора, Ирка мудро съела все свои мысли. Она хоть и напоминала немного практичный и прочный, но табурет, однако как практически любая нормальная дочка Евы неплохо разбиралась в мужском настроении. Сейчас был не тот момент, чтобы бесить сожителя.
И она отправилась разбираться с деликатесами. Готовить их ей не доводилось, но как готовить печень и губы — она читала. Ничего сложного.
Виктор пластал мясо, как своего худшего врага — с ненавистью, но расчетливо. Он нарубил совсем немного, когда Ирка попросила его подойти.
— Слушай, что это такое? — спросила она, показывая на полупрозрачные шарики размером с грецкий орех, свисавшие с печени на тонких тяжах.
— Бля! — только и ответил Виктор. — Отложи — это в жратву не пойдет.
Он был достаточно брезгливым и не очень понимал профи-охотников на сайтах и форумах которых изрядно ознакомился с этими делами. То, что в кулинарных темах заядлые охотники вперемешку пишут рецептуру всяких блюд из дичины и тут же помещают фотографии всяких паразитов в этой дичине — ему было непонятно. Что было в этих пузырях — эхинококкоз, финноз или что там еще — Виктор бы не сказал, но точно знал, что заболевать глистами в условиях БП — совсем глупо.
Ирка послушно отложила печень к остальной требухе.
— Руки помой и бери губы и язык. Там этого не будет.
Второе свое «Бля» он сказал через час — Ирка уже вывернула язычище лося и вовсю копалась в башке лосяры. Губы лося она не ела, но знала, что это мало того, что деликатес, но еще и почетная еда, которая не каждому в жизни доставалась.
Поэтому когда она шарахнулась и совершенно неожиданно для него блеванула, чего он за ней ни разу не наблюдал, Витя бросил все дела и подбежал к ней.
Вытирая рот рукой, Ирка ткнула пальцем в сторону башки.
Виктор глянул — и понял, что блевануть может не хуже Ирки.
В открытой Иркиным ножом внутренней полости на фоне бледно-розовой слизистой вяло копошились жирные желтовато-зеленые
толстые личинки самого мерзкого вида. Здоровенные — с полмизинца и Виктору показалось, что их там сотня. Ну, минимум две пригоршни! С черными глазками. И некоторые словно мало всего остального еще и как перхотью покрыты.В этот момент Виктор и сказал еще раз свое «Бля».
А что еще оставалось делать?
— Что это еще за блядство? — сипло спросила Ирка, глядя на личинок.
— Это? Это личинки носового овода. Или носово-глоточного? Ну, в общем, он на зиму яйца в нос откладывает. Для человека не опасно, только выглядит похабно. А так на них наверно можно рыбу ловить. На личинку майского жука похожи.
— Да ты гонишь! Майского — симпатичная, беленькая, а эти гнойные какие-то! — Ирку ощутимо передернуло.
— Ладно, погуляй, водички попей. Я сейчас приберу.
— Ага, я чутка передохну — согласилась бледная Ирка.
Паскудных личинок оказалось 18 штук. Вот что угодно — но Виктор на них ни за что не стал бы ловить рыбу. На опарыша — ловил, а на этих — нет, не смог бы… От запаха сырого мяса уже подташнивало. Аппетит пропал после этой сраной печени и личинок в носу напрочь. Но все равно — начали — надо продолжать. И Виктор кромсал мясо, складывал его в мешки, а Ирка сыпала соль, сахар, специи и жалела, что нет весов.
Требуху Виктор оттащил метров за пятьдесят и наскоро накидав сверху всякого сучья и сушняка — запалил. И горелым ливером навонял на весь лес.
К вечеру у них обоих руки отваливались, а работы и половины не сделали — на лосе еще мяса осталось до черта. Самые вкусные части они, правда, срезали, но до голого скелета было еще далеко… Сваренные язык и губы не сговариваясь, жрать не стали. Ирка словно случайно варила их часа три. И мясо, вырезанное из поясничной части — тоже. Пожевали немного хлеба, а потом хряпнули по полста грамм водки и свалились в сон, как убитые.
Николаич прихватывает пару бутылок водки. Прихватываю по его просьбе то же самое. И идем на поминки.
Разнокалиберные столы, разнокалиберные стулья с уложенными на них досками — чтоб больше мест было, еще более разнокалиберные кружки и тарелки. Все это накрыто прямо в вестибюле — у гардеробов. Народу много, но шума нет. Настрой не тот. Выгружаем свои бутыли, осматриваемся. Званцев тем временем отдает РПК начарту Охрименко — он сидит почти рядом с нами. Вижу, что в основном тут музейные, есть безопасники из Заповедника, Михайлов с несколькими своими людьми — причем некоторые не охранники, а работяги с Монетного Двора, та самая стильно одетая дама, Овчинников на почетном месте. Многие с оружием. Без оружия только Павел Ильич и его люди. Непорядок…
Овчинников встает, ждет тишины.
Потом негромко говорит — но акустика тут отличная, все слышно.
— Не знаю, как одним словом назвать нас, тут присутствующих. Господа или товарищи. Пожалуй, больше всего подходит — сослуживцы. Итак, сослуживцы!
Сегодня погиб наш товарищ, подполковник Анкудинов Иван Владимирович. Отличный специалист, очень грамотный военный, образцовый командир. Кавалер восьми орденов и замечательный человек.
Он завещал поменьше разглагольствовать на эту тему и побольше сделать для пользы нашего гарнизона. Потому предлагаю помянуть его и выпить за упокой его души.