Ночная вахта

Мы вошли и Док скомандовал:

— Закрывай!

Я навалился на массивную створку, она поддалась. К нам с недоумением обернулось с десяток человек: в основном конторщики, но имелась и пара посетителей — один, в роскошном бархатном плаще, смахивал на епископа, хотя в отношении разных церковнослужителей и жрецов город Глор удивительно бедствовал.

Док жестом поприветствовал аудиторию, дождался, когда я поднажму на вторую створку и огласил:

— Дамы и господа! Сохраняем хладнокровие, обычное ограбление. Всем руки вверх!

— Чего?! — изумились за зарешеченной стойкой.

— Деньги давай! — рявкнул доктор на туповатого клерка. — Ты здесь главный? Тебе первому башку и отстрелю! Остальным руки вверх!

Туземцы в замешательстве заглядывали в наставленные стволы ружья, не торопясь поднимать руки. Да, с пониманием ситуации намечались проблемы: большой арбалет произвел бы на жертв куда более нужное впечатление, чем наше невнятное оружие.

— Струйного самострела не видели?! — повысил я голос и вскинул пневм. — Ну-ка, пошевеливайся!

К счастью, пневматический пистолет послушно щелкнул и я не промахнулся. Стекло лампы над решеткой лопнуло, сверху закапало горящее масло.

— Тушим и отдаем «короны»! — распорядился Док. — А то я пальну!

Разница калибра ружейных стволов и скромного пневмо-плевателя очевидна и любому дикарю. Служащие неуверенно зашевелились, кто-то полез под стойку за деньгами, кто-то задрал руки, один из клерков поспешно накрыл лужицу горящего масла тряпкой и засыпал песком из специального ведра.

— Поживее, милорды! — посоветовал я, засовывая за пояс пневм и доставая из-под куртки части личного оружия. Этому были причины: баллон пистолета отчетливо шипел, немилосердно травя воздух после единственного выстрела. Боюсь, этому баллону самое место на дне бухты…

— Эй, вы, фокусники, знаете кто я такой? — высокомерно шагнул вперед человек в бархате.

— Вы — болван-тугодум? — предположил я, закрепляя импровизированную «спец-дубинку»-древко в металлической часть багра. — Еще шаг и брюхо вскрою. Кишки-то у всех одинаковы…

Укороченный багор со свистом крутанулся в моих руках. Вот это они понимали…

…В тишине звякали выкладываемые на стойку мешочки с монетами. Физиономии клерков оставались бледны, но относительно спокойны. Полагаю, «Глорский Океанско-Коммерческий» имел страховку, да и вообще служащие не обязаны подменять собой стражников.

— Складывай денежки, милейший! — потребовал Док.

— Куда? — проворчал кассир, вновь замедляя движения.

— В мешок!

— У нас тут не рынок! — обиделся клерк. — Нет мешков. Со своей тарой ходить нужно!

Док не нашелся, что сказать. Да, преступного опыта у нас было маловато, деталей не учли.

Я прыгнул к «епископу»:

— Снимай плащ!

— Это не плащ! — выпятил на меня тройной подбородок горделивый толстяк. — Не посмеете!

— Снимай и не глупи! — посоветовал я, видя, как его ладонь ползет к рукояти кинжала на поясе.

Острейшее граненое жало багра надавило на обширный подбородок.

Импозантный толстяк крепко выругался, но расстегнул пояс и принялся снимать свое одеяние.

— Прошу нас извинить, — молвил я, отдавая должное мужеству этого с виду рыхлого человека. — Нам нужно немного денег, вот и все. Мы в сложных жизненных обстоятельствах. Джентльмены, не стоит огорчаться. Все равно скоро все финансы Глора будут реквизированы в пользу Ее Величества королевы Виктории. Не сомневайтесь, уж мыто позаботимся, чтобы Глор стал британским! Отныне каждый час жизни города будет омрачен…

— Да подавись, врун мозглявый, — прорычал «епископ». — Поймаю, лично шкуру сдеру.

Я подхватил ком бархатного наряда — видимо, это действительно был не плащ, поскольку снимался через голову. Не суть важно, мешок получится неплохой.

Проскочив за решетку стойки — металлическая калитка оказалась не заперта — я швырнул бархат на стол:

— Увязывай! Э, да у вас, милейшие, денег с лихвой!

Под стойкой, в ячейках действительно покоилось десятки симпатичных мешочков с аккуратными надписями «50 кор.», «100 кор.» и так далее.

Кассир посмотрел на меня недобро, но я показал ему багор. Мешочки, позвякивая, принялись перекочевывать на бархат…

Наступившее молчание было нехорошим — я понимал, что в головах клерков идет простейший подсчет шансов. Стоит ли бояться непонятных стволов в руках одного из налетчиков, и нет ли смысла навалиться всей шайкой на негодяя с куцым багром в руках? За героизм при защите банковских денег, наверняка, причиталась недурная награда. О раздетом клиенте уже и не говорю — этот готов броситься и загрызть попросту зубами. Ну, кто виноват, что по жаркому времени столь состоятельный лорд не надел под бархат нижнего белья? Неловко вышло, конечно…

Полагаю, мне стоило проткнуть кого-то из конторщиков. Что будет убедительной демонстрацией. Беда в том, что я не хочу убивать людей, не сделавших мне ничего дурного. Еще хорошо, что в банке нет женщин — пугая леди, джентльмен окончательно перестает быть джентльменом.

В этот момент, когда все решали-просчитывали, и успех нашего преступления повис на волоске, откуда-то снизу послышалось загробное пение:

— Таханка, те ночи полные огня,

Таханка, зачем сгубила ты меня Таханка, я твой навеки арестант, Погибли юность и талант

В твоих стенах.

Меня охватила печаль — не знаю, что за роковая дама эта Таханка, но в напеве звучала искренняя, древняя и старинная грусть-тоска. Душевно. Но хуже всего, что пел приятный, пусть и слегка фальшивящий, женский голос. Только дамочек нам тут и не хватало…

Голос, конечно, не был загробным: в углу помещения угадывалась лестница, ведущая в подвалы банка. Мы все невольно обернулись к проходу вниз…

— Понаделали загородок, как будто спасут, — проворчала певица, прекращая пение и лязгая решеткой. — Эй, служивые, замыкай улей, я свое забрала.