Ночная Земля

Наконец едва слышным голосом она спросила меня, где искать Малую Пирамиду. И вновь отдалась воспоминаниям. По прошествии некоторого времени я заметил, что Наани никак не может проститься со всем, что прежде составляло весь ее мир, с погибшими друзьями.

И я молчал, глубоко сочувствуя Деве… Истинно, до самого конца вечности не найдется более человека, который увидит сей жуткий край, где моя Дева провела свою молодость, где осталась могила ее Матери, где погиб Отец и все, кто был близок ей. Смерть до сих пор гуляла по этой земле, забирая уцелевших.

Потом Наани затрепетала в моих руках, и я понял, что она старается сдержать слезы; и все же они хлынули — ведь я был рядом и обнимал ее, и ей некого было стыдиться.

Наконец я шевельнулся, желая показать, что пора начинать спуск, но Наани остановила меня на мгновение, чтобы попрощаться в последний раз, а потом, горько всхлипывая, повернулась спиной к своей родине вместе со мной. Скорбные воспоминания переполняли душу моей Девы, и память о пережитых ужасах и страшном одиночестве не оставляла ее. Поэтому я немедленно взял ее на руки, она спрятала заплаканное лицо на моей груди, и, не скрывая нежности, я целый час или более нес ее вниз. Наконец Наани притихла, и я понял, что она уснула в моих руках.

Так мы простились с этим Темным Краем — на веки вечные.

Глава XII Вниз по ущелью

Целый час нес я свою Деву вниз по ущелью, и уже настолько устал, что едва не падал и все спотыкался из-за предельного утомления.

Тут я сообразил, что пора мне немедленно найти место для ночлега, чтобы, заснув на ходу, не упасть вместе с Девой.

Присматриваясь к стенам ущелья, я шел этот час словно во сне; задремывал и просыпался, напрягая всю свою волю; ущелье казалось мне совершенно незнакомым, словно я вдруг попал в какую-то неведомую теснину.

Но наконец я увидел приметы, памятные мне по путешествию в ту сторону. Заметив огромное жерло, из которого бил рудый огонь, я вспомнил, что возле него находились пещеры. И то, как мечтал я тогда, чтобы мне было позволено выручить Наани из беды, и заночевать с нею здесь, в безопасности, на обратном пути.

Вы сочтете мою радость детской; однако твердо рассчитывать на удачу, на счастливый исход было просто немыслимо; но я все же мечтал об этом, если память меня не подводит. Я шел вперед. Позади большого жерла, по правую сторону от него, виднелись крохотные пещерки.

Их было семь в левой стене великого утеса, и любая из них могла стать для нас уютным и безопасным убежищем, если только мы сумеем добраться до нее.

Пока еще удача не оставила нас, и Силы Зла, царившие на просторах Ночной Земли, не повредили нам; однако надеяться на то, что так и останется впредь, я, конечно, не мог. Как знать, может быть, какое-нибудь чудовище уже преследует нас и заберет наши жизни во сне, если только мы не отыщем себе надежного укрытия. Лучше было бы спуститься подальше, однако этому мешала одолевавшая меня усталость. Если бы мы сумели устроиться в самой верхней пещере, не всякому чудовищу хватило бы силы добраться до нас, не предупредив шумом о своем приближении.

А потом его встретил бы Дискос, а он — враг могучий.

Теперь пора было просыпаться и Деве, и я поцеловал ее, разбудив легким прикосновением губ, и сказал, что нашел место, удобное для ночлега.

Еще в полусне она огляделась, пока я опускал ее на ноги, а потом принялась корить себя, что позволила мне нести ее по ущелью. Но я лишь снова поцеловал Наани, еще пошатывавшуюся со сна и такую хорошенькую. Поцеловав меня в ответ, она до конца проснулась и объявила, что любит меня — навеки и до смерти.

Потом я полез к верхней из пещер, велев Наани пока походить внизу, чтобы она размялась и совсем проснулась — иначе ей будет трудно лезть на скалу.

Проникнув в пещеру, я обнаружил, что в ней уютно и сухо, и сердце мое возрадовалось. В ней было тепло, потому что свет, исходивший от огненного жерла, согревал камни, делая пещеру в высшей степени пригодной для сна.

Спустившись к Наани, я сообщил, что лучшего укрытия нам не найти, а потом помог подняться наверх. Наконец мы устроились внутри пещеры, радуясь безопасности и теплу. Однако прежде чем отойти ко сну, я отстегнул ремешки с кисета и ранца и вновь спустился в ущелье. Отыскав там увесистый камень, я привязал его к спине, и вновь поднялся к пещере; Дева же, волнуясь, следила за мной. Наверху я пристроил камень у самого входа, поставив его так, чтобы малейшее прикосновение послало его вниз. Любое заинтересовавшееся нами чудовище, сбросило бы камень на дно ущелья — едва ли во вред себе, но шум должен был пробудить меня.

После мы собрались спать, и Наани расстелила плащ, чтобы мы могли лечь на него; ведь в пещере было достаточно тепло, и мы могли не укрываться.

Мне было все равно — ведь я не снимал панцирь — однако забота Девы растрогала меня, как ее нежелание разлучаться со мной даже на время сна. Потом мы легли, но прежде она поцеловала меня в губы, с любовью и скромностью. Кажется, мы уснули в одно мгновение.

Я проснулся через двенадцать долгих часов, разбуженный шипением воды. Девы возле меня не было, она уже занялась приготовлением нашей простой еды и питья.

Она приветствовала меня милым и ласковым смехом, в котором звучали любовь и радость, оттого что я проснулся после нее, и подошла ко мне, и поцеловала — ясная и любящая.

А потом, опустившись на колени, посмотрела на меня с любовью и лаской; и я сразу же понял, что Дева проснулась давно и все смотрела на меня, не желая тревожить мой сон. Ощущая великую нужду в любви, я обнял ее, и Наани, не противясь, пришла в мои объятия… милая, радостная и счастливая; по всему было видно, что она любит меня всем своим телом и душой. Но, как вы помните, я был в панцире и боялся, что неловким движением сделаю ей больно, пусть прочность моего панциря, как мне кажется, была приятна ее женскому сердцу.

Наконец Наани шевельнулась, чтобы подняться, и я не стал удерживать ее, потому что всегда считал себя не вправе посягать на ее милую Девичью Свободу, и в своих заботах о ней руководствовался только тем, что предписывают Честь и Добродетель.

Дева отошла от меня к чаше с водой и таблеткам, и, приподнявшись, я увидел, что камень мой неприкосновенным остался у входа в пещеру. Однако Наани велела мне, чтобы я оставался лежать, предоставив ей возможность побаловать меня. Еще она сказала, что снаружи нет никого; она уже выглядывала в ущелье и убедилась в этом.

Я повиновался и лег, позволив ей позаботиться обо мне. Наани подала мне чашу с водой и таблетки, и села возле меня, чтобы я мог припасть головой к ее ногам. И она поцеловала таблетку и дала мне, другой прикоснулась к моим губам, и взяла ее для себя. Мы ели и пили, и были счастливы… как бывают счастливы дети, когда у них легко на душе. А потом мы съели еще по таблетке — тем же самым манером.

Когда мы закончили трапезу, Наани велела мне встать. Поднимаясь, я едва не вскрикнул от боли, потому что закоченел во сне, и теперь ощущал и прежние ушибы, и новые. Четверорукий нанес мне куда более серьезные повреждения, чем показалось сначала. Наани явно предвидела это и заранее приготовила горшочек с мазью, чтобы растереть меня.