Ночник. 365 микроновелл

< Оля потом говорила, что я во сне кричал «уйдите!».

Просыпаюсь, чувствую себя ужасно. Встал. Голова кружится все сильнее. Ноги подкашиваются. Чтоб без подробностей – вдруг выключаюсь. Оля вызывает «скорую». Врач и санитар. Стаскивают по лестнице вниз. Едем с сиреной в клинику Пауля Страдыня. В приемном отделении отрубаюсь снова – асистолия, остановка сердца. Обстановка – как в сериале «Скорая помощь»: туча народу, трубочки и проводки, на морде маска, по груди щелкают током. Больно и трясуче. Откачали. Перевезли в интенсивную терапию.

Мужчина с седым ежиком говорит:

– Кардиостимулятор нужно ставить.

Я говорю:

– А вы кто?

– Доктор Ансаберг.

– Я должен посоветоваться со своим кардиологом, – говорю я. – С доктором Груздевым, если слышали.

– Как же, как же, – говорит доктор Ансаберг. – Конечно, слышал! Но только вам главное успеть.

– В каком смысле? – говорю.

– В прямом, – отвечает доктор Ансаберг.

И тут я отключаюсь снова. Опять щелчки, толчки и прочие манипуляции. Потом включаюсь, понимаю смысл и говорю:

– Да, пожалуйста, если вам не трудно.

– Ничего, это наша работа, – говорит доктор Ансаберг.

В два часа дня я уже был готов. В хорошем смысле слова.

С электрической машинкой в груди и немалым зарядом оптимизма в душе. >

И еще про сон.

На самом деле умирать не страшно, я это понял.

Это просто сон, яркий сон без сюжета, мелькание лиц, фигур, рук. Руки мужские и женские, в перстнях и кольцах, люди бегут вдаль и тянут меня с собою, и я бегу вместе с ними, и всё уходит в сильный оранжевый, чуть зернистый, очень красивый свет-туман, который густеет, темнеет и превращается в тугую искрящуюся тьму.

Наверное, страшно, когда тебе сообщают смертельный диагноз. Когда в тебя целятся из пистолета. Меня два раза грабили на ночной улице – в Нью-Йорке и в Москве. Было страшно – а вдруг ножом ударят?

А так, уходить в оранжевый дым, – нет, не страшно.

Буфет

Вернее, два. Сначала снилось, что я иду в буфет в гостинице «Balta Puce», где мы поселились позавчера. Там завтраки в буфете. Потом я во сне соображаю, что я не в гостинице, а в больнице. Смотрю в балконную дверь – а там тоже буфет, но очень красивый, со стойкой, уставленной разноцветными бутылками, с витриной, где разные яркие коробочки… И тоже во сне понимаю, что нет на балконе никакого буфета.

Второй сон. Бестолковые

Звоню какой-то женщине, своей хорошей знакомой.

Она берет трубку. Прошу позвать ее мужа. Он тоже мой друг, и на самом-то деле я звоню ему. Она говорит:

«А мы развелись. Верней, я его выгнала, он бестолковый!» Я страшно удивляюсь, бросаю трубку и звоню в Америку одному своему приятелю. Натыкаюсь на его жену. «Привет, Таня! Сережу позови». Она отвечает:

«Я его выгнала, он бестолковый!»

Ужас. И главное, совершенно несправедливо. Я не знаю, кто был этот первый, которого выгнала жена. Потому что во сне я все-таки соображаю, что в первом случае это фантазии и сны, нет у меня такой знакомой пары, которая приснилась, а раз это только сон, то вполне может быть, что этот мужик на самом деле бестолковый, и жена его правильно выгнала.

Но во втором случае мне приснились реальные люди.

Я хорошо знаю эту семью. Я знаю, какой Сережа хороший человек, ну просто во всех отношениях: любящий, добрый, заботливый, преданный своей семье; работает на хорошей фирме, много зарабатывает – да и вообще, что угодно, только не бестолковый. Я спрашиваю:

«А ну, честно! Изменил? Или это ты другого полюбила?» Она смеется: «Да где уж в нашем-то возрасте! Я же говорю: бестолковый». Загадки.

Вода

Снилось море, просто море, гладкое и прохладное.

Люди медленно гуляют по пляжу.

Второй сон. Испытание

Снилось, как в палате мужчина лежит в коме, рядом женщина, и врач расписывает ужас положения. Бессильный, прикованный к постели, руки-ноги отнялись – он это показывает, колет иголкой в ногу, в руку больного, но тот не реагирует. Врач говорит:

– Может быть, со временем он восстановится, но это будет чудо, понимаете, чудо, вероятность меньше одной десятой процента… Нет, конечно, через год-другой он научится отвечать мимикой, узнавать вас и других близких. Возможно, к нему вернется речь.

В ограниченных масштабах, так, едва-едва. Возможно – но только в принципе возможно, он даже овладеет навыками самообслуживания. Сам будет в туалет ходить, и даже сам душ принимать. Но таким, как прежде – умным, сильным, талантливым человеком, – он все равно не будет. Хотя, конечно, бывают чудеса… Но можно ли жить, рассчитывая на чудо?

Женщина спрашивает:

– Зачем вы мне это рассказываете?

Врач объясняет, что это его долг – предупредить. Говорит, что тут есть отделение для таких, как ее муж. Очень хороший уход и сравнительно недорого.

– Значит, он не выкарабкается? – говорит она.

– Я так не говорил. Я сказал: «Если он выкарабкается, это будет чудо», – отвечает врач.

– Понятно, – говорит она. – Тогда я его не буду забирать. Пусть лежит в отделении для слабоумных инсультников.

– Это ваше окончательное решение? – строго спрашивает врач.

– Да, – говорит она. – Потому что я видела, как вы мне показывали иголку, а руки-ноги ему трогали мизинчиком!

Она вцепляется ногтями больному в ногу, он шипит от боли и отдергивается.

– Ты, сволочь такая, меня испытывал! – кричит она больному. – Верная ли я жена? Так не будет тебе никакой жены!

Выбегает из палаты, хлопнув дверью.

Озеро

Какая-то занудная беседа с экологами. Меня во время разговора зло берет от их воплей о загрязнении среды, о чистом воздухе, лесах, реках и прочем. Во сне я с трудом сдерживаюсь, чтоб не сказать что-то совсем уж грубое, хамское: «Заткнитесь, надоело!»

Потом выхожу на улицу. Вроде бы обычная московская окраина, панельные дома, розовые от утреннего солнца. А за домами – огромное, сколько глаз хватает, озеро. Другого берега не видно. Но почему-то ясно, что это озеро, а не море. Подхожу ближе. Сверкающая серебряная вода. По берегам – ржавые кузова автомобилей и еще какая-то дрянь, лом и мусор. Редкие кустики травы сквозь асфальт. Асфальт здесь вместо песка, вместо пляжа. Растрескавшийся асфальт уходит под воду. Дети плещутся в этом озере, среди железного и бетонного мусора. Но вода при этом – чистая и прозрачная.