Ночной администратор

«Двадцать семь минут торричеллиевой пустоты между влюбленными. Между Джед, девушкой Роупера, и Джонатаном, моим солдатиком».

24

– Фаберже, – сказал Роупер, когда Джонатан спросил его, куда они едут.

– Фаберже, – процедил Лэнгборн.

– Фаберже, Томас, – подхватил Фриски с мерзенькой улыбочкой, когда они уселись на свои места. – Ты ведь слышал о знаменитом ювелире Фаберже, да? Ну вот туда мы и едем за хорошенькими штучками.

И Джонатан погрузился в размышления. Он давно уже знал о себе, что ему свойственно мыслить ассоциативно, а не последовательно. Например, он сравнивал зелень джунглей с зеленью Ирландии и приходил к заключению, что джунгли по этому показателю уложат Ирландию на обе лопатки. Он вспоминал, что в армейских вертолетах принято было сидеть на железной каске, чтобы нехорошие парни не могли с земли прострелить тебе яйца. И что на этот раз у него нет с собой каски – только джинсы и кроссовки и очень незащищенные яйца. Тогда, входя в вертолет, он чувствовал, что все у него внутри вибрировало, и он посылал последнее «прости» Изабелле и прижимал автомат к щеке. И сейчас он ощущал то же самое. На вертолетах именно потому, что они его пугали, он всегда предавался самым банальным философским размышлениям, например: я путешествую по жизни, я в утробе, но направляюсь к могиле. Или: Боже, если ты выведешь меня отсюда живым, я твой на... всю жизнь. Или: мир – рабство, война – свобода. Каждый раз, когда Джонатану приходил в голову этот последний трюизм, ему становилось стыдно и он начинал искать виноватого: например, Дикки Роупера, своего искусителя. «И с какой бы целью я ни оказался здесь, – думал Джонатан, – теперь я близок к ней, и Джед не будет завоевана, да и не понадобится ее завоевывать, и Софи не обретет покоя, пока я этой цели не достигну, потому что я действую – как, скажем, мы, поднаторевшие подписыватели бумаг, – от имени и по поручению обеих».

Он украдкой посмотрел на Лэнгборна, сидевшего за спиной Роупера, погрузившись в изучение многостраничного контракта, и его вновь поразило, как Лэнгборн оживает, едва почувствовав запах пороха. Это, конечно, не делало Лэнгборна более привлекательным в его глазах, но приятно было сознавать, что есть на свете что-то кроме женщин, что может вывести его из инертного состояния, – пусть даже наисовременнейшие средства массового уничтожения.

– Теперь, Томас, не пускайте мистера Роупера в плохую компанию, – предупреждала Мэг с трапа самолета, когда они перетаскивали багаж в вертолет. – Вы знаете, что говорят о Панаме, это Касабланка без героев, правда, мистер Роупер? Поэтому нечего вам притворяться героями. Никому это не нужно. Желаю вам хорошо провести день, лорд Лэнгборн. Томас, приятно было пообщаться с вами. Мистер Роупер, это не похоже на братские объятия.

Они набирали высоту, горы поднимались вместе с ними, пока они не попали в болтанку. Ни болтанка, ни высота не понравились вертолету, и мотор захрипел и заржал, как старая капризная лошадь. Джонатан вставил в уши пластмассовые затычки и услышал завывание бормашины. Воздух в кабине из ледяного стал сверхледяным. Они накренились над снежным гребнем и полетели вниз, как платановое семечко, пока не оказались над группкой маленьких островков, на каждом из которых виднелось по нескольку хибарок и красные дорожки. Потом опять море. Потом еще один остров, так быстро несшийся прямо на них, что столкновение с лесом корабельных мачт, которые либо разнесут вертолет на куски, либо перевернут вверх тормашками, казалось Джонатану неизбежным.

Но вот они уже скользят по границе двух миров – джунглей и моря. Над джунглями – голубые горы. Над горами – белые дымки орудийных разрядов. А под ними ровными рядами размеренно катятся белые волны между ослепительно зелеными язычками суши. Вертолет делает крутой вираж, словно уклоняясь от неприятельского огня. Квадратики банановых рощ, напоминающие рисовые поля, расплываются, и Джонатану видятся болота Арма. Пилот летит вдоль желтой песчаной дороги, ведущей к разрушенной ферме, где профессиональный наблюдатель превратил в месиво лица двоих людей и тем прославился на весь батальон. Они ныряют в поросшую лесом котловину, со всех сторон встают зеленые стены, и Джонатана безумно клонит ко сну. Начинается подъем в гору, уступ за уступом, над фермами, лошадьми, деревнями, людьми. Спускайся, достаточно. Но они не спускаются, а все набирают высоту, пока их со всех сторон не обволакивает облако, скрывая землю. Разбейся здесь даже большой самолет, джунгли все скроют, не успеешь еще долететь до земли.

«По-видимому, Тихоокеанское побережье их больше устраивает, – объяснял Рук восемь часов и вечность тому назад по телефону из комнаты 22. – Карибское побережье слишком легко прощупать радиолокаторами. Хотя если ты в джунглях, то это в общем-то не важно, потому что тебя уже как бы не будет существовать в природе. Главного инструктора зовут Эммануэль».

«Даже на карте не отмечено, – говорил Рук. – Местечко называется Серро Фабреджа, но Роупер любит называть его Фаберже».

Роупер снял кислородную маску и посмотрел на часы, как будто проверяя вертолет на пунктуальность. Полоса облаков осталась внизу, и вертолет быстро шел на посадку. Красные и белые шасси засасывались в колодец темного леса. Вооруженные люди в обмундировании смотрели на них.

«Если они возьмут тебя с собой, значит, опасаются оставить без надзора», – пророчески говорил Рук.

«Роупер сам объяснил мне это перед тем, как отправиться на „Ломбардию“, – подумал Джонатан. – Он не доверит мне и пустого курятника, пока я собственноручно не подпишу свой выход в тираж».

Пилот выключил двигатель. Коренастый «испанец» в защитной форме бросился вперед, чтобы приветствовать их. Несколько поодаль Джонатан увидел шесть хорошо замаскированных ангаров, каждый из которых охраняло по два человека, получивших, по-видимому, приказ оставаться в тени деревьев.

– Привет, Мэнни, – завопил Роупер, радостно выскакивая на бетонированную площадку. – Умираю с голоду. Ты помнишь Сэнди? Что на обед?

* * *

Они осторожно проследовали по тропе. Роупер возглавлял шествие, а коренастый полковник всю дорогу развлекал его болтовней, поворачиваясь к нему всем туловищем и то и дело для вящей убедительности, сжимая своей клешнеобразной ручищей его плечо. За ними крадущимся шагом индейца шел Лэнгборн, далее – инструкторы. Джонатан узнал двух англичан, с развинченной походкой, которые появлялись у Майстера под именами Форбс и Лаббок и упоминались Роупером как брюссельские парни. За ними следовали два похожих друг на друга рыжеватых американца, увлеченно беседовавшие с белесым Олафом. За ними – Фриски с двумя французами, которых Фриски, вероятно, знал и раньше. За Фриски шли Джонатан, Тэбби и парнишка по имени Фернандес со шрамом на лице и двумя пальцами на руке. «Если бы мы были в Ирландии, я бы решил, что ты разминировал бомбы», – подумал Джонатан. Пение птиц оглушало. Жара обжигала, как только они оказывались на солнце.

– У нас здесь самый высокий край в Панама, думай, – сказал Фернандес мягким восторженным голосом. – Никто не может сюда идти. Высота три тысячи метра. Очень крутая гора, кругом джунгли, ни дорога, ни тропинка. Фермеры из Требеньо тут были, дерева жгли, ржу сажали, ушли. Нет террора.

– Здорово, – вежливо отозвался Джонатан.

Секундное замешательство, которое Тэбби сумел преодолеть быстрее, чем Джонатан.

– Почвы, Ферди, хотел ты сказать, – мягко поправил он. – Это называется не «терра», а «почва». Здесь очень тонкий слой почвы.

– Люди из Требеньо – очень грустные люди, мистер Томас. Со всеми сражаются. Теперь они должны жениться на племя, которое им не нравится.

Джонатан сочувственно хмыкнул.

– Мистер Томас, сэр, мы говорим, мы старатели. Мы ищем нефть. Мы ищем золото. Мы ищем золотую жабу, золотого орла, золотого тигра. Мы здесь мирные люди, мистер Томас. – Раздался гомерический хохот, к которому Джонатану пришлось присоединиться.

Из-за стены джунглей Джонатан услышал пулеметные очереди и сухой шлепок взорвавшейся гранаты. Потом какое-то мгновение стояла полная тишина, опять сменившаяся лесным гомоном. Так было в Ирландии, вспомнил он: после взрыва все прежние звуки замирали до той поры, пока все не успокоится. Ветви над ними сомкнулись, и Джонатан очутился в туннеле Кристалла. Белые цветы граммофончики, стрекозы и желтые бабочки порой щекотали его кожу. Он вспомнил утро, когда Джед была в желтой блузке и словно коснулась его взглядом.

Отряд потных пехотинцев, трусивших мимо них вниз по холму с противотанковыми реактивными ружьями на плечах, вернул его к жизни. Во главе отряда бежал юноша со светлоголубыми глазами, в аборигенской шляпе. Но глаза его испанско-индейских подчиненных в злобном изнеможении были прикованы к дороге под ногами, так что единственное, на что успел обратить внимание Джонатан, пока они неслись мимо, была фанатическая изможденность их покрытых маскировочной краской лиц, кресты на шеях, запах пота и заляпанная грязью форма.