Ночной орёл

Убедившись, что Кожин полностью отбросил свою прежнюю скрытность, магистр феноменологии решил не терять времени на всякие обходные манёвры. Он был уверен, что никакого агравина у Коринты не было и не будет, что все это одни хитрости, которыми к-овский врач старается отвести внимание немецких учёных. Он, Лариш-Больц, знает, где надо искать истину, и найдёт её.

Желание магистра узнать правду о свободном полете не застигло Кожина врасплох.

— Честно говоря, господин магистр, я и сам не знаю, как это получалось. Раньше со мной никогда ничего подобного не было. Это всё работа доктора Коринты, — совершенно серьезно сказал он.

— Вы не хотите быть откровенным. Это мне не нравится. Я внимательно прочёл все материалы, привезённые штурмбаннфюрером Корингом из Б. Я знаю, что вы парашютист-десантник; я знаю, где был выброшен ваш десант и где нашли вас; я знаю про загадочный бесшумный снаряд, о котором барон фон Норденшельд прямо сказал, что это либо новый летательный аппарат, либо сам летающий человек. Одним словом, я слишком хорошо посвящен во всю вашу историю, чтобы пропустить даже самую маленькую ложь. Коринта тут ни при чём. Коринта только лечил вас. А теперь придумывает всякую чепуху, потому что боится за свою жизнь. Это он внушил вам все эти бредни про агравин?

Кожин с удивлением смотрел на феноменолога. «Ишь ты, бестия, как здорово всё подвёл! Не знай я Коринту, можно было бы и поверить!» — подумал он, соображая, что ответить Ларишу- Больцу. А магистр, заметив его замешательство, разошёлся еще больше:

— Но вы не должны попадаться на такой подлый трюк, господин Кожин. Вы должны ясно продемонстрировать, что главным лицом являетесь вы, а не Коринта. Доверьтесь мне, я желаю вам только большого добра и счастья… Итак, как же вы совершали полеты, господин Кожин?

— Не знаю, господин магистр. Я не могу летать сам по себе.

— Но ведь это смерть!

— Что же делать… Мне смерть не в диковинку. Я знаю, что это такое…

7

— Доктор Коринта, к начальнику! Быстро!

Смесь в колбе пузырилась, клокотала и быстро белела, превращаясь из розоватой в молочную… Черт! Не дают до конца довести реакцию!

— Передайте вашему начальнику, что я очень занят.

— Яволь, герр доктор! — рявкнул эсэсовец, стукнув каблуками.

— Можете идти!

— Никак нет, герр доктор! Мне приказано доставить вас в кабинет штурмбаннфюрера Коринга! У вас свидание с родственниками!

— С какими родственниками?

— Не могу знать, герр доктор!

Коринта выплеснул содержимое колбы в раковину водопровода, смыл всё водой.

— Пойдёмте! — кивнул он эсэсовцу и вышел из лаборатории. Идя по коридорам, доктор размышлял, кто мог узнал о его пребывании в лаборатории «НV». Так ничего и не придумав, он вошёл к Корингу. Вошёл и остановился как вкопанный.

На диване сидели Марта, её муж Курт Штильберг, а между ними — Индра.

— Индрушка! Доченька!

Девочка соскользнула с дивана, молча подбежала к отцу и, обняв его за шею крепко поцеловала в губы. Коринта почувствовал, как изо рта девочки в его рот проскользнул какой-то шарик. Сначала он удивился и хотел машинально выплюнуть на ладонь попавший ему в poт предмет, но вовремя спохватился. «Боже мой, какой я осёл!» — мысленно выругал он себя и, вынув платок, сделал вид, что вытирает глаза. При этом незаметно вытолкнул шарик изо рта в платок.

Коринг, наблюдавший эту сцену из-за своего рабочего стола, снисходительно улыбался. Марта смотрела на дочку и бывшего своего мужа с напряжённой серьёзностью. Только убедившись, что Коринта благополучно спрятал платок в карман и стал вполне отчётливо говорить с Индрой, она облегчённо вздохнула и тоже улыбнулась.

— Ну как тебе живётся, маленькая? — спросил доктор Коринта и, усевшись на стул, предупредительно поданный Куртом Штильбергом, принялся со всех сторон осматривать Индру.

— Хорошо, папочка! Нам всем хорошо живётся. Только по тебе я страшно соскучилась! Можно я буду чаще к тебе приходить? Ты ведь теперь тоже живёшь в Праге, к тебе не нужно ездить на поезде!

Коринте никто не мешал говорить с дочерью, никто не заявлял, что время его истекло, но он сам решил, что на первый раз достаточно. Простившись с Индрой, он сухо поклонился супругам Штильберг, поблагодарил Коринга и вышел из кабинета.

— До свидания, папочка! Я скоро опять приду! — крикнула ему вдогонку девочка.

— Приходи! Я буду ждать! — громко ответил Коринта и с такой поспешностью пошёл прочь по коридору, что эсэсовские стражи едва поспевали за ним.

Вернувшись в лабораторию, он побыл в ней для виду с полчаса, а затем удалился в свою комнату. Ему не терпелось посмотреть, что за шарик передала Индра.

Шарик оказался орехом. Присмотревшись к нему, Коринта заметил, что его половинки склеены. Осторожно расколов орех, он обнаружил маленький комочек папиросной бумаги. На бумажке было что-то написано мелким, убористым почерком. Коринта надел очки и прочёл следующее:

«Дорогой доктор! Друзья знают о вас и сделают всё для вашего освобождения. С вами ли Иван Кожин? Если с вами, то каково его состояние? Сообщите всё, что вам известно. Нам нужен хотя бы приблизительный план вашего объекта и точки эсэсовских постов. Ответ передайте тем же способом при очередном свидании с дочерью. Привет вам и Кожину от Горалека и Влаха. От меня Кожину особый привет! Не падайте духом. Ваша Ивета». Коринта несколько раз прочёл записку, пока не выучил её наизусть. Потом тщательно разжевал её, проглотил и запил водой. Хотелось сразу бежать к Кожину и поделиться с ним радостью, но он заставил себя прилечь на койку и успокоиться.

8

В этот день Кожин справлял печальное новоселье: утром его перенесли в новую палату. Комната была не меньше первой, но на окне была прочная решётка, а вместо кровати стояло какое- то диковинное спальное сооружение, сверкающее никелем и белой эмалью. Это и была кровать-весы, изготовленная по заказу профессора Гляйвица. Механизм весов был выверен с точностью до миллиграмма и реагировал даже на дыхание лежащего на удобной платформе человека: чуткая стрелка показателя неустанно металась из стороны в сторону. Увидев этот великолепный спальный прибор, Кожин невольно вспомнил самодельную кровать из десятичных весов и досок, на которой он спал под крышей лесной сторожки, и ему стало грустно. Как давно это было!

Когда в его палату пришёл для очередной беседы магистр Лариш-Больц, он набросился на него с упрёками:

— Вы же сами говорили, что весы — это идиотство! Зачем же вы позволяете надо мной издеваться, господин магистр?!

— Вы сами виноваты. Перестаньте упрямиться, и я сумею избавить вас от всех выдумок доктора Коринты. Да и от самого Коринты в придачу! Кровать-весы не входит в мою компетенцию. Этим занимается группа доктора-инженера Шумахера.

Но если вы откроете мне правду и мы проделаем с вами хотя бы один удачный опыт, я настою на том, чтобы вам предоставили нормальные условия. Сегодня я хочу продолжить наш вчерашний разговор.