Ночной поезд в Инсбрук

Как только рабочий день Эндрю закончился, они сели в его «лэндкрузер» и поехали в «Акрополь», затем в «Хилтон» и проверили еще пять отелей, надеясь, что Фрэнсис поселилась в од ном из них. Но им не повезло. Вернувшись в «Меридиен», они некоторое время сидели в машине на парковке.

— И что теперь делать? — спросил Эндрю.

— Не знаю. Не понимаю, почему она не остановилась в «Акрополе».

— Но ты же не стал там останавливаться.

— Ах, да. Но я ведь искал тебя, — мрачно пошутил он.

— Ты уверен, что она прошла мимо? Я в том смысле, что здесь тебе не вокзал Ватерлоо.

— ТЫ представляешь себе, сколько людей сходит с этого поезда? Тысячи. Она могла легко проскользнуть мимо, когда я смотрел в другую сторону.

— Вполне возможно. И если так оно и есть, то в Хартуме она недолго будет оставаться незамеченной.

Наступила еще одна бессонная ночь. Вместо того чтобы наверстывать упущенное, занимаясь любовью, Ричард метался в агонии. Такое впечатление, будто он кружился на воображаемой карусели, только никакой радости от этого не испытывал. Неужели он действительно не заметил Фрэнсис на вокзале? Они и вправду разминулись в то время, как их должно притягивать друг к другу, как магниты? И если так оно и есть, то в какой части Хартума ее искать? А если нет, то почему она не приехала на этом поезде? Так много ответов на последний вопрос крутилось у него в голове, что он отказывался принимать их в расчет. Но время от времени все сомнения уходили на задний план, и в свете рампы оставалась одна догадка: они потеряли друг друга. В Африке.

Как нелепо и страшно.

На следующее утро он пошел к Вебстеру рассказать о том, что разминулся с Фрэнсис на вокзале и что она, возможно, будет разыскивать его через посольство. Потом он снова пошел в «Акрополь», чтобы проверить еще раз, не появлялась ли она там и не оставила ли записки. Но ни Фрэнсис, ни записки не было. Ричард вернулся в «Меридиен» полностью раздавленным и попытался утопить мрачное предчувствие в кока-коле, осушив несколько стаканов. Но сколько бы он ни выпил газированной жидкости, ему было не заглушить свои самые страшные опасения.

Эндрю тихо подошел к поникшей фигуре, сидящей у бассейна.

— Как поиски?

Ричард покачал головой.

— Наверное, точно то же чувствуешь, когда она опаздывает на свидание.

— Откуда мне знать, как это бывает. Мы не назначали друг другу свиданий.

— Ясно. — Эндрю придвинул стул и сел. — Стадию ухаживаний миновали?

— Не совсем так. Просто так сложилось. Я никогда не приглашал Фрэн в ресторан и не пытался соблазнить светом горящих свечей. И нам не приходило в голову заняться любовью на заднем сиденье жука-«фольксвагена». С того дня, как встретили друг друга, мы только тем и занимались, что кочевали по странным и прекрасным местам, из отеля в отель. Она видела романтику в смене декораций.

— А вы живете в Лондоне?

— В том-то и дело, что только я живу в Лондоне. А она живет, где захочет.

Эндрю нахмурился:

— Как это?

— Она… Ну, понимаешь, она непоседа. Пока я занимался тем, чем занимается каждый здравомыслящий человек, — окончил колледж, устроился на работу, — Фрэн жила как бог на душу положит. Я не могу не зарабатывать на жизнь, а она не может жить без путешествий. Она подрабатывает для того, чтобы прокормить себя и отправиться дальше. А встречались мы, когда у меня был отпуск.

— И как долго вы так жили?

— Три года.

— Три года, — повторил Эндрю, пораженный до глубины души. — Вот это да! А как вы познакомились?

— Она подцепила меня в кафе в Гамбурге, — засмеялся Ричард. — Не знаю, что на меня тогда нашло. Подходит ко мне симпатичная девушка и говорит: «Готова поспорить, что вы ирландец!» Как ни странно, но для человека, который решительно не желает жить в Ирландии, она на редкость трепетно относится к родине. У нее подкашиваются коленки при виде ирландского флага на рюкзаке, и всегда старается достать свежий номер «Айриш Таймс». Но только не пытайтесь затащить ее домой.

— И все же вы умудрялись быть вместе, несмотря ни на что. Все мои романы заканчивались из-за моего образа жизни. Хотя, может, это и к лучшему. О какой семье может идти речь при такой жизни? А вам удавалось годами жить так далеко друг от друга и не порвать отношения. В чем секрет?

— Поверь, это было нелегко. Врагу не пожелаю. Помогло то, что я такой упертый. Это жизненно необходимо, когда имеешь дело с людьми, подобными Фрэн, когда имеешь дело с безбашенной Фрэн, как я ее называю. Она настояла на том, чтобы первые совместные летние каникулы мы провели в загуле, и я попытался, но не потянул такого затяжного праздника жизни, и ей пришлось изменить планы. Однажды я прилетел к ней в Турцию на Рождество, и застрял там надолго, и вернулся в колледж через две недели после начала занятий — и по уши в долгах. И потом как пошло-поехало. Дважды в год я выбирался к ней куда бы то ни было, и мы срывались в очередное безумное путешествие. Мы неплохо оттягивались тогда. Когда ты студент, то перемена места идет тебе только на пользу, но с годами изрядно устаешь мытариться по свету.

— Некоторые никогда не устают.

— Ага, если б только я знал об этом раньше. Мне уже начинало казаться, что Фрэн никогда не успокоится. Как только она добиралась до места назначения, ей хотелось сорваться куда-нибудь еще. Со временем я закончил университет. Сумма, которую я задолжал банку за учебу, равнялась выигрышу в лотерею. Папе пришлось поручиться за меня.

— А люди говорят, что за любовь не надо платить, — задумчиво произнес Эндрю.

— Ха! Любовь стоит до хрена, если западаешь на таких, как Фрэн.

— Могу поспорить, что твой отец очень обрадовался.

— Вообще-то он не возражал. Он считал, что вкладывает в меня деньги. Я самый младший в семье. Нас у него четверо. Обе сестры никогда не уезжали далеко от дома, пока не отправились в Австралию да там и остались. А мой брат никогда не путешествовал, но и работать не собирался. Поэтому отец и не хотел, чтобы меня переклинило либо в ту, либо в другую сторону. Он думал, что Фрэн мне подходит, что если я пошатаюсь без дела и увижу мир, то нагуляюсь и спокойно где-нибудь осяду поближе к дому, чем мои сестрицы. Ему и в голову не приходило, до какой степени он был прав. Фрэн измотала меня вконец.

— Так она живет в Турции?

— Не-а, она уехала из Турции давным-давно и направилась в Индию. Она увидела зловещее предзнаменование — что я никогда не буду таким, как она, — и поэтому попыталась скрыться от меня куда подальше. Я как будто держал в руках воздушный змей, который давно скрылся из вида, но я все равно его не отпускал.

— Да ты и впрямь упертый.

Ричард улыбнулся:

— Tы бы понял меня, если б увидел эту воздушную змею.

— И она никогда не скучает по дому?

— Совсем наоборот, Фрэн терпеть не может возвращаться домой. Мы провели прошлое Рождество с ее мамой в Дублине. По-моему, было очень даже неплохо. Никуда не надо спешить, ничего не надо делать. Никаких тебе карт, никаких расписаний. И не надо таскать на себе эти долбаные рюкзаки. Гуляешь по морскому побережью, смотришь телевизор, свернувшись калачиком в обнимку. Незатейливые радости жизни. Я только вошел во вкус нашей новой жизни, как уже через неделю Фрэн была как сковорода с попкорном. Не могла дождаться, когда же мы уедем.